«Мне казалось, что хуже в этой жизни уже быть не может»

— Как ваши дела? 

— Великолепно. Видите, только приехала.

— Отдыхали? 

— Да. Именно отдыхала.

— Почему Кипр? 

— Кипр, потому что несколько лет назад у меня появились там очень хорошие друзья. Когда мы уезжаем за границу или куда-то отдыхать, не всегда делаем это с друзьями. А когда едешь один, очень скучаешь. А так мы созваниваемся, договариваемся и живем вместе. Опять же, экономия — в наше время это как никогда актуально.

— Тоже верно. 

— И вы знаете, люди очень интересные. Они из Питера, из Украины. Я очень довольна: есть чему поучиться и научить. То есть совмещаю приятное с полезным.

— Судя по фотографиям, отдохнули хорошо. 

— Ой, а сколько их еще будет. Я некоторые стесняюсь выкладывать…

На самом деле, я очень не люблю фотографироваться, но понимаю, что это нужно для работы: чтобы постоянно происходило какое-то движение. Хотя я это просто терпеть не могу. Нет у меня этих болезней, которые сейчас называют умными словами. Когда я уезжаю, то хочу отдохнуть и не запариваться о том, что нужно обязательно делать мейкап, ухаживать за волосами. Волосы на юге всегда высыхают, а выглядеть хорошо хочется всегда. И начинается… А я хочу отдыхать по полной. Я вообще хочу все делать и профессионально, и на полную катушку.

— Как долго вы работаете над снимком, который в конце концов будет опубликован? 

— Я подхожу к фотографии так: чем больше естественности, тем лучше. Поэтому сначала вынашиваю идею: я люблю экшен, движение — в движении я очень хорошо получаюсь. Придумываю, а потом начинается. Мы взяли напрокат квадроцикл, и я понимала, что он будет очень эффектно выглядеть, если я буду ехать по пляжу, все вот эти брызги… Брызги были, но фотография не в фокусе, понимаете? Самую красивую фотографию мы, к сожалению, не смогли выложить!

Есть вопросы. Кипр — это достаточно популярное место для отдыхающих, поэтому сложно найти пляж без людей. Это не Мальдивы. Но для меня нет ничего невозможного: я нашла пляж, который полностью отвечает вот этой легкой брутальности. Там нет этого лакшери, белого песочка… Все совпало! И меня снимал мой ребенок, ей 13 лет. Я ей показываю определенное место и говорю: «Вот с этого места ты должна снимать. Снизу, чтобы были длинные ноги». И там же произошла смешная ситуация. Я вся такая ложусь на песок, рядом стоит деревянная бобина. Я говорю подруге: «Ты туда залезь и сверху меня снимай, а я буду лежать вся такая красивая». Я ложусь, жара невыносимая, подруга фотографирует. Потом поднимаюсь, а все начинают смеяться. Говорят: «У тебя бычок к спине прилип».

— Вы говорите про лакшери на отдыхе. Для вас это важно? 

— Это вообще не про меня. Мы не можем быть везде в силу разных обстоятельств. Для меня важна компания, с которой я еду. Все вот эти «все включено» вообще не мой формат, это было очень давно, когда я только начинала. Я не люблю быть под чьим-то контролем, мне нужно все делать самой. У меня определенное питание, такого нет в ресторанах: там все такое жирное! А я человек брезгливый, я облизанной ложкой даже после ребенка не буду есть.

Для меня очень важна свобода во всем. Это мой главный критерий. Я люблю сама распоряжаться своим временем: подъем, пробежка, разговоры с солнцем, морем и воздухом, зарядка. Чем больше экстрима, чем больше интересных событий и мест, тем лучше. Думаю, для всей молодежи сейчас это очень важно — их перестал интересовать формат «все включено». Сейчас важно, чем мы напитываем свою жизнь: путешествия, знания, события, новые люди. Это 2017 год меня немного повернул…

— Почему? 

— Он был поворотным. У меня произошли некоторые изменения в личной жизни. Кардинальные. Каждый обрел свободу выбора в жизни, и так совпало, что и это событие повлияло, и в силу своего возраста я начала пересматривать все свои жизненные позиции: как я жила раньше, чего я достигла и добилась, кто я сейчас, что дальше? Такой период в жизни наступил. Я читала очень много правильной литературы: выбирала, фильтровала.

