---

«За выступление на закрытом мероприятии могу взять €10 тыс.»

— Как твои дела?

— Классно! Очень здорово. Я выбрался к своему другу, у которого давно хотел погостить, а он для меня даже приготовил сюрприз: мы гостили не у него, а поехали на Браславские озера. Я в полном кайфе!

— Какие впечатления у тебя остались от Браславских озер?

— Там очень хорошо. Я посмотрел Беларусь — широкую, красивую, чистую, без суеты и того столпотворения, которое я всегда чувствую в Москве. Мне обидно за Москву и немножко завидно: здесь так спокойно, аккуратно, нет бычков на улицах. Радостно за вас. Мне очень нравится Беларусь и Минск, и это сейчас не дежурные слова.

— Нам тоже бывает обидно, потому что «чистый город» — это первый и часто единственный комплимент Минску. Какие еще есть вещи, которые тебя зацепили?

— Как говорится, встречают по одежке. Я не пожил у вас: я общаюсь с людьми, у меня здесь есть друзья. Я не понимаю, а почему это обидно? Можешь пояснить?

— Потому что обычно на этом комплименты заканчиваются. И когда слышишь про чистоту в тысячный раз, создается впечатление «дежурного» комплимента.

— Не в моем случае. Я действительно под впечатлением.

— Про Браславские озера говорят, что это действительно очень красивое место, но при этом очень дорогое. Ты это почувствовал?

— Нет, я не почувствовал этого совсем, потому что меня пригласили друзья. Насколько я понял, это была открывающаяся курортная усадьба-отель, которая любезно приняла нас в гостях и содержала в эти дни. Так что дороговизны я не заметил, но приценился, чтобы вернуться, потому что мне очень понравилось здесь. Не дешево, но в то же время лучше, чем поехать на какой-то банальный курорт.

— Банальный курорт — это что?

— Турция, Египет, Кипр, Таиланд — наезженные места, обычные и банальные. Мне нужно спокойствие, робинзонство, и Браславские озера удовлетворяют этим требованиям.

— Твои первые мысли, когда ты получил приглашение выступить на Европейских играх.

— Не я принимал это решение, а мой концертный директор, которому я доверяю и который советуется со мной только в спорных моментах. В принципе, у нас взаимоотношения на уровне «В каком аэропорту мы встречаемся в пятницу с утра?». Я стараюсь не углубляться и делегировал эти обязанности ему. Но я рад, что это был не клуб. У меня перерыв был серьезный: наверное, я год не был в Минске, и это необычно, потому что раз в полгода я всегда выступал здесь. Зато вернулись вот так, по-серьезному: хорошая площадка, классный звук. Говорят, что и с трансляциями.

— Многие жаловались на отсутствие публики в фан-зоне.

— Я бы не сказал. Смотря с чем сравнивать. Было маловато, честно говоря, когда мы начали выступать, и во время выступления народ только прибавлялся. Думаю, это комплимент мне как артисту: не распугал народ, а наоборот, привлек. Под конец было очень здорово и симпатично.

— Ты вообще слышал что-нибудь про Европейские игры до того, как получил на них приглашение?

— Нет, врать не буду. Узнал в процессе, буквально за полчаса до мероприятия. У меня достаточно плотно все: я приехал из Геленджика, где у меня ночью был концерт. Перелет через Москву, без сна — и сразу вечерний концерт в Минске. Меня проинструктировали, рассказали, что это такое серьезное мероприятие. Друзья мои были на открытии, показали мне кадры, насколько все это масштабно и интересно. Здорово! Желаю, чтобы эта инициатива сработала и оправдала себя.

— Насколько напряженный сейчас у тебя концертный график?

— Для меня он вполне комфортный. Все выходные заполнены, и это то, что меня устраивает: по одному-два концерта в неделю.

— Можно сказать, что ты сейчас набираешь прежнюю концертную форму?

— Я ее не терял.

— Все-таки у тебя в карьере был десятилетний перерыв.

— Был, но закончился года четыре назад. Тьфу-тьфу, боюсь спугнуть, но мне все нравится — это золотая середина. Мне нравятся моя автономность, независимость от попаданий в эфиры и заигрываний с новой аудиторией, отсутствие суеты. Мне нравится, я живу своей жизнью, но готовлю себя к уплотнению графика, к новым серьезным работам — настраиваю себя так и нахожусь в процессе набирания оборотов.

— В свой коммерческий пик ты за выступление на вечеринке брал €10 тыс. Насколько скромнее этот гонорар сейчас?

— Во-первых, произошла серьезная инфляция. Во-вторых, €10 тыс. — это «заказники» какие-то в разные периоды. В-третьих, эти €10 тыс. можно было долго ждать: либо ты сидишь на большой цене и выступаешь реже, либо снижаешь планку и выступаешь каждую неделю. Я сделал выбор в пользу работы, даже сменил в какой-то момент своего директора и взял более подвижного, молодого и интегрированного в соцсети, не настолько разбалованного гонорарами и спросом. И дал ему задание, чтобы концертов было много, чтобы он был более гибким по цене, чтобы я и моя группа постоянно работали и были в тонусе. Мне это нужно для жизни, для ощущения, что я функционирую как артист.

Концерты бывают разные. Если это какое-то закрытое мероприятие, нужно куда-то далеко поехать на какой-то день рождения или свадьбу, то цена может быть примерно такой же. А так она в два или два с половиной раза меньше. Зато это может быть два-три концерта в неделю.

— Насколько регулярно случаются билетные концерты?

— Не работаю, не связываюсь. По моим ощущениям, на билетные концерты больше ходит молодая публика, а на меня скорее идут в клуб взрослые люди.

— Которые тусовались в клубах в 2006 году, да?

— В том числе. Я работаю в основном в клубах за фиксированный гонорар. Билетные концерты… Сталкивался несколько раз, но мы стараемся не нагружать себя этими лишними хлопотами: отслеживать кассу, следить за рекламой и так далее. Ну и я по большому счету достаточно специальный артист: нельзя сказать, что меня много в эфирах, чтобы народ собрался и пошел на концерт.

— Насколько я понял, у тебя даже в период популярности альбома XL было не так много билетных концертов.

— Да, их практически и не было. Наверное, раньше, когда была вся эта «Bad B. Альянс»-тема, мы работали билетные концерты: всей командой ездили в ледовые дворцы. Но в основном в клубах.

«Мы так удивляемся истории Голунова, будто это что-то новое»

— На альбоме «Молодой король» ты сравниваешь себя с Бигги и Тупаком. Не слишком амбициозно?

— Это юмор, гипербола. Ну и потом, кого удивишь выкатыванием яиц в рэпе?

— Тебе, с другой стороны, есть что выкатывать: тебя называют человеком, который сформулировал русский рэп. Ты себя таким человеком ощущаешь?

— Не знаю. Скажем так, я этим переболел. Буду кокетничать, если скажу, что не делаю на это ставку и это не часть моего образа и набранные мной баллы, который глупо не использовать. Да и потом это правда: я занимаюсь этим очень давно и, наверное, сделал что-то для развития жанра как минимум. Но я не увлекаюсь: мне интересно дальше как-то расти с этой позиции.

— Изначально ты не особо верил в то, что рэп может звучать на русском языке. Особенно упертые люди и в 2019 году так считают и доказывают, что рэп — это музыка гетто. Был ли русский рэп в начале девяностых самодостаточным социокультурным явлением? Или калькой лучших образцов западной культуры?

— С кальки начинается все. Всегда чему-то подражаешь, когда учишься. Я до сих пор фанат американского рэпа и делаю свою версию, но стараюсь наполнять это человеческим месседжем, своими собственными мыслями — говорить какие-то серьезные вещи, которые могут людей взволновать, объединить, заставить спорить, думать. Но я никогда не отказываюсь от того, что я простой парень, который однажды зафанател от рэпа и фанатеет от него до сих пор. Я постоянно слушаю старые и новые альбомы, разбираюсь во всем этом, изучаю, учусь, подражаю.

Социальное ли это явление? Это в любом случае социальное явление: все, думаю, кому-то подражают. Пушкина обвиняли в том, что он копирует Байрона, у любой группы есть свои ориентиры и авторитеты, с которыми можно ее сравнить. Это такой непреложный принцип, и одно не исключает другое. Но я стараюсь задумываться и наполнять чем-то важным, добавлять философию в свою имитацию по-прежнему, которая все меньше становится имитацией и, наверное, все больше — моим собственным голосом.

— Про имитацию… В самом начале тебя сильно волновало, что ты не парень из гетто, а человек из интеллигентной московской семьи?

— Если уж говорить честно, то мы все из гетто и бедноты. И то, чего я насмотрелся в лихие девяностые, когда взрослел и начинал делать музыку, — это абсолютно сравнимо. Думаю, нашим историям даже позавидовали бы на Западе.

— Например?

— Бандитизм, так называемый произвол полиции, на котором строится протест американского рэпа. У каждого из нас таких историй очень много.

— Тебя конкретно это как-то касалось в те времена?

— Да, конечно. Всесильность милиционера… Подбрасывали с доисторических времен. Мы так удивляемся истории Голунова, будто это что-то новое, хотя это с детства нам всем знакомо до боли.

Повальная наркомания, алкоголизм, бедность, ограниченность их самореализации. Героиновая эпидемия скосила многих — каждую неделю в подъездах умирало по несколько человек, и все это я видел своими глазами. Драки, преступность, боязнь пойти в соседний район, агрессия…

— Насколько я понял, ты и сам перепробовал все наркотики.

— Не настолько.

— Чем ты ограничился?

— Травой и какими-то веселящими таблетками, и то когда жил в Праге сильно позже девяностых. Тогда эта тема меня не коснулась никаким образом: я всегда занимался спортом. Ну а алкоголь не смог обойти, потому что некий культ существует — не зря это называют русской болезнью. Нужно было доказать свою прочность, выпивая стакан водки. До какого-то момента это было весело и рок-н-ролльно.

Вот траву я курил очень много. Примерно с началом моей звездности, во времена «Bad B. Альянса» я стал много курить. А в Праге вообще время суток считается джойнтами, а не часами. Но опиаты и другие серьезные наркотики я не употреблял, хоть и соприкасался посредством наблюдения за своими друзьями. Грюндик (участник группы «Рабы лампы», умер в 24 года от передозировки героином. — Прим. Onliner), мой ближайший друг… На моих глазах происходили все его возлияния. Он же был убежденный, эстетический джанк. Это было сплошь и рядом: дети-подростки, валяющиеся шприцы. Я, конечно, благодарен судьбе и воспитанию за то, что как-то сумел это обойти. Никогда не было ни желания, ни соблазна.

— А когда ты понял, что у тебя есть проблемы с алкоголем?

— Человек это понимает после каждой крепкой выпивки.

— Но не каждый останавливается.

— Да, не каждый. Это продолжалось, пока было весело и созидательно для самоощущения и рок-н-ролльности. А когда перестало, пришлось расставаться. Сначала плавно, а потом я понял, что плавно не работает, и закрыл для себя эту тему достаточно легко.

Но я не могу сказать, что была проблема. Мне нравился стиль жизни: общение, клубление. Может быть, я вырос и теперь спокойно могу обходиться без шумных вечеринок, застолий — нашел, чем это заменить: спортом, творчеством, семьей.

«Через ребенка и детский рэп мы детей и приручили»

— Стык тысячелетий — это мощный взрыв в русском рэпе. Куча коммерчески успешных альбомов, куча имен… Есть мнение, что Лигалайз в это время притормозил себя из-за Децла.

— Или, наоборот, стартанул. Децл стал звездой всей нашей тусовки.

— Но услышали в первую очередь Децла.

— Ну и классно, ну и хорошо.

— У меня сложилось мнение, что поначалу ты негативно относился к Децлу и ко всей этой идее с его продвижением.

— Не негативно, а скептически, потому что такие штуки не срабатывают. Мы все были фанатами, плотью от плоти этой культуры и движухи. Нельзя просто так взять чувака, привести его и сказать: «Сделайте его рэпером». В этом нужно было вариться, жить этим, себя найти, много знать и уметь. А «сын продюсера» — это прямо шаблонный образ.

— Как дочка Алсу.

— Та хоть петь умеет, а была, например, Лена Зосимова — дочь главы MTV, которая даже петь не умела, но это никого не останавливало: у нее было полно клипов, гастроли и так далее.

Да, насчет Децла у меня был скепсис. Была почва для зависти, потому что «Легальный бизне$$» планировался как ударный поп-рэп-проект, который будет нацелен как раз на то, чтобы популяризировать культуру. Мы готовили альбом, в который должны были быть большие вложения, но в процессе записали одну песню Децлу — и она выстрелила. Записали вторую — она тоже выстрелила. Ну и хорошо: мы стали этим пользоваться. Почва была, но в какой-то момент я для себя это правильно понял: Децл нас всех тащит, так что стратегически это было правильное и даже гениальное решение. Я не знаю, было ли оно настолько продуманным или случайно звезды сложились так, что через ребенка и детский рэп мы детей и приручили — дали им хип-хоп-музыку через детское питание, а не стейками сразу начали кормить.

Это была чужеродная культура, и нужно было найти путь к сердцам и восприятию широкой аудитории. Это была прививка в ДНК через Децла, и я только благодарен этой ситуации. Ну а потом мы стали друзьями, большой семьей.

— Как вы подружились с Децлом?

— Принудительно.

— Вы такие уже взрослые дядьки, и тут вам приводят какого-то школьника и говорят: «Он будет рэпером. И Тимати тоже будет рэпером».

— Да.

— Ты чувствуешь себя ответственным за успех Black Star?

— Мне было бы лестно. Хотя даже и Тиман сам говорит, что на него это сильно повлияло. Я его помню, и он был совсем другим и не производил впечатление такой сильной личности. Скромный паренек, который наблюдал моргающими глазами, когда я, дядька Лигалайз, приходил со свежими татуировками с перепоя в студию и записывал с первого тейка какой-нибудь куплет.

Ну ничего плохого в этом нет. Тимати уважение мне транслирует, зовет в клипы, передачи и так далее. В общем, я опять начинаю скромничать. Конечно, я ответственен за этот успех.

— Что для тебя было на первом месте в тот период: творчество или деньги?

— Творчеством я занимался уже давно, и у меня было полно альбомов D.O.B. (российское андеграундное хип-хоп-объединение D.O.B. Community. — Прим. Onliner). Творчества было много. И альбомов, которые слушали только мы. А я к тому моменту уже становился взрослым чуваком, которому чем-то нужно было заниматься, поэтому для меня принципиально было превратить творчество в профессию. Пройти по грани: адаптировать свою музыку и сделать ее более понятной и по-хорошему попсовой, но чтобы слово «по-хорошему» в ней осталось.

— В тот период у тебя появились большие деньги.

— Это не случай «Bad B. Альянса» — там как раз была чехарда: так были составлены контракты, что мы ни о чем не думали, ничего не знали и не понимали. В итоге я написал пять-шесть альбомов, а получал $100 с концерта. Я сам прекратил эту ситуацию в какой-то момент и свалил в Прагу, чтобы просто сбежать.

— У вас с Валовым был какой-то разговор?

— Нет, я прямо как беглец поступил. Как только он попытался каким-то образом меня эксплуатировать и я почувствовал с его стороны неискренность… Мы же такими наивными были. Я действительно сражался за победу хип-хопа и действительно воспринимал наши успехи как общие победы, а Влад Валов был более взрослым, экономически подкованным человеком с житейским и социальным опытом и оборачивал это себе и своему лейблу на пользу.

— В общем, получал все сливки?

— Не все и во многом заслуженно. Но какую-то бескорыстность и главенствующую созидательную идею я в какой-то момент ощущать перестал и понял, что ее там нет. Мне стало невозможно существовать в этом коллективе: стал прогуливать эфиры и какие-то «Голубые огоньки», перестал записывать эти дурацкие песни, которые превратились в конвейер. Я покинул эту тусовку, выполнив обязательства по контракту. Уехал в Прагу, записал там пару-тройку альбомов, а потом вернулся, иначе заключил контракт с Сашей Толмацким, который изъявил большее желание со мной работать. Мы сработались совсем на других условиях: я стал работать только на себя и уже не связывался ни с какими группами, альянсами и лейблами. Тогда и заработок хороший начался — все пошло-поперло.

— Про тот период ты вспоминал, что деньги у тебя не задерживались. Как ты их тратил?

— К деньгам привыкаешь, и твой уровень жизни повышается. Покупал какие-то штуки все время, с женой ездили отдыхать постоянно, долго снимал большой дом, хотя нужно было покупать, а я все в аренду брал. Привыкаешь к определенному уровню, и, чтобы его соблюдать, приходится много тратить, а об этом не задумываешься.

Я не самый толковый финансист, но кое-что прикупил и как-то зацепился немножко в этой жизни. Но все равно это были не золотые горы. Но нормально, кстати, было.

— XL дважды стал золотым.

— Да, это был последний год, когда продавались диски. А диски — это хороший бизнес. Это в десять раз больше, чем альбом, проданный на цифровой платформе.

— XL — это победа хип-хопа или его поражение?

— Вау! Пан или пропал? Мне трудно представить, каким образом это может быть поражение…

— Это тру или не тру?

— А почему это не тру? Я всегда называл вещи своими именами. Это был адекватный времени путь музыки, которая должна была выпрыгнуть из широких штанов и превратиться в коммерческую и модную музыку с большими площадками и эфирами. Это планомерное и обусловленное эволюцией развитие, адекватное. Я недавно услышал очень полезную фразу, которая мне помогает: «Не бывает прогресса без деградации». Когда ты в чем-то совершенствуешься, как правило, в чем-то и проигрываешь.

— В чем проиграл ты?

— Это я продолжаю логику насчет поражения. Если мы говорим про голос бедных подъездов, то, наверное, рэп потерял подъезды в тот момент, но потом, как мне кажется, они взяли реванш и еще не раз его возьмут. Это вечное соревнование и вечный конфликт. В общем, это дискуссионный момент.

— Если продолжать дальше аналогию с западной хип-хоп-культурой, то после записи XL ты превратился в российского 50 Cent.

— Ну да.

— Тебе не хотелось бы в тот момент быть не 50 Cent, а Канье Уэстом?

— А какая разница? 50 Cent, по-моему, более уличный и более гэнгста, чем Канье Уэст.

— Канье Уэст двигал поп-культуру и записывал определяющие время альбомы, а 50 Cent застрял в клубном R&B.

— 50 Cent — это воин, это крутой рэпер, который своей волей поменял нью-йоркскую музыку и стал королем мира и самым успешным дебютантом, чуть не умерев на асфальте. Я до сих пор фанат его альбомов Guess Who’s Back и Get Rich or Die Tryin’. Это настоящий гэнгста-рэп, мощный и агрессивный. Я — что-то от Канье Уэста, что-то — от 50 Cent. Ты смотришь на интересного артиста и чему-то у него учишься. Мне многое нравится у обоих.

Да, хип-хоп действительно потерял зубы, как только продюсеры смекнули и стали лепить звезд по шаблону и формуле. Мы видели этапы расцвета рэпа, первопроходцев, которые пробивали какие-то жанровые клише и были непохожими друг на друга, — это был настоящий прорыв. А потом стали брать известный семпл, мелодичный припев, харизматичного чувака с золотыми зубами, в которого обязательно должны были выстрелить пару раз, и делать песню по поп-шаблону и формуле. Да, я подхватил эту волну и сыграл на ней. Это оказалось вовремя, сработало. Но это должно было произойти: это эволюционно оправданный этап развития того или иного жанра.

«Моя жена выбирала „шлюх“ для клипа»

— Как ты познакомился с тусовкой «Ляписа Трубецкого»?

— Я зафанател в какой-то момент. Я был в курсе, что такое «Ляпис Трубецкой», как и все на постсоветском пространстве. Я люблю абсурдистский юмор и с детства был фанатом Хармса, поэтому мне очень близка Сережина ирония: это свежо и классно. Но альбомами я группу никогда не слушал — по-моему, пересекался на каких-то концертах пару раз, и от них исходило ощущение профессионализма. Потом, как и многие, потерял их из вида и через некоторое время снова наткнулся — у «ляписов» к тому времени уже вышло три альбома после «Капитала». Нашел какое-то виральное интервью, где Сергей Михалок ломает мозг журналисту. Думаю: «Что за чувак! Вот его несет. Что происходит?» А потом YouTube начал предлагать другие видосы, вдруг заиграла песня «Огоньки», которая меня прямо зацепила. Потом зазвучал «Капитал», который я до этого слышал, но воспринимал иначе. Еще какие-то песни, просто мысли Михалка, потом я увидел, во что он превратился из пьяненького шута…

— В качка-супермена.

— В умного, искреннего, идейного качка-супермена. Наверное, он в какой-то момент уже заигрался в это все, но тогда там были искренность и честность, которые меня подкупили. Мы с ним пересеклись в состоянии ривайвла и перерождения, потому что я тогда как раз пришел к бессмысленности того, что наделал и настроил, и не понимал, как это все продолжать после образа «Будущих мам», который ко мне привязался.

— После образа короля вечеринок?

— Даже задумываться трудно: мне иногда сложно понять, кто и что со стороны обо мне думает. Иногда это очень удивляет. Да, король вечеринок, горы кокаина, шлюхи вокруг, хотя я 15 лет с одной женой, и она мне подбирала и рассаживала чувих в этом клипе. Я семьянин и спокойный чувак, более-менее образованный и читающий книжки. Ну и после 30 лет наступает сложный момент, когда все меняется: обмен веществ, мироощущение. Понимаешь, что ты взрослый чувак и нужно что-то из себя представлять, а не быть королем вечеринок и тусоваться.

В момент перерождения я увидел эту птицу-Феникс, Сергея Михалка — удивительный пример. Меня прямо цепануло, и я начал слушать «Ляпис Трубецкой» альбомами и стал фанатом вдруг, притом что слушаю совсем другую музыку. Я тусуюсь с меломанами, разбирающимися в сложных вещах: английской инди-музыке, негритянском соуле. И я включаю своим друзьям какую-то дурацкую песню «ляписов», а они на меня смотрят: «Ты чего, идиот, что ли?» А я до сих пор люблю эти песни.

Я попросился на концерт, увидел группу в деле… Подружился с чуваками. Пацаны сначала не знали, как на меня реагировать, потому что вроде слышали имя, у них сложился какой-то образ, а здесь я просто такой скромный их фанат.

— Когда не стало группы «Ляпис Трубецкой» и началась дележка песен, я написал колонку про Сергея Михалка, и ты отреагировал на нее в личке Facebook словами поддержки. Как ты превратился из фана Михалка в его хейтера?

— Я хейтером никогда не стану и всегда буду ему благодарен. От добра добра не ищут, и он никому ничем не обязан. Он просто является собой и поступает согласно своей логике — так, как ему надо. Сергей создал много мною любимой музыки, и я всегда ему буду за это благодарен.

Мне стало обидно за его друзей, про которых он высказывался не очень хорошо. А я знаю, что они хорошие люди. Хотя я не представляю всю подноготную их отношений, и не мне в них лезть. Никакого хейтерства нет, но мне обидно было. Я фанат этой группы, и мне она нравилась в том виде — такой странный пиратский коллектив. Пан с развевающимися волосами, пухлый Паша, пьяненькие трубачи и врывающийся сквозь это все Серега. И ирония, которая уравновешивала его резонансные и резкие заявления. Я пытался заставить себя полюбить Brutto, но у меня не получилось. Я пришел на концерт: Михалок исполняет те же самые песни, а они не работают так, как раньше. Как пиво безалкогольное.

— После того как вышел клип «Гагарин» с твоим участием, музыканты группы Trubetskoy сказали, что ты от этого получил гораздо больше выхлопа, чем они.

— Может быть. А может, и нет. Может, им так кажется. Я не могу сказать, что это прямо хит, но он сработал, прошел по каналам каким-то. Я потом снял еще один клип и еще один — и пошел дальше спокойно. Не могу сказать, что видео сработало в полной мере и взорвалось, стало для меня судьбоносным. Но для меня эта работа была в кайф — это привилегия, которую не многие артисты могут себе позволить. Нормальная, хорошая работа.

«Бьюти-блогер, опять Путин, Дудь»

— Пепси, пейджер, MTV — звучит как слоган, идеально характеризующий нулевые. Какими тремя словами ты бы так же охарактеризовал настоящее?

— Бьюти-блогер, опять Путин, Дудь.

— Вообще, каково быть рэпером в 41 год?

— Кайф.

— Ты чувствуешь, что не понимаешь некоторые вещи, которые делают люди из новой школы?

— Может, это и хорошо? Мне это и не нужно. Я пытался залезть туда и разобраться во всем, а потом понял, что мне это ни к чему. Есть очень много взрослых людей, которые их не воспринимают, а мой музон им нравятся. Пусть их меньше, пусть они не такие активные, но они более осознанные и взрослые. Мы можем сосуществовать — нам не обязательно соревноваться, и ворчать я не буду. Наоборот, я аплодирую и многому учусь.

— Кто твои учителя?

— Все интересные чуваки.

— Среди них есть белорусские рэперы?

— Наверное, я не очень в этом подкован. Кто там есть? Корж?

— ЛСП.

— Они крутые чуваки, и мы с ними немного знакомы. Они должны были приехать на мой концерт в Минске, но, кажется, здорово угорели накануне. Я не слушаю русскоязычный музон. Для вдохновения у меня другая музыка, но, насколько я знаю, ЛСП крутые. Не погружался, чтобы изучать, но образ у меня сформировался. У Дудя на этот счет есть универсальная фраза: «Я уважаю твой успех». Вообще, учителя — это громко сказано. Просто отовсюду нужно извлекать новую информацию.

— Твой новый альбом будет протестным.

— Не совсем. Но там есть песни, в которых я прямо высказался.

— Это прямой протест или метафоричное послание?

— Это мое мнение, вообще не приправленное никакой политкорректностью. Открытое мнение человека без оглядки.

— Условно говоря, это протест Rage against the Machine или басня Oxxxymiron?

— Протест Nas. Или NWA. Откровенное высказывание и недовольство. Это просто мысли о том, что я вижу вокруг. О том, что мне нравится и не нравится. Дождитесь и сами все услышите. Это путь к себе: я учусь все меньше врать и что-то изображать из себя. У меня есть привилегия известности и определенной востребованности, и теперь я могу делать все, что хочу.

— В какой момент рэпер должен уходить на пенсию?

— По желанию. Я же никому не мешаю и никого не заставляю себя слушать. А за то, что я люблю, бороться буду. Сила у меня есть.

Читайте также:

• «Я называю Беларусь маленькой Швейцарией на постсоветском пространстве». Баста про насилие, трагедию в Печах и огромные гонорары за корпоративы
• «Рок-н-ролл круче запоя, разве нет?» Noize MC про чад кутежа, энергетический вампиризм и оппозицию русскому рэпу
• «Вы всегда меня недооценивали и видели только пацанчика в кепке». Рэпер Серега рассказывает о том, как стать сверхчеловеком

Наш канал в «Яндекс.Дзен»

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!

Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by