Возможно ли подобное в Беларуси, где даже слово «домогательства» является понятием весьма призрачным и как будто несуществующим? Об этом наш разговор в пятничном «Неформате» с феминисткой, социологом, специалисткой по вопросам гендерного равенства Ириной Альховкой.

Кто это?

Ирина Альховка — руководительница общественной организации «Гендерные перспективы», которая помогает женщинам, пострадавшим от домашнего насилия и торговли людьми. Член Национального совета по гендерной политике при Совете министров Республики Беларусь. Опыт работы в организациях гражданского общества — с 1996 года.

Дисбаланс власти между мужчиной и женщиной — вот в чем суть насилия

— Как вы считаете, почему именно сейчас по миру катится начавшаяся в США волна обвинений в сексуальном насилии и домогательствах?

— На мой взгляд, у американских женщин есть разочарование в политике, когда глава Белого дома демонстрирует потребительское отношение к женщинам или когда прекращается поддержка программ репродуктивного здоровья. Возникает чувство беспомощности и возмущения. И тогда протест — это способ привлечь внимание к проблемам и выразить солидарность с женщинами всего мира.

В США законодательство позволяет наказывать не только за изнасилование, но и за сексуальные домогательства. Женщины устали молчать и готовы делать громкие заявления о личном опыте пережитого насилия. Примечательно, что новая волна пришла из Голливуда — места, где очень много политкорректности, с одной стороны, и гламура, с другой стороны, которые теперь конфликтуют друг с другом.

По моему мнению, во всех этих историях мы мало говорим про власть. Потому что люди, которые подвергаются сексуальным домогательствам, обладают гораздо меньшей властью в отношениях с теми, кто эти самые домогательства осуществляет. Вопрос «А почему же эти женщины молчали 20 лет?» (поверьте, на то были причины) звучит гораздо чаще, чем «Почему эти мужчины могли безнаказанно заниматься насилием в течение 20 лет?». Обвинение самих пострадавших в насилии и критика их поведения — самая первая и быстрая реакция. Где же принципиальность и осуждение виновников насилия: почему они могли безнаказанно делать это так долго? Здесь без понимания категории власти не обойтись.

Проблема гендерного насилия — это во многом проблема дисбаланса власти между мужчиной и женщиной. Это не вопрос любви и ненависти. Сегодня ты меня любишь — и все окей, а завтра разлюбил — и станешь бить? Нет.

Вопрос в том, что в традиционном обществе у женщины гораздо меньше власти, чем у мужчины. И даже в таком приватном пространстве, как семья, она не чувствует себя в безопасности. Гендерный аспект этой проблемы в том, что женщины гораздо чаще подвергается насилию со стороны мужчин, а мужчины — со стороны других мужчин. То есть в 80% случаев пострадавшей будет именно женщина.

Представьте, что к вам пристает условный сантехник Коля, который пришел в квартиру чинить кран. Вы можете с этой ситуацией запросто справиться, потому что никак от него не зависите. У женщины, которая наняла сантехника Николая, больше власти, потому что она платит ему деньги за услугу. Пожаловалась начальнику ЖЭСа — и отстояла свои права. А если домогательства осуществляют мужчины, у которых гораздо больше власти, то выступить против них очень сложно.

Я не знаю, как в итоге сложится судьба продюсера Вайнштейна, против которого уже завели дело об изнасиловании. Будет ли справедливым наказание? Последнее, что я читала об этом кейсе, — журналистское расследование в «Нью-Йоркере». По информации журналистов, Вайнштейн, обладая властью и деньгами, нанимал бывших агентов Моссада (политическая разведка Израиля, сравнимая с американским ЦРУ. — Прим. Onliner.by). Те входили в доверие к женщинам, подавшим иски против Вайнштейна, и выуживали информацию, чтобы сторона продюсера могла лучше построить защиту.

