После осознания этого часто возникает вопрос: а какая же тогда у вас инфляция? Ответ — инфляция в последние годы пусть и остается двузначной, но устойчиво снижается от уровня около 20% в направлении 10% — вводит собеседника в еще больший ступор. В нормальных экономических условиях при таких ставках и инфляции редкий бизнес-проект сможет продемонстрировать окупаемость.
Еще одна особенность белорусского финансового рынка — процентные ставки в последние годы стали чрезвычайно изменчивы. Динамику с 2012 года можно рассматривать как регулярное повторение схожих циклов: постепенное снижение процентных ставок (в большинстве случаев «ведомое» Национальным банком), а затем их резкий взлет, и цикл начинается заново.
Безусловно, такая ситуация болезненно сказывается на реальном секторе. Стоимость заимствований зачастую является запредельной для фирм: одни стараются вообще не брать у банка в долг, другие переориентируются на кредиты в иностранной валюте, кто-то, обслуживая кредиты, существенно теряет в доходности либо вовсе несет убытки. В такой атмосфере очень сложно утверждать бизнес-планы на будущее, ведь реальная стоимость заимствований может быстро измениться.
Просто констатировав указанные проблемы, сложно понять, что будет происходить на финансовых рынках в будущем и какие действия в рамках экономической политики стоит предпринимать. Очень важно понять причины сложившейся неординарной ситуации. Наиболее популярные в публичном пространстве интерпретации можно объединить в три группы.
Первую условно можно назвать «жадные банки». Сторонники такого подхода утверждают, что банки, имея определенную рыночную власть и информационные преимущества, манипулируют процентными ставками для повышения собственной рентабельности. В качестве аргумента в противовес такому подходу можно указать на достаточно устойчивый тренд в снижении рентабельности банков в последние годы. Кроме того, абстрагируясь от белорусских реалий, возьмусь утверждать, что для банков низкий уровень процентных ставок и их большая предсказуемость — гораздо более привлекательная среда, нежели та, которая фактически сложилась в Беларуси. Ведь в первом случае «среднее» качество заемщиков и предсказуемость финансовых результатов гораздо выше.
Вторую группу условно можно назвать «Национальный банк в качестве монетариста-радикала». Апологеты такого подхода указывают на то, что высокий уровень процентных ставок искусственно поддерживается Нацбанком, который сконцентрировался лишь на задаче снижения инфляции и достигает ее, принося в жертву состояние реального сектора. В радикальной интерпретации даже приходилось слышать симбиоз первого и второго подхода, предполагающий сговор коммерческих банков и Национального банка. Простым фактом, опровергающим это утверждение, является постоянное стремление Национального банка (причем не только при нынешнем руководстве) снижать процентные ставки, пускай и осторожно. Периоды снижения ставок в последние годы как раз и были следствием этого. Но рыночные реалии оказывали противодействие планам Национального банка.
Третью группу условно можно назвать «депозитная рулетка и жадные вкладчики». От представителей экономических властей приходилось слышать, что домашние хозяйства, пользуясь своей властью на рынке депозитов и возможностью изменять валюту вкладов, в 2011 и 2012 году взвинтили реальный уровень доходности по вкладам, а потом настолько привыкли к нему, что уже не в силах отказаться. В качестве простейшего возражения этому подходу можно констатировать, что после валютного кризиса 2011 года домашние хозяйства существенно сократили долю рублевых депозитов и, несмотря на колебания процентных ставок, преимущественно предпочитают более предсказуемый в реальном выражении доход по долларовым депозитам.
Берусь утверждать, что каждая из приведенных выше версий учитывает лишь отдельные «симптомы болезни», но имеет мало общего с фактическими причинами. Ключевая причина, объясняющая высокие и нестабильные процентные ставки, — это высокие и нестабильные инфляционные ожидания. А они чрезвычайно важны для формирования процентной ставки. В теории номинальную процентную ставку зачастую представляют как сумму ожидаемого к получению реального дохода и ожидаемой инфляции. Например, если вы считаете приемлемой доходность 3% годовых и ожидаете 12%-ную инфляцию, то приемлемой ставкой будет ставка не ниже 15% годовых. А если ориентир на будущее «сбился» и вы вполне допускаете, что инфляция может быть как 12%, так и 25%? В этом случае деньги в банк вы понесете лишь при условии, что он обеспечит вам желаемую реальную доходность при худшем развитии событий, то есть ставка должна быть не менее 28% годовых.
В исследованиях нашего центра BEROC мы показываем, что валютный кризис 2011 года нарушил сложившиеся ориентиры для будущего практически у всех экономических агентов. В результате инфляционные ожидания экономических агентов, во-первых, существенно выросли и остаются очень высокими вплоть до сегодняшнего дня, несмотря на снижающуюся фактическую инфляцию, а во-вторых, стали очень нестабильны (экономические агенты стали гораздо более чувствительны к внешним шокам, новостному фону и т. п.).
Высокие и нестабильные инфляционные ожидания являются ключевой причиной высоких процентных ставок. Если эту ситуацию принять как должное, то в периоды, когда фактическая инфляция ниже ожидаемой, экономика будет нести потери в выпуске (что и происходит в последние годы). При этом реальные ставки будут по-прежнему высоки и нестабильны. Если проигнорировать ожидания и снижать ставки вопреки им, то очень быстро фактическая инфляция догонит ожидаемую, а затем может начаться их «гонка», которую часто также именуют «инфляционной спиралью». Причем в конечном итоге это также обусловит и потери в выпуске. Если выбирать между лишь двумя перечисленными вариантами — потери в выпуске или же потери в выпуске с высокой инфляцией, — первый, безусловно, является меньшим злом.
Однако такой выбор из двух зол, на мой взгляд, это сам по себе плохой выбор. Полагаю, более правильной будет постановка вопроса: почему инфляционные ожидания столь высоки и нестабильны и что нужно сделать, чтобы их снизить и стабилизировать? Ответ на последний вопрос кроется в весьма простой дефиниции, имеющей колоссальное значение для экономики, — доверие. Высокие и нестабильные ожидания отражают простой факт — многие экономические агенты утратили доверие к экономической политике (причем не только и столько к политике Национального банка, а скорее к экономической политике в целом).
Возвращаясь к изначальному вопросу — символизирует ли деноминация собой новый этап в развитии финансового рынка, и, в частности, в динамике процентных ставок, — полагаю, что его следует переформулировать. В измененном виде это вопрос уже не столько к экономистам, сколько к каждому гражданину Беларуси: рассматриваете ли вы деноминацию как символ восстановления доверия к экономической политике? Ответ общества на этот вопрос во многом предопределит динамику процентных ставок в будущем.
Читайте также:
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by