Напишите отзыв на товар и получите шанс выиграть робот — мойщик окон

Все было хорошо

Вы же помните, что живете под зонтом социальной защиты? Без всяких улыбок — около сотни людей с уже полгода не работающей фабрики «Ивкон» продолжают получать зарплату в размере двух ее третей. Но пока что на бумаге: живых денег хватает лишь на охрану.

В целом долги по зарплате не впечатляют, когда вы услышите общую сумму долга: 220 тыс. рублей против 37 млн.

$17 млн! За эти деньги в чистом поле можно построить два «Ивкона».

А может и не два, а двадцать два — нынешнюю цену кондитерской фабрики еще предстоит узнать.

История «Ивкона» начинается с 1955 года, когда на базе артели было запущено производство. Здесь солили огурцы в бочках и делали прочие овощные и фруктовые консервы. Через 10 лет комбинат начал делать «Коровку». Все было хорошо.

Начало девяностых переживали трудно, но через несколько лет, в 1994-м или 1995-м, прошла приватизация — появилось открытое акционерное общество. «Пришли молодые ребята, разбирающиеся в кредитах, современных формах бизнеса, и все стало хорошо», — вспоминает один из старых сотрудников «Ивкона».

Свои пики успехов и неудач были и у «молодых ребят». В нулевых упоминается имя бизнесмена Сергея Миргородского, будущего руководителя застройщика «Айрон» и ресторатора.

В 2005 году на фабрику приходит инженер-металлург Олег Глускин. Потом он входит в состав акционеров и становится одним из новых хозяев «Ивкона» — фактически руководителем, с чьим именем начинает ассоциироваться фабрика.

Дела снова идут в гору. «Ивкон» выпускает недорогие и вкусные конфеты, экспортирует две трети продукции, со стороны наблюдая за экономическими кризисами. Производство в 2009 году вырастает в два раза — до 900 тонн.

Казалось, все «обречены на успех».

«Хотели санировать — только время потеряли»

В советские времена к проходной ивенецкой фабрики выстраивалась очередь из грузовиков. Не всегда, конечно, но теперь местные вспоминают это — так контрастнее. Теперь очереди нет, потому что стоять незачем. Оказалось, что все последние годы производство работало с убытками.

В ноябре прошлого года «Ивкон» остановился. Все двери закрыли на замки и открывают только по случаю.

Игорь Ошуркевич просит охрану найти нужные ключи, чтобы показать производство.

Ошуркевич — второй антикризисный управляющий на «Ивконе», пришел в конце зимы. То есть сегодня он главный человек, которому суд и кредиторы поручили разобраться, а потом ответить на вопрос «что делать?».

На данном этапе вместе с обязанностью принять долги дается право поговорить о прошлом.

— Все сложно: остановленное предприятие, почти 100 человек в ожидании работы с растущими долгами по зарплате и перспектива из сложного пазла. В 2017 году по инициативе руководства «Ивкона» инициировали процедуру банкротства и весь 2018-й пытались санировать.

Ошуркевич жалеет о потерянном времени и рассказывает, как нужно пользоваться статусом банкрота. Но начинает издалека.

— В чем разница работы частного и государственного бизнеса? Государственное предприятие — это директор, отделы сбыта, снабжения, производство, контрагенты, покупатели и так далее. Все это работает от имени одного юрлица, а директор решает все проблемы на всех этапах.

Почти все частные производства работают иначе. Есть производственная площадка, которая больше ничем не занимается. Вокруг нее появляются зависимые аффилированные структуры, которые занимаются другими процессами. То есть отдела сбыта нет — есть компания, которая продает. То же самое со снабжением. Все эти компании занимаются поддержанием производства, которое само лишается каналов сбыта продукции и поставок сырья. Ничего противопоказанного в этой схеме нет, и когда все правильно организовано, то замечательно работает.

Это позволяет не привязывать офис к глубинке, если производство расположено там и есть проблемы с поиском специалистов. Или защитить производственную площадку, аккумулируя долги на другом юрлице. Или даже защитить себя от потери бизнеса.