Только человек, обладающий огромными связями и деньгами, может позволить себе такие частные расследования. Заметьте: если бы господин Вайнштейн не знал, что совершает насилие, он не тратил бы такие средства на свою защиту. Неизвестные актрисы, не обладая властью, не хотели прослыть «трудными», поэтому молчали годами, опасаясь за свою карьеру. И только став знаменитыми, они обрели голос и используют свою славу как властный ресурс.

Подала в суд на нанимателя и выиграла дело, потому что мастерская была заклеена плакатами полуголых женщин. В Беларуси такое невозможно

— Однако кажется, что все это происходит где-то там, далеко, за океаном. А знает ли белорусская история случаи sexual harassment? Возможно ли обвинить человека в сексуальных домогательствах в нашей стране?

— На моей памяти был всего один случай, который обсуждался в публичном пространстве. В конце девяностых две женщины подали иск о сексуальных домогательствах со стороны нанимателя. Уже не помню, по какой статье, но этот мужчина был осужден без права занимать руководящие должности в течение пяти лет.

Наша кампания «ПолНеПотолок» показала, что женщины, сталкивающиеся с домогательствами на работе, не используют свое юридическое право защищаться. «Почему так?» — спрашивали мы. «Я не верю, что добьюсь справедливости. Приходится выбирать: или я остаюсь на этой работе, или защищаю свои права. А кормить семью мне нужно здесь и сейчас, не могу ходить по судам и платить пошлины», — слышали мы в ответ. То же самое касается жертвы домашнего насилия: у нее перспектива штрафа, который придется уплачивать из семейного бюджета. Поэтому многие забирают заявление. Получается, что жертва страдает дважды.

Кроме того, у пострадавших есть много стыда. Даже голливудские актрисы, описывая свои чувства, говорили о том же, что испытывают наши клиентки.

«Мне было стыдно. Я все время думала: что могла сделать по-другому, чтобы не спровоцировать такое поведение насильника? Зачем я открыла дверь так поздно вечером? Почему я не прервала его флирт по телефону? Зачем я не остановила его руку, когда она была только на плече, а не спустилась на коленку?»

Victim blaming (обвинение жертвы) глубоко сидит в нашей культуре и способствует процветанию безнаказанности. Мол, женщина, которая ведет себя хорошо и одета «прилично», никогда не станет жертвой насилия. Подождите, но если вас ограбили на улице или угнали дорогую машину, то вряд ли в милиции вам скажут: «Зачем вы купили такую тачку? Надо было на „Жигулях“ ездить, тогда никто бы не посмотрел в вашу сторону». Получается, что в ситуации насилия между незнакомыми людьми никто не будет ставить под сомнение факт причинения вам морального или материального ущерба. Виновный должен быть наказан — и точка. Когда мы смотрим на насилие между мужчиной и женщиной, огромная часть ответственности перекладывается на жертву: а чего это она так поздно домой шла? Здесь налицо двойные стандарты.

Увы, уровень толерантности к насилию растет. Вот, например, читаю я комментарии в интернете. И там столько хейтерства, столько ненависти!

«Мужик должен воспитывать бабу. Если она не понимает слова, нужно учить кулаком». И это еще очень мягкий комментарий. Или вот такой, допустим: «Мой дед гонял бабку по двору с топором, и отец прятался в погребе. Потом мой отец колошматил мать. А почему я не могу поступать так же с собственной женой?» Мы видим, как культура насилия передается через поколения. И в таком случае насилие становится проблемой для всего общества, а не только для жертв.

В США у женщин, столкнувшихся с sexual harassment, общественная поддержка гораздо сильнее, чем в Беларуси. У нас сами женщины готовы нападать на колежанок: «Чем ты думала? Как тебя мать воспитывала? А когда ты устраивалась на работу, ты не видела, к чему это ведет?» Существует иллюзия, будто женщина в состоянии контролировать поведение насильника. Это не так. Более того, это очень вредный посыл, который уводит нас от поиска эффективных решений.