— Что это за литература? 

— Сейчас очень много всего этого написано. О том, как ты себя ведешь с людьми, как ты относишься к жизни, как ты поступаешь, какие мысли у тебя. Я напитываю себя этим долбаным словом «позитив» и отметаю все ненужные мысли, которые тянут меня вниз.

Думаю, что 2017 год был самым страшным для меня. Депрессии, когда ты задыхаешься и тебе не хватает воздуха, — мне казалось, что хуже в этой жизни уже быть не может. Раньше я этого не могла рассказать без слез, но сейчас прошло время, и я многое поняла. Свобода не в том, что ты делаешь. Внутренняя свобода — в твоих ограничениях. Когда ты держишь себя в руках, не позволяешь себе грубости, негатив, поступки, за которые потом будет стыдно.

— Раньше вы позволяли себе такие поступки? 

— Да, я поступала порой очень нехорошо.

— За что вам стыдно? 

— Мне стыдно за вранье. Я не должна была врать, это было так, на всякий случай. Это были не такие тяжелые случаи, за которые мне прямо стыдно-стыдно. Это настолько бесполезная и ненужная ложь, чтобы просто не расстроить человека. Раз — и соврала. А потом нужно думать, что же я такое сказала. С памятью у меня плохо: я все забываю и потом выгляжу глупо. И понимаешь: а для чего это нужно? Я состоявшаяся личность и могу позволить себе говорить правду, глядя в глаза. Я научилась говорит нет и приобрела такие качества, которые, наверное, жили во мне всегда, но в силу жизненных обстоятельств были где-то внутри. Сейчас достала ту чистую, искреннюю, доверчивую девочку, но уже с легким жизненным опытом. Когда можно что-то говорить, а когда лучше промолчать. Отвечать только на те вопросы, которые тебе задают. Делать только то, что тебе нравится. Я могу себе это позволить.

Благодаря этому году у меня появились четыре очень важные песни, которые рассказывают обо всех моих переживаниях. Эти песни для меня написал мой компаньон по «Ди Бронкс и Натали» Денис Шпитальников. Мы с ним были онлайн практически 24 часа в сутки. Это человек, который меня поддержал. И мама, конечно, поддержала, но маме мы не всегда можем рассказать все то, что переживаем. Какие-то интимные вещи я уже не могу маме рассказать. А Денис оказался именно тем человеком. Хотя когда мы работали вместе 20 лет назад, отношения были очень натянутые. Спали на одном диване, но, скажем так, не сильно друг друга уважали.

«Ну большая у меня грудь! Мне что, надо ее прятать под гольф?»

— Я так пониманию, что с этими радикальными переменами в личной жизни связан и ребрендинг. Вы теперь Kudrina. Почему Venera стала неактуальной для вас? 

— Venera — это был проект, который изжил себя. Он хорошо начался и хорошо закончился. У меня случился такой период, когда перестали появляться хорошие песни. Кризис творчества произошел во всем нашем шоу-бизнесе: нет песен, которые становятся хитами. Да, есть душевные песни, есть песни, приуроченные к каким-то событиям. Но нет хитов. И потом мы жалуемся на радиостанции, которые не берут наши песни. А я их прекрасно понимаю: радио работает на рейтинг и рекламу, это правила бизнеса. Все играют по своим правилам, значит, надо работать. Никогда нельзя останавливаться. Даже если ты звезда. Порой нужно дать хорошего подарочного пендаля для того, чтобы ты перешел на другую ступень развития. Это и произошло со мной. Я по-другому выгляжу, чувствую себя по-другому. Раньше у меня были постоянные сомнения. Я чувствовала какое-то неуважение к себе и обижалась, а сейчас не обижаюсь, а делаю выводы. Обижаться — это привилегия слуг.

— Venera была достаточно откровенным проектом. 

— Судя по названию?

— Не только. Достаточно перечитать ваши интервью.

— Да? Какой ужас! Я ничего не помню.

— Даже если сейчас загуглим, то первым делом наткнемся на вашу фотографию в бане. 

— Ой, слушайте! Эта баня мне не дает покоя. Это была такая ошибка! Я там такая толстая, фу.

— Как вас на это уговорили? 