Более того, в Беларуси много компаний, которые умудряются выпускать продукцию без наличия собственного производства — они просто размещают заказы и умело выстраивают маркетинг.

Но как только в такой цепочке что-то сбивается, то все рушится как снежный ком. Производство — оно беззащитно и не имеет финансовой подушки.

В «Ивконе» так и было: своя компания снабжала, своя продавала. Проблемы одной из них стали бедой производства. Началось латание дыр, экономия там, где опасно. Появились вопросы к качеству товара. Конфеты стали продаваться хуже. Круг замкнулся — банкротство.

— Почему вы говорите о санации 2018 года как о потерянном времени?

— Потому что руководство почти не поменялось. Менеджмент остался на месте. И вместо того, чтобы рубить, принялись распутывать клубок. Тут нужно было быстро рвать и создавать новое, не упустить «чистый лист», который дается вместе с банкротством.

Несмотря на лидерские амбиции и золотые медали, остановившийся «Ивкон» оставляет впечатление компании прошлого века: «амбары», протекающие потолки, старые полы.

Посреди этого стоит оборудование за миллионы евро. Но в последний раз оно запускалось полгода назад, и неизвестно, когда заработает снова.

— Я соглашался на эту работу, имея неплохой опыт санации, чтобы восстановить производство. До этого оно простояло зимой четыре месяца в неотапливаемых помещениях, и это вызывало опасение. Но самое плохое открылось недавно.

«Хотели запускать производство, а потом поняли: нельзя»

— У меня уже были предварительные договоренности с сетями, начали даже завозить сырье. Но оказалось, что производства у «Ивкона» нет. Фабрика — это только набор зданий в отвратительном состоянии и люди с долгами по зарплате.

О том, что основное производственное оборудование находилось в лизинге, Игорь Ошуркевич, говорит, знал.

Но то, что у лизинговых компаний начались свои проблемы с неплатежами по налогам и кредитам, понял, когда раздался телефонный звонок.

— Звонил налоговый инспектор, который рассказал о возможности ареста оборудования в счет погашения долга перед кредиторами уже лизинговых компаний. То есть смотрите, какая ситуация могла случиться: мы все восстанавливаем, запускаемся, входим в обязательства по поставкам, работаем. А потом приходят инспекторы из налоговой или судебные исполнители и арестовывают линию. Потому что банкротство дает защиту от кредиторов по обязательствам фабрики, а на лизинговое оборудование защита не распространяется: оно принадлежит другому юрлицу.

Получилось, что, по сути, предприятия нет — есть здания и люди. Говорить о запуске преждевременно.

— Сколько денег нужно?

— У предыдущего управляющего была идея найти инвестора. Но чтобы вложиться долгосрочно, нужно было инвестировать около 2 млн рублей. Это необходимая оборотка для закупки сырья и отсрочки платежей. Но любой инвестор поймет, что в такой ситуации долгосрочно вкладываться — это почти как закопать деньги.

Самое интересное, что у «Ивкона» дебиторская задолженность на 1,5 млн рублей, но все это перед колхозами и райпо, которые плохо платят или не платят совсем. Как можно было отгрузить им товара на такую сумму без оплаты?

Само предприятие должно своим кредиторам 37 млн рублей. В такой ситуации ни о какой санации не могло идти и речи. За эти деньги можно два новых аналогичных предприятия поставить в чистом поле.

Надо продавать. Кто готов?

— Юридически вариантов выхода два: продажа единым комплексом и ликвидация, — объясняет Игорь Ошуркевич. — Начнем с первого варианта. Он сложный.

Сложный потому, что привычная продавцу логика «складываю все затраты, прибавляю стоимость оборудования и продаю» не работает.

— Экономика в бизнесе есть. Себестоимость производства килограмма конфет — 2,5 рубля. Сети готовы покупать по 3,3 рубля. 80 копеек маржи — это очень хорошо!

Но юридически оборудование не наше, а комплекс зданий никому не нужен, нужен работающий бизнес — это с одной стороны. С другой стороны, вывезенное и распиленное оборудование — тоже не более чем дорогой металлолом. Представляете масштаб грядущих договоренностей? Нужно найти общий язык с инвестором, лизинговой компанией и ее кредиторами.

Чем сложнее эта схема, тем ниже цена. Но даже продав дешево, вы получите больше, чем сдача металлолома. Одним надо это объяснить, а другим — понять.

— А 37 млн?

— Никто о них вопрос уже не ставит.

Если найти покупателя не получится или стороны не договорятся, то фабрика будет ликвидирована юридически. В таком случае она безвозмездно перейдет государству. Облисполком уже активно участвует в процессе и прорабатывает возможные варианты.

— Он может быть заинтересован в таком активе?

— Только вынужденно. Любая местная власть хочет иметь под боком успешное частное производство, которое вовремя и в большом количестве платит налоги. В целом государство до сих пор наблюдало со стороны, не имея возможности вмешиваться в деятельность частного бизнеса. Его и приватизировали, чтобы показать, как нужно эффективно управлять. А получился обратный пример. Теперь государство вынуждено вмешиваться, потому что появились долги по зарплате и обострился социальный вопрос.

К сожалению, инвесторы работают только на прибыль. А когда убытки, то дела можно передать государству, и ничего тебе за это не будет, как показывает практика. Субсидиарную ответственность сейчас сложно привязать к делу.

— Какие варианты рассматривает облисполком?

— Об этом говорить пока рано. Вопрос сейчас активно прорабатывается. Вариант того, что все снесут и оставят чистое поле, не рассматривается. Проще всего будет сохранить кондитерское направление, но может быть и другое.

Работник «Ивкона»: «Люди быстро забывают хорошее»

— 94 человека ждут зарплаты. Перед каждым в среднем около 2 тыс. рублей долга.

Дмитрий Чмиров работает на «Ивконе» 19 лет и сейчас является представителем трудового коллектива в переговорах.

— Историю хотите? Вам надо встретиться с тем же Глускиным и задавать вопросы ему. Мы здесь ничего не придумывали — были только исполнителями и выполняли команды. Нам говорили — мы делали. Люди старались все делать как положено, а что произошло…

После каждого ответа следует пауза. Дмитрий отказывается делить мир на черное и белое.

— Богатые времена были до 2013—2014 года. Когда в стране был кризис, мы чувствовали себя очень хорошо. Крутое место работы было. Нанимали автопарк и возили людей из ближайших деревень. Когда я пришел, здесь работало 450 человек. А потом случились валютные кредиты, банк стал обижаться за неуплату. Много обстоятельств… Конечно, можно было бы… — и он опять замолкает.

— Объем производства снижался постепенно. После каждого снижения следовали обещания: Россия, Азербайджан, Монголия… Литва покупала самые дорогие конфеты «Кьяри» — наше суфле, вкуснее которого я не встречал. Но потом рынок рухнул, Беларусь стала неплатежеспособной, экспорт в Россию упал наполовину.

Сейчас кто-то ждет ликвидации и пенсии, кто-то — просто возврата долгов. Много и таких, и я в их числе, кто ждет возобновления работы. Чтобы можно было приходить на не час, а в полную смену. И зарабатывать.

Я не держу на Глускина обиды, но люди по-разному говорят. Многие обижены лишь на то, что зарплата выплачивается не вовремя. Когда все плохо, никто не вспоминает хорошие времена. А были же годы, когда все были довольны, работали в четыре смены и без выходных.

Олег Глускин: «Я не снимаю с себя ответственности»

Бывший главный акционер «Ивкона», по его собственным словам, сейчас занимается дачей, рыбалкой и газоном. Олег Глускин согласился ответить на пару вопросов.

— Неправда, что мы начали ухудшать качество и менять сырье в последние годы. До сих пор мои знакомые говорят, что после нашего банкротства в Беларуси перестали делать вкусные конфеты. Их ел я, ели мои дети и внуки. Мы изначально не делали суррогаты, хотя мне не раз предлагали перейти на соевое молоко и пальмовое масло, я отказывался. Мы побеждали во всех конкурсах.

— Откуда тогда у ваших бывших сотрудников и торговых сетей информация о том, что качество в конце упало?

— Были перебои с сырьем — может быть, поэтому возникло такое недопонимание. Основная задача — конфеты должны быть вкусные и максимально здоровые. Мы ей не изменяли.

— Несколько месяцев назад вы официально перестали работать на «Ивконе». Было время проанализировать ситуацию и найти причины случившегося?

— Как активная фабрика превратилась в банкрота? Я много думал об этом. У нас ведь были планы на шесть ступеней реконструкции, из которых успели сделать две.

Проблемы начались в 2014-м, когда от нас отвернулся Запад, куда мы продавали треть. Косвенно отвернулся, введя беспошлинную торговлю для Украины. У нас в Maxima стояли фирменные секции, но пришли украинские конфеты, и от нас отказались. И так во всей Европе, где мы были представлены.

А потом девальвация в России, из которой нельзя выйти по контрактным обязательствам без штрафов. Мы продавали конфеты по 100 рублей. Сначала это было три доллара, а потом стало полтора.

Так мы потеряли еще около $2 млн, и оборотка закончилась.

К этому добавились ужасные расчеты внутри Беларуси, катастрофически плохие. При договоренности в отсрочке на 45 дней деньги отдавали через 120. И наоборот, сахар и молоко нам начали продавать по предоплате, хотя было с отсрочкой на 60—90 дней. Все наше современное кондитерское производство осталось без оборотки.

— Честно говоря, основные фонды не производят впечатление современного производства, а оборудование находится в лизинге. Какую реконструкцию вы имеете в виду?

— Но сначала мы покупали оборудование сами! Какая разница? Только инжиниринг занял год. Теперь такого же класса оборудование поставила «Коммунарка». Наше оно или нет — это вопрос права собственности. Оно было наше, потом с банком мы провели процедуру обратного лизинга — наверное, зря. Мы обслуживали все кредиты, заплатили банку $1 млн процентов. Только монтаж стоил около €400 тыс.

Я нисколько не снимаю с себя ответственности. Всему виной моя некомпетентность, это объективно. У меня много опыта, но больше винить мне некого. Значит, вовремя не перестроился, не свернулся. Кто мог в 2012 году предугадать, что настанет 2014-й? Может, расслабился и посчитал, что мы обречены на успех. Все было очень интересно и задорно. Когда мы пришли в 2005-м и выпускали 400 тонн продукции, то в 2009-м было 900 тонн, и этого не хватало.

Почему я не заметил перемен? Вот в этом моя вина.

— Какое будущее ждет «Ивкон», как вам кажется?

— Фабрика должна выпускать продукцию. Главное, что есть на предприятии, — группа рабочих, которые производят вкусные конфеты и умеют это делать. Надеюсь, их можно собрать снова.

— Вы сейчас занимаетесь другим бизнесом?

— Я сейчас в отпуске, после того как долго не отдыхал. Живу огородом, ловлю рыбу и стригу траву. Если моя квалификация кому-то интересна, меня найдут. Денег на пропитание искать уже не нужно, дети обеспечат. Я не бизнесмен — мы делали то, что было интересно и вкусно.

Читайте также:

Замодернизировали. Как инвестиции в крупный консервный завод превратили его в банкрота

Миллиардный бизнес, который исчез. История Jawbone, ставшей банкротом из-за «лишних»

«Мы старались — просто продукт умер». Репортаж о том, как готовится к ликвидации витебский завод, который делал крепленые вина

Подписывайтесь на наш канал в «Яндекс.Дзен»

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!

Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. ng@onliner.by