Сегодня в Беларуси невозможно обвинение в сексуальных домогательствах, поскольку в правовом поле просто нет такой статьи. Ответственность за насильственные сексуальные отношения, предусмотренные в пяти статьях Уголовного кодекса, не включает сексуальные домогательства.

Более того, наша правовая система рассматривает сексуальные преступления как уголовные, а в странах ЕС наказание за сексуальные домогательства на работе — это часть законодательства. И бремя доказывания в равной степени лежит как на истце, так и на ответчике. Жертва должна предоставить достаточно информации о том, что это имело место, а работодатель обязан доказать, что никакого домогательства и дискриминации не было. В нашей системе доказать факт домогательства и гендерной дискриминации невозможно, потому что все происходит (естественно) без свидетелей! Неудивительно, что судебных прецедентов нет.

Я просто не верю в то мизерное количество уголовных дел по сексуальным преступлениям. К примеру, в 2010 году в Беларуси 72 человека пострадали от насильственных действий сексуального характера, в том числе изнасилования (о домогательствах речь не идет). В 2015-м — 135 человек.

Возможно, эта динамика появилась за счет увеличения количества уголовных дел по насилию в отношении несовершеннолетних, так как этот вопрос стоит на контроле. Но я помню статистику середины девяностых, когда по одной только статье «Изнасилование» регистрировалось порядка 700 преступлений в год, то есть два изнасилования в день. И даже эти цифры слишком малы.

Опыт других стран показывает, что низкая статистика (о какой бы проблеме ни шла речь) говорит о недоступности защиты своих прав среди жертв, а не о том, что таких случаев не существует. То же самое мы наблюдали с домашним насилием.

Еще пять лет назад, когда эту тему совсем плохо знали участковые милиционеры, соцзащита, все говорили одно и то же: «К нам не обращаются, значит, этого нет». На самом же деле не обращались потому, что было стыдно, не верили, что помогут.

Как только о проблеме заговорили, начали учить участковых и соцработников, стало расти количество заявлений. Сейчас мы видим более реальные масштабы происходящего. То есть низкую статистику нужно интерпретировать не как отсутствие явления, а как трудности в защите своих прав.

Возвращаясь к вашему вопросу. Невозможно обвинить кого-либо в сексуальных домогательствах в нашей стране, поскольку мы не готовы де-юре. Кстати, в европейском и американском праве, например, сексуальные домогательства трактуются в том числе и как создание недружелюбной и унижающей человеческое достоинство рабочей среды.

Вот одна реальная история из США. Девушка устроилась на работу механиком в автомастерскую. Она была там единственной сотрудницей женского пола, а вся мастерская была оклеена календарями обнаженных и полуобнаженных женщин. Девушка чувствовала себя неловко, работать ей было неприятно. Она разговаривала с работодателем, просила убрать плакаты. Но он отмахнулся. Тогда она подала в суд. И выиграла. Этот кейс был интерпретирован как создание недружелюбной рабочей среды.

Поскольку на плакатах были обнаженные девушки, а она тоже была девушкой, для нее это было признаком того, что к ней относятся не как к сотруднице, равной по квалификации, а как к предмету, украшающему жизнь мужчин на рабочем месте. Судебное решение обязало владельца автомастерской снять все плакаты. Пока такой кейс невозможен в Беларуси. Сексистских плакатов, прикосновений или даже открытого предложения заняться сексом недостаточно, чтобы интерпретировать это как приставания или «понуждение к действиям сексуального характера».

Второй момент — культурный.

Есть у нас и такая проблема: мы не уважаем чужое пространство. Мы запросто можем пойти и погладить соседского ребенка на улице, дать ему конфетку. И недоумеваем, когда мать ребенка делает замечание.

На самом деле это ваша проблема, что вы хотите погладить по голове чужого мальчика или девочку. Нужно уважать личное, интимное пространство даже маленького человека и учить детей говорить «нет» незнакомым людям. У мужчины, подающего руку женщине при выходе из транспорта, та же проблема. Это можно считать мягкой формой сексизма.

Женщина может попросить помощи, если она ей нужна. Наша же культура интерпретирует это так: «С вас что, убудет, если вы руку мужчине подадите?» Я лично воспринимаю это радикально: это вторжение в мое пространство! В Европе пожилая женщина может разозлиться, если ей уступят место в общественном транспорте, сказать: «Если мне нужно, я попрошу. Но не считайте меня старой и беспомощной». Мы же гордимся своим протекционизмом, «причиняя добро», вторгаясь в чужое пространство и называя это флиртом.

Борьба с сексуальными домогательствами не есть отрицание секса

— Как определить разницу: это еще флирт или уже сексуальные домогательства?

— Очень просто: испросив согласия. Согласие — это ключевой момент, причем оно должно быть дано в «ясном уме и трезвой памяти». Отсутствие согласия есть несогласие.

Закон «нет значит нет», который принят в Германии после громких случаев насилия против немецких женщин мигрантами, четко говорит: насилие считается таковым, даже если жертва не оказывала сопротивление.

Отсутствие согласия — это несогласие; ответ «да», данный в алкогольном или наркотическом опьянении, не является осознанным. Точно такой же закон собираются принять и в Швеции. В нашей правовой системе поведение жертвы может существенно повлиять на признание насильника виновным, например, если она выпила вина и пришла в квартиру.

Поэтому, дорогие мужчины, спрашивайте согласия. Я не думаю, что это может кардинально повлиять на флирт или ухаживания. Из-за этого не перестанут рождаться дети, а мужчины и женщины — влюбляться друг в друга. Но спросить, удостовериться, что вас правильно поняли, что вы не делаете какой-то шаг, который вашей спутнице неприятен, — это признак уважения.

— Допустим, мужчина и женщина едут в лифте. Если он посмотрит на ее грудь — это уже сексуальное домогательство или еще нет?

— Если женщине неприятно, я думаю, что это сексуальное домогательство. Потому что чувство человеческого достоинства очень субъективно. Ваше человеческое достоинство может распознавать ситуацию иначе, чем мое. У людей могут быть разные личные границы. Конечно, в теории это не должно влиять на оценку того, кто применяет насилие. Если я считаю, что меня оскорбили, то имею право защищать свое достоинство. Я была в ситуации, когда в одной аудитории выступал молодой, талантливый, подающий надежды белорусский профессор. И женщина-ведущая сделала комплимент его внешности, что-то вроде «Какой красивый, ухоженный, следящий за собой молодой человек!». Это породило очень много возмущения: «А вы вообще слушали, что он говорил? Дело же не в красоте, а в блестящей речи, которую он произнес!» Так вот с женщинами такое происходит постоянно.

— То есть если сказать женщине, что она хорошо выглядит, то это можно рассматривать как сексуальное домогательство?

— Все зависит от контекста. Если вы давно встречаетесь, у вас есть взаимность, разрешение на сокращение интимной дистанции — это одно дело. Но если вы делаете комплименты на работе или на собеседовании, вместо того чтобы оценивать профессиональную пригодность, — это, конечно, домогательство. Так что, повторюсь, важны контекст и согласие женщины.

Да, многие женщины пользуются своей внешностью. Это манипуляция. У женщины есть цель — получить место, и она готова пользоваться «женскими чарами», чтобы расположить к себе мужчину-начальника. Это то, что называют «силой слабых». Когда у какой-то группы нет номинальной силы — политической или финансовой, — начинаются манипуляции. Для женщин это стратегия выживания в патриархальной культуре.

В Великобритании были громкие кейсы, когда женщина выиграла у работодателя право приходить в офис не на шпильках и в обтягивающей юбке, а в комфортной одежде, потому что она должна выполнять работу, а не быть некой витриной для босса. Все эти разговоры про то, что в приемной должна сидеть молодая, привлекательная секретарша с красными ногтями и яркими губами, показывают, в чем реальная ценность секретаря: не в том, чтобы правильно готовить руководителю повестку дня, а в том, чтобы привлекательно выглядеть, быть лицом. В конце концов, это закрывает для мужчин возможность работать в профессии. Вот тоже был случай в Польше. Мужчина хотел получить работу продавца цветов, а ему сказали: «Нет, только паненки, потому что они привлекательны, они сами как цветочки». Мужчина подал в суд и выиграл это дело. Так что дискриминация может работать в любую сторону.

— Но если мы начнем настолько тщательно и щепетильно относиться ко всему, что может быть интерпретировано как сексуальное домогательство, не превратимся ли мы в ханжей, не перестанем ли флиртовать, создавать пары и, в конце концов, рожать детей?

— Ханжество здесь ни при чем. Ханжество — это противоестественное поведение, очень похожее на лицемерие. Здесь же, наоборот, женщина научится открыто и честно говорить мужчинам, что ей какой-то контакт не нравится. И для мужчин будет важно узнать опыт женщин. Я вспоминаю кампанию «#ЯНеБоюсьСказать». Мужчины искренне писали: неужели это так?

Для них было откровением, что женщины сталкиваются с такими домогательствами ежедневно — в транспорте, в магазине, пройдя по улице, когда ей свистят.

Мужчине важно понять, что свист вдогонку девушке — это не комплимент, а потребительское отношение.

Борьба с сексуальными домогательствами не есть отрицание секса. Для меня эта связь абсолютно неочевидна, поэтому я не понимаю, как связаны ханжество и домогательства. Секс в любом случае должен быть по согласию. Я не верю, что от изнасилования можно получить удовольствие, если у вас все нормально с психикой. Только если вы не практикуете БДСМ. Хотя и БДСМ — это договорные отношения, в них, на самом деле, очень много правил и ограничений. Люди договариваются, до какого предела они готовы в этих отношениях пойти. Поэтому любой секс должен быть по согласию. Вот и все.

Это вообще нормально — уважать другого человека и иметь отношения, которые построены на взаимности, а не на подавлении. Подавление, эксплуатация власти — проблема не только человека, по отношению к которому это применяется. Понятно, ему плохо, он подвергается насилию. Но это еще и проблема того, кто использует власть.

Потому что ты всегда озабочен тем, как эту власть сохранить. Что еще нужно сделать, чтобы манипулировать, подкупить, запугать, чтобы она никому не рассказывала? Это же паранойя! Поэтому домогательства не выгодны никому. Да, это классно — поиграться властью. Но грустно, что в XXI веке, имея интернет с его горизонтальными связями и открытой коммуникацией, мы так часто злоупотребляем властью, чтобы подавлять и самоутверждаться. Это неэкологично.

То же самое мы делаем не только по отношению друг к другу, но и по отношению к земле — эксплуатируем. Берем самое лучшее, очень агрессивно осваиваем новые территории, не думаем о том, каково будет житься нашим детям и внукам через сто лет.

Такой стиль поведения присутствует и в человеческих отношениях. Мы потребляем друг друга, нашу землю, экологию. Мы потребители. А нам пора бы задуматься, не жить сегодняшним днем.

Для меня эти вещи очень связаны. Невозможно защищать окружающую среду, а потом прийти и сказать: «Ша, сидеть! Сегодня я царь и хозяин! Борщ мне быстро, женщина!»

Очки виртуальной реальности в каталоге Onliner.by

Читайте также:

• Историк о достижениях Великого Октября и о том, почему коммунизм за 70 лет так и не построили
• Встречаются как-то кузнецка и балерин. Гендерная эволюция или реваншистский захват?
• «А можа, так не трэба?» Разговор с британцем о белорусском консерватизме и немецкой эффективности
• Когда мы перестанем понимать, с кем говорим — человеком или машиной? Эксперт в IT о том, в каких отраслях искусственный интеллект вытеснит человека в первую очередь

Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by