— Все должно было быть совсем по-другому, но девушка оказалась не совсем честна со мной. Я ей говорю: «Не будет же меня видно?» Отвечает: «Нет, только до локтей». Я доверилась, как дурочка. И потом увидела фотографию… Сказала: «Зачем так делать? Ты меня подставляешь. Это уродливая фотография, я там некрасивая, толстая. Вообще какая-то баба в бане!»

— Да и сама ассоциация «певица в бане» так себе. 

— Отвратительно! Тем более у меня был такой образ элегантный. А тут баня… Мне было очень неприятно: я плакала, я просила. Но, к сожалению, у нас любят жареные новости. Это была одна из них.

— Знаете, у нас в гостях были группы «Топлесс» и Las Vegas, и мы с ними затрагивали тему секса в белорусской эстраде. Рассуждали, почему ее так мало. Вроде же самая благодарная тема для спекуляций!

— Вызываете меня на обсуждение белорусской эстрады?

— В том числе. 

— Мы же не будем переходить на личности?

— Конечно. 

— Как это покрасивее сказать, чтобы никого не обидеть… Начнем с того, что для меня сексуальность — это такое же качество, как честность. Это какие-то чувства вкуса, любви — определенное состояние, в котором ты находишься. Оно в принципе должно быть, потому что это естественно. Бог создал женщин и мужчин для того, чтобы они размножались и продолжали род. Почему же мы этого стесняемся? Просто это не нужно выпячивать и превращать сексуальность в вульгарность. Это два абсолютно противоположных качества и понятия. Сексуальность не в том, чтобы сделать глубокое декольте и томный взгляд, облизать губы и стать в какую-то оттопыренную позу. Сексуальность — это такое сакральное качество внутри мужчины и женщины, которое либо есть, либо нет. Оно должно исходить изнутри. Заезженное слово «харизма» и означает, что ты делаешь что-то лучше, чем остальные, с творчеством. Вот у нас сейчас десятибалльная система: девятка — это отлично, а десятка — это…

— …творческий подход. 

— Это сексуально.

— То есть у нас с этим проблемы? 

— Проблема в том, что у нас всегда это немного задавливалось. У нас этого стеснялись.

— Или боялись? 

— И боялись. У нас настолько все должно быть сдержанно… Мы застряли в девяностых и больше не двигаемся.

И иногда, когда ты выходишь достаточно ярко… Ну большая у меня грудь! Мне что, надо ее прятать под гольф? Нет, конечно. Я одеваюсь обыкновенно, просто это выглядит по-другому. Возможно, подаю я это как-то по-другому. Но я себя так чувствую и хочу быть собой. Прошел тот период, когда я хотела быть лучше, чем я есть на самом деле. Да, я яркая. Мне нужно этого стесняться? Если я не захочу петь, я займусь чем-то другим. Я достаточно успешно занимаюсь дизайнерством. У меня очень хорошо идет: в Питере, Москве, США, Великобритании у девочек спрашивают, кто дизайнер. Мне это очень приятно. Главное — это идея, а деньги — лишь средство для достижения высоких целей.

Почему у меня был такой долгий перерыв… Я перестала находить хорошие песни.

— Я так понимаю, что он был связан и с семейными проблемами. 

— Вы знаете, у меня и директора не было, я осталась одна. Мне бы взяться, а я расслабилась! Раскапустилась, жалела себя, занималась прокрастинацией. Глупо поступила, но, значит, так было нужно. Я устала себя пилить и жрать — я себя практически съела. Потом поняла, что если не остановлюсь и не вытащу себя за волосы, как Мюнхгаузен, то просто пропаду.

В этот период я думала так: нет песен, значит, не буду петь плохие. Я уже чувствовала, что пою не свои песни, стала одеваться, как вся наша белорусская эстрада. Я стерлась и перестала быть яркой личностью, индивидуальностью.

«Температура под сорок, и я еле доползала до сцены»

— Вы себя отождествляете с белорусской эстрадой? 

— Что значит «отождествляете»? Я просто артист. А к какой эстраде меня относят окружающие, это уже их дело. Я этим не интересовалась.

— Прошлые заслуги за время «творческого отпуска» забылись. У вас есть сейчас какие-то предложения? Выступления, корпоративы… 

— Это по знакомству и очень редко. Очень редко, потому что многие знают меня как дизайнера. Потом узнают, что я еще и певица. Я по этому поводу вообще не расстраиваюсь, хотя сначала думала: «Ой, что же будет!» А ничего не будет. Я выпускаю хорошую песню, и все это возникнет. Я совершенно не переживаю. Даже если не возникнет, я не пропаду: у меня сейчас хорошие переговоры идут с Москвой, Питером, Украиной, Германией…

— Переговоры о чем? 

— О выступлениях. Сейчас у меня готовится клип, выпускается клип, и они этого ждут для того, чтобы потом со мной сотрудничать.

— Вы сейчас дизайнер или певица? 

— Артист. Конечно же, артист. Особенно с песнями, которые у меня сейчас появились.

— Вы недавно выступили на корпоративе. Потом еще описывали это: «Раскачать стадион проще, чем корпоратив». Что это была за история? 

— Это был день рождения директора Victoria. Это мой работодатель, он часто делал мне выступления на новогодних корпоративах, и я очень благодарна ему за это. Я не могла не выступить у него на празднике. Веселились все и были довольны.

Знаете, хочу сказать, что давно не выступала, и коленки дрожали.

— Правда? 

— Нет, ну плох тот артист, который не волнуется перед выходом на сцену. Просто я давно не общалась. Но после первой песни и разговора я пришла в себя. Ну что вы! Когда идет отдача, когда есть обмен энергией со зрителями… Ты получаешь только тогда, когда отдаешь. Бывало такое, что у меня была температура под сорок и я еле доползала до сцены, а потом выходила, отдалась, и никто не заметил, что у тебя температура. А потом пришла и упала. Но какое удовлетворение! Это круче, чем секс. Поверьте.

— В начале нулевых эта корпоративная история была у вас очень масштабной. 

— Да. Украина, Россия. Там и гонорары другие, и зритель другой.

— Наверняка пришлось сталкиваться и с дичью. 

— Для меня дичь — это когда начинается какое-то панибратство со стороны мужчин. У меня были достаточно откровенные наряды, и это давало им повод подумать, что девушка доступна и можно и там, и там за определенную сумму. Но речи об этом никогда не шло — мы всегда уходили быстро. Хотя были вопросы и с насилием: пытались распускать руки, начинали разговоры в духе «а можно договориться». Потому что в Москве это нормально, а мы из Беларуси, у нас все иначе.

— У вас вообще очень богатый послужной список. Вы даже какое-то время бэк-вокалисткой у Антонова работали. 

— Это все было очень давно. Я как-то села и попросила Дениса написать мне биографию, и он как накатал! Говорю: «Слушай, это все я? А чего я тогда переживаю? У меня все хорошо».

— Как вам работалось с Антоновым? Судя по прессе, человек он не самый приятный. 

— Да, это очень сложный и закрытый человек со своей философией. У него действительно много котов и очень сильно пахнет в квартире.

— А вы у него бывали в гостях? 

— Да, конечно. Мы работали вместе достаточно долго. Он нереально добрый человек! Просто добрейшей души.

— Серьезно? 

— Да!

— А так и не скажешь. 

— А вы знаете почему? Каждый хочет кусочек славы настолько популярных людей, и из-за этой «замечательной» публики, которая все время кусалась, люди надевают маски. То же самое и у меня произошло: чем больше тебя кусают, тем жестче ты становишься. Надеваешь маску, и потом сложно от нее оторваться. Даже иногда с близкими ты в ней — настолько привыкаешь.

Антонов прижимистый: вот только такая сумма и не больше. Хотя там и Финберг пытался немножечко поднять гонорар. Да и этого было достаточно. На то время, когда я жила в общежитии и училась в институте, это вообще было прекрасно. У меня там и любовь была с одним из трубачей, прямо до бабочек в животе. Но я же целомудренная, я же из Беларуси. Я с таким удовольствием вспоминаю те времена! Когда ты поешь песню, а у тебя еще любовь в оркестре.

Песни Антонова — это шлягеры и хиты. Хотя я до сих пор не знаю, действительно ли он писал их. Слышала, что писали за него.

— История умалчивает. 

— Да. И ведь больше нет у него песен! По какой причине?

— Возможно, он написал все, что хотел. А возможно, тогда он был своевременным, а сейчас нет.

— Но ведь ABBA в свое время предлагали бешеные деньги, и они отказались. А сейчас воссоединились.

— Деньги имеют свойство заканчиваться. 

— Так, прекратите!

— После оркестра Финберга вы получили приглашение в «Ди Бронкс и Натали». Как это было? 

— В Молодечно мне подарили машину, что позволило мне хорошо развиваться и поступить в институт. Потом был Финберг, после этого поехали гастролировать по России с Антоновым, и, по-моему, в это же время поступило предложение. Тогда я оставила оркестр, и Михаил Яковлевич очень сильно был на меня обижен. Хотя, наверное, уже простил.

Мы уехали работать в Москву, поработали года два, и начались конфликты. У моего партнера появилась любовь, и все. Если появляется женщина, происходят страшные вещи. Я никогда не лезу и не грызу зубами, хотя, наверное, надо было бы. Потому что это был не мужчина, а проект — дело всей моей жизни. Нужно было покусаться, но я была внутренне неуверенна и слаба. Думала: «Значит, они все правильно делают». И отпустила — уехала за границу, поработала три года в Бахрейне.

Знаете, у меня все было в вялотекущем режиме. Не скажу, что не было вложений: деньги были. Но была как колбаса…

— Чисто белорусский стиль. 

— Вот точно. И так сойдет. Это было неправильно. Наверное, не было человека, который бы просто выписал пенделя. Сейчас я сама себе такой человек. Мы всегда ждем помощи от людей, а нужно все делать самому.

Потом была Venera — достаточно яркий проект. Хотя я хочу сказать, что песня The Thing полгода как-то очень вяло шла. Это потом она уже звучала из каждого утюга. Наверное, потому что на английском языке.

— Когда вы ее сейчас переслушиваете, она вам нравится? 

— Ну… Я никогда не заслушивалась своими песнями. Я к ним иначе отношусь, чем к чужим, которые мне нравятся.

— Почему она была на английском? Целились на Запад? 

— Нет, просто я тогда сотрудничала с Алексом Дэвидом из группы Atlantica — он ведь тоже на английском писал. Как-то все хорошо легло, все срослось.

— Но там же у вас ужасный акцент. 

— Ужасный, отвратительный! И что? Конечно, сейчас я переслушиваю и думаю: как я могла так петь? Акцент отвратительный. Хотя мы с Алексом Дэвидом записывали эту песню, и он следил за ним.

— Не доследил. 

— Я ни в коем случае не говорю, что я perfect и все, что я делаю, замечательно. Конечно, я признаю свои ошибки: да, это плохо и некачественно. Но это все было. Я же не пользуюсь этим и не живу прошлым. Сейчас я делаю совсем другой продукт.

«У нас всегда на „Евровидение“ приходят поучаствовать, а я хочу победить»

— Давайте вернемся в то прошлое, когда вы получили приглашение в «Ди Бронкс и Натали».

— Денис меня пригласил через знакомых. У нас была подружка общая, и они искали солистку, потому что с прежней достаточно скандально разошлись. Она до сих пор не дает покоя, причем серьезно.

Я очень долго думала. Знаете, мне было непросто оставить оркестр Финберга: он мне был как отец. Хотя сейчас я понимаю, что нельзя прикипать к людям, потому что потом тяжело расставаться. Я настолько доверяю своей судьбе, что отпускаю все и иду туда, куда она меня ведет. Вот я доверилась ей, и все сложилось. Мы за неделю переписали альбом, и он стал успешным в Москве. Мы на первых строчках хит-парадов, машины на стадионе раскачивали, аншлаги собирали, на сцене работали с такими мэтрами, как Boney M, Masterboy, E-Type, — в одной гримерке с ними переодевались, обнимались и выступали. Я считаю, что не каждому за свою творческую жизнь удалось так выступить. Для Аллы Пугачевой на день рождения была записана песня «Балалайка», все эти рождественские встречи… Мы были там — в первом эшелоне артистов. Если бы не этот момент… Кто знает, что было бы.

— Когда вы получали приглашение, вас не смущал весь этот бэкграунд? Какие-то шальные деньги, финансовые пирамиды… 

— Я обо все этом узнала уже после. Что вы, я вообще никуда не лезла! Меня не интересовало ничего кроме творчества. Меня захватывал этот момент — там я могла показать свой голос.

Вообще, нам Михаил Яковлевич говорил, что главное — это репертуар. А где его взять? Для нас писали песни белорусские композиторы. Вы понимаете, что там было: про травку, про облака. Эта абстракция ни о чем мне никогда не нравилась. Когда у тебя возраст, горит все внутри, ты что, будешь петь про облака? И когда ты начинаешь показывать какие-то мелизмы, тебя начинают останавливать: «Так не надо делать, так не надо». Тебя постоянно зажимали, душили эту свободу творчества.

— А ее хотелось?

— Конечно, хотелось! Например, когда ты едешь на конкурс, ты хочешь показать свой голос, дать «мяса», мелизмы, а тебя не продвигают — отмечают того, кто поет, как на сольфеджио, понимаете? И это тебя постоянно давит. Ну как не сломаться? Многие это делают и становятся такими — поют, как на сольфеджио. То же самое происходит и в нашей эстраде: на все правительственные концерты приглашают одних и тех же людей, которые поют одни и те же песни — каверы, которые нравятся всей возрастной публике, и, может быть, чуть-чуть своих песен, которые никому не интересны. Петь каверы я не хочу. Я со своим директором разошлась на этой почве. Он мне говорил: «Собираем музыкальный коллектив, кавер-бэнд, и идем в рестораны петь». Я сказала: «Никогда! Я лучше не буду петь. Лучше в караоке, для себя любимой». Когда ты прошел такой творческий путь, а потом взять и пойти в ресторан? Я считаю, что это унизительно. Я не говорю, что петь в ресторане — унизительно для артиста. Но это когда ты только начинаешь, а не когда уже пела с Аллой Пугачевой, а потом пошла в ресторан.

— А другие варианты на тот момент были? 

— Да, у меня были другие песни. Просто ими нужно было заниматься. Мы разошлись, и эти песни легли в стол — они там до сих пор лежат. Потом у меня был такой период, что мне вообще ничего не хотелось делать, поэтому я занялась одеждой. Вот тогда я горела, вдохновлялась. До двух-трех ночи сидела в интернете, подсматривала идеи. Мне это было очень интересно. Сейчас я все это продолжаю, но меня интересует карьера артиста.

— У вас есть план? 

— Конечно. Мы его составили.

— Расскажите. 

— Ну как же рассказывать о планах? О планах не рассказывают. Я расскажу о том, что происходит сейчас. Записаны четыре песни — я сделала это в ноябре, в Израиле в студии у Дениса. Знаете, когда в феврале хотели выпустить первую песню, мы отправили ее на прослушивание в Россию для нескольких сотен радиостанций. Они слушают и дают свою оценку. Они выставили ей баллы, и мы передумали — выпустили сначала песню «На части», которая больше подходит мне по духу.

— Такой гимн сильной и независимой. 

— Нет, я не говорю, что я независимая. Я не хочу быть амазонкой. Я просто рассказала о себе, о том, что чувствую внутри. Я ни в коем случае не хочу быть независимой и говорить, что я сейчас всех порву. Я очень уважаю и люблю мужчин. Для меня мужчины — это высший класс, который нужно вдохновлять. Если есть мужчина, я хочу быть просто свободной, а не независимой. Независимость — это глупости. Все эти женщины, которые чувствуют себя такими, куда-то рвутся, качают себе все части тела… Я сама, я сама. Это такая глупость и утопия! Я хочу быть за мужем, за мужчиной. Но это другая тема для разговора.

— Да, мы сейчас с вами в дебри уйдем. 

— У нас есть предложения из Москвы. Мы этому очень рады и сейчас готовимся к съемкам клипа. Приехал ненадолго Денис, и у нас начнется обсуждение всех моментов видео. Потом мы отправим его в ротацию — и понеслась работа. Есть еще кое-какие планы, но о них я говорить не хочу.

Возможно, я пойду на отборочный тур «Евровидения». Послушаю себя и решу — готова ли я к этому внутренне. Идея у нас есть, а это главное. У нас всегда на «Евровидение» приходят поучаствовать, а я хочу победить.

Огнетушители в каталоге Onliner.by

Читайте также: 

• «Послушала, пощупала и позвала на кастинг». Группа Las Vegas про сексуальность, внимание мужчин и пение под «фанеру»
• «В баню нас ни разу не приглашали». Самый свежий состав группы «Топлесс» про непристойные предложения и сексуальную объективацию
• «Ой, вы в жизни такой маленький. А можно вас пожмякать?» Алексей Хлестов о готовности стать фриком и деньгах семьи, которые тратит на карьеру

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. sk@onliner.by