Бортнику Сергею Герману 54 года, 20 из которых он посвятил борьбе за жизнь исчезающей полесской пчелы. «А чем она отличается от… любой другой?» — спросим мы, а Сергей начнет терпеливо объяснять. Но это чуть позже, на другом берегу. А пока мы на этом — в деревне Переров, что в Гомельской области. Под ногами и вокруг бескрайнее и прекрасное Полесье. Где-то за деревянными домиками и заборами, вдоль которых рассекают стайки разноцветных кур, Припять. Нам предстоит неблизкий путь, чтобы добраться до одного из последних мест обитания редких пчел и попробовать дикий мед.
Читать на OnlínerГэты тэкст можна прачытаць на беларускай мове
Переров — небольшой населенный пункт в Житковичском районе. Живет здесь не больше 250 человек. Сергей тут родился и вырос, он последний, кто сохраняет традиции бортничества в деревне. В сезон — с апреля до конца октября — трудится на пасеках, диких и «домашних». В остальное время года работает в местной «кочегарке».
— В 1999 году, когда ты еще пешком под стол ходила, река в Перерове разлилась, и мы, чтобы всю эту красоту снять, на лодке по деревне сплавлялись, — снова ударяется в ностальгические воспоминания фотограф дядя Саша, а наш герой Сергей подхватывает.
Именно стихия повлияла на то, что некоторые односельчане нашего героя до сих пор занимаются изготовлением челнов из дуба. У Сергея тоже есть такой в хозяйстве, но сегодня у нас транспортное средство чуть посовременнее — с моторчиком.
— Резиновые сапоги, что ли, не взяли? Ну, даете. Пересаживайтесь в лодку аккуратно, я придержу, — с полесским акцентом говорит Сергей и подает руку.
— Плавать умеешь? — смеется фотограф, задерживаясь на берегу, чтобы сделать еще пару кадров. Ну и, возможно, запечатлеть, как я громко бултыхнусь в воду.
— Не бойтесь: лодка надежная, я ее сам делал. Как-то нагрузил ее на 700 килограммов: колоды перевозил. Сейчас покажу, — в подтверждение Сергей листает галерею в телефоне и находит то самое фото с нагруженной бортями лодкой.
Наш герой предупреждает: не успел отмыть судно после того, как его потоптали коровы. Похоже, речь о том самом стаде, которое пасется на берегу в трехстах метрах от всеобщей водной «парковки». Минута — Сергей ловко заводит мотор.
— А по-другому до моих колод никак не добраться. Нам еще где-то километра два — два с половиной предстоит пешком пройти, — предупреждает наш герой, и я понимаю: эта командировка из памяти уже не сотрется.
Я верю в силу слов, но с помощью них или даже самой дорогой камеры ни за что не передашь ощущения, которые ты испытываешь, когда на деревянной лодке рассекаешь припятские волны. По-осеннему пригревает солнце, разлетаются капли и бакланы, которые явно не ожидали, что на горизонте появится гудящая махина.
— Всю рыбу убивают! — причитает Сергей и машет в сторону птиц. Скучающие на берегу рыбаки явно бы понимающе покивали, если бы услышали нашего героя.
Внезапно Сергей глушит мотор: дальше не проедешь, мы сели на мель. И вот мы уже посреди «Старика» (так местные называют старое русло Припяти) стоим на бобровой хатке. Звери постарались на славу, ни одна веточка под ногами не надломилась. Человек тут тоже «поработал»: даже вдали от цивилизации (ладно, на самом деле, всего-то в паре километров) валяются стеклянