Южная Америка подарила миру не только великолепных футболистов, от техники которых сходила с ума вся планета, любимую нами картошку и элегантное танго, но и целую плеяду прекрасных писателей, чьи книги сейчас без особого труда можно найти на полках белорусских книжных магазинов. К примеру, того же аргентинца Хулио Кортасара — большого интеллектуала и экспериментатора от литературы.
Читать на OnlínerДо поры до времени Кортасар считался мастером коротких рассказов, но в 1963 году вышел его второй — крайне необычный — роман «Игра в классики», в итоге ставший одним из центральных произведений испаноязычной литературы XX века.
В дальнейшем аргентинец напишет множество рассказов, выдаст еще четыре романа, но именно «Игру в классики» сам будет называть самым важным своим произведением. Про что эта книга, в чем ее уникальность, как она читается, для кого написана и не словесный ли это бред? Ответы на эти и другие вопросы в рамках «Книжного клуба» помогла найти наш литературный эксперт Наста Карнацкая.
Сейчас на слуху другая литература, и имя Кортасара как будто отошло на второй план. Но около 50 лет назад он был очень востребованным писателем в среде прогрессивных европейских студентов и его, как кинозвезду, тормозили на улице, выпрашивая автограф. Молодежь нескольких поколений привлекали его стойкая гражданская позиция, интеллектуальная проза, которая буквально нашпигована различными деталями и отсылками к другим культурным артефактам, и по-бунтарски необычная манера повествования. Кортасар создавал нечто совершенно отличное от прошлого литературного опыта, и эти эксперименты бодрили читателя, уставшего от классики. Читать Кортасара было модно. И даже если ты не понимал, что у него там написано, то сама попытка погрузиться в мир писателя считалась делом почетным и важным.
Но Кортасар, конечно, не всегда был суперзвездой. Слава пришла к нему лишь после 50. Его биография соткана из сотен удивительных и любопытных фактов, складывающихся в пестрое и необычное полотно. Загадка кроется даже в его фамилии.
— Один из самых необычных фактов связан именно с ней, — говорит Наста Карнацкая. — Кортасар долгое время прожил в Париже, и из-за этого многие теперь думают, что ударение в фамилии писателя нужно ставить по французской традиции — на последний слог. Но это крайне распространенная ошибка. Он латиноамериканец, и ударение ставится на первую букву «а». Сам писатель произносил свою фамилию именно так.
Вот еще парочка фактов, которые позволят лучше понять его творчество.
Кортасар был одним из тех писателей, которые прорубали латиноамериканской литературе окно в Европу. И сделал он это помимо прочего благодаря крайней необычности своих произведений.
— Кортасара вместе с Борхесом и Маркесом относят к латиноамериканскому буму — движению, благодаря которому писатели из Южной Америки стали широко известны в Европе, — объясняет Наста Карнацкая. — На этих авторов ощутимо повлиял североамериканский и европейский модернизм, а ко всему этому добавился латиноамериканский колорит.
Эти писатели бросили вызов классической литературе и создавали очень экспериментальные произведения. В чем-то они даже напоминают наше литературное объединение «Маладняк» (существовало в двадцатых годах прошлого века. — Прим. Onlíner). Пользуясь европейским литературным достоянием, они бросали вызов классическим традициям и стремились таким образом поднять свою литературу на новый уровень.
Кортасар активно экспериментировал с формой подачи текста и в итоге выпустил книгу «Игра в классики» — настоящий роман-конструктор. Как считает собеседница, никто из известных предшественников ничего в подобной стилистике прежде не создавал. «Игра в классики» — это фактически два произведения под одной обложкой. Во вступлении автор предлагает несколько вариантов прочтения книги. Первая часть, по его словам, должна читаться обычным образом и заканчиваться на 56-й главе, а вторую необходимо читать по схеме, которую придумал сам автор.
Эксперты окрестили произведение «антироманом» — так в литературоведении называют тексты, в которых автор, к примеру, отказывается от последовательного изложения сюжета и даже нарушает грамматические нормы, пытаясь тем самым на своем примере разбить роман как жанр.
— Поначалу Кортасар тоже давал своей книге такое определение, однако потом ввел для нее другое понятие — контрроман, — уточняет Наста Карнацкая. — По мнению автора, у термина «антироман» негативный смысл, поскольку [такой текст] пытается разрушить сам жанр. А писатель, наоборот, считал, что роман — это одна из самых привлекательных и наиболее плодовитых литературных форм.
В «Игре в классики» рассказывается история жизни аргентинского переводчика, интеллектуала Орасио Оливейры. Действие романа происходит в 1950-х годах в Париже и Буэнос-Айресе. На протяжении всей книги Оливейра философствует, размышляет о фундаментальных вопросах. Он повествует о своих отношениях в Париже с симпатичной девушкой Магой, которая далека от интеллектуальных рефлексий и восхищается умом Орасио, о встречах с богемными товарищами, называющими себя Клубом Змеи.
В итоге Мага пропадает, Орасио возвращается в Аргентину, где продолжает общение со своим старым другом Маноло по прозвищу Путешественник и его супругой Талитой. В какой-то момент Маноло приревновал Орасио к жене, и Оливейра даже попытался покончить жизнь самоубийством, однако концовка романа остается открытой, и автор сам предлагает читателю определиться, что же в итоге произошло с главным героем.
— Произведение вмещает в себя очень много тем. Главный герой достаточно размышляет, ностальгирует, пытается найти смысл жизни. Он, как будто играя в классики, переходит с клетки на клетку, отвечая на вопросы, но в итоге у него ничего не получается, — размышляет Наста Карнацкая. — У этого произведения, конечно, есть сюжет, но, на мой взгляд, пересказывать его бесполезно. Благодаря экспериментальному стилю читать роман можно в разной последовательности, и у этих частей есть несколько концовок и своя структура.
И читатель в некотором роде сам участвует в создании произведения в зависимости от последовательности глав.
Если «Процесс» Кафки, который мы разбирали в прошлом выпуске «Книжного клуба», был написан простым языком и без зашкаливающей детализации, то у Кортасара все совершенно иначе. Он насыщает текст огромным количеством фактов, фамилий, отсылок на другие произведения искусства и культурные феномены, перечисляет названия улиц Парижа, по которым гуляют герои.
— Кортасар был большим интеллектуалом, много читал и знал огромное количество литературных произведений, — подчеркивает Наста. — И «Игра в классики» — это то произведение, которое невозможно читать без сносок. Солидную часть книги составляют объяснение фамилий, встречающихся в романе, цитаты из других текстов. Это невероятно насыщенный роман, который навевает мысль: а должны ли мы вообще все это знать? Кортасар специально играет с читателем, включив в книгу такой объем информации. Возможно, это сделано для того, чтобы тот стремился к более высокому уровню развития, как и герой, который постоянно пребывает в размышлениях, пытаясь ответить на возникающие вопросы.
Если говорить о литературе, то в книге, к примеру, нашлось место Набокову, Бодлеру, Рембо, По, Достоевскому, Гомеру, а если об искусстве — ван Эйку, Рембрандту, ван дер Вейдену. Но это еще не все. Хулио был страстным меломаном, и его герои слушают классическую музыку и джаз. В произведении, например, упоминаются знаменитый саксофонист Чарли Паркер и необычный пианист Телониус Монк.
Наста Карнацкая объясняет, что интерес писателя к джазу неслучаен. Кортасар любил и очень ценил джазовую импровизацию, когда музыкант создавал новое произведение, считай, в момент его исполнения. Иногда кажется, что в «Игре в классики» автор сам переходит на импровизацию, на первый взгляд необработанный поток сознания. И произведение содержит экспериментальные главы, в которых Кортасаром целенаправленно допущены грамматические ошибки.
Время от времени он даже прибегает к различным интеллектуальным шуткам и сравнениям. И если ты не в курсе понятий, которые использует автор, то вряд ли что-то поймешь. Вот самый простой и банальный пример. В одном из своих размышлений Орасио Оливейра говорит: «Меня, например, поражало, что Маге пришла фантазия назвать своего сына Рокамадуром».
Неизвестно, что конкретно удивило Орасио. Возможно, то, что Рокамадур — это название козьего сыра и городка во Франции, куда частенько съезжаются католические паломники, и называть так ребенка действительно странно.
Экспериментами писателя не только восхищались, их и критиковали. При прочтении «Игры в классики» может сложиться впечатление, что Кортасар занимается самолюбованием и намеренно выпячивает свой интеллект. В частности, известному российскому писателю, литературному критику Дмитрию Быкову он явно пришелся не по вкусу. Отвечая на вопрос журналиста о творчестве Борхеса и Кортасара, он сказал следующее:«У обоих есть замечательные тексты, но общее впечатление выпендрежа и завышенного самомнения никуда не девается. Читая их, вы ощущаете себя ужасно сложным, начитанным, скептичным, нонконформистским, старым, как вся мировая культура, и одновременно молодым, как бунтующая Сорбонна. Писатели для недоучившихся студентов 1960-х. Ничего личного».
Наста Карнацкая согласна, что Кортасар вполне мог покрасоваться своим IQ перед аудиторией, но при этом не видит в этом ничего плохого, так как это может быть просто выбором писателя или специфической литературной игрой, в которую он хочет втянуть своего читателя. Что любопытно, Кортасар даже сам размышлял, а не тяжел ли он для восприятия, и задавал себе вопрос на эту тему в позднем рассказе «Апокалипсис Солентинаме»: «Я давно уже догадываюсь, что последнее интервью мне устроят у дверей загробного мира и вопросы будут точно такими же, будь интервьюером хоть сам святой Петр: не кажется ли вам, что там, внизу, вы писали для народа слишком недоступно?»
Роман насыщен огромным количеством размышлений про отношения, эстетику и нелепость происходящего. Кроме того, Кортасар очень образно и эстетично характеризует Париж, упоминая известного швейцарского художника Пауля Клее:
«Париж — это почтовая открытка с рисунком Клее за рамой мутного зеркала».
А вот так необычно Орасио Оливейра описывает отношения со своей девушкой Магой:
«Я чувствовал себя антагонистически близким Маге, наша любовь была диалектической любовью, какая связывает магнит и железные опилки, нападение и защиту, мяч и стенку».
Орасио Оливейра очень много размышляет в книге про абсурдность поиска смысла существования и тщетность происходящего — местами крайне пессимистично:
«Бывают жизни, похожие на литературные статьи в газетах и журналах, поначалу всего так много, а кончается все облезлым хвостиком, где-то на тридцать второй странице, между объявлениями о распродажах и рекламой зубной пасты».
Или вот:
«Жизнь — она такая и есть, поезда, которые увозят и привозят людей, а ты стоишь на углу с мокрыми ногами, слушая, слушая механическое пианино и слыша чей-то смех сквозь освещенные окна зала, куда войти не всегда хватает денег».
По словам Насты, книга крайне сложная для перевода, и американец Грегори Рабасса в 1966 году даже получил престижную Национальную книжную премию за перевод Кортасара на английский язык. Адаптации на белорусский язык, увы, пока нет, и я, как и многие другие, читал «Игру в классики» на русском.
Впервые я сделал это еще в студенчестве. Напластование фамилий и интеллектуальная напыщенность автора очень привлекли меня, однако, буду честен, читалось непросто, и я несколько раз перечитывал страницы, чтобы уловить суть и смысл огромных воспоминаний и размышлений о жизни Орасио Оливейры, в облике которого некоторые нередко видят самого Кортасара.
В итоге я сдался, когда увидел, что в старой книжке, которую я на время позаимствовал в жодинской библиотеке, кто-то наглым образом вырвал целую главу. Мне показалось, что я даже обрадовался, что какой-то странный человек в тот момент заблокировал мои тщетные попытки познать Кортасара. Для меня это был ярко выраженный артхаус в литературе, понять который не хватало ни усидчивости, ни желания.
В итоге я вернулся к книге намного позже и почувствовал, что со временем она пошла намного легче. И, на мой взгляд, этот опыт стоил того — как минимум чтобы узнать и понять, что за книга повлияла на развитие представителей латиноамериканской литературы и других писателей-нонконформистов.
А вот что думает о чтении романа Наста Карнацкая:
— Это произведение действительно не для тех, кто любит читать исключительно ради отдыха. Это литература более высокого уровня, она требует большей вдумчивости и концентрации внимания. Поэтому, возможно, далеко не каждому стоит знакомиться с творчеством этого писателя. Знаете, это как высокая кухня в сравнении с обычным блюдом с картофелем и мясом.
И человек, который, условно говоря, любит просто картошку, может не понять эти кулинарные изыски. Это дело вкуса, но в этом нет ничего плохого. Если же вы собрались читать «Игру в классики» в первый раз, то я советую для начала прочитать в обычном порядке, а потом можно прочитать книгу в том виде, в котором предложил автор. Благодаря этому произведению можно как минимум совершить замечательное путешествие в Аргентину и Париж, атмосфера которых прекрасно передана в книге.
И да, у нас есть уютный чат «Книжного клуба». Там общаются люди, которые любят читать и говорить о литературе. Присоединяйтесь. Это хорошая возможность обсудить Кортасара и других писателей.
Читайте также:
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро
Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ng@onliner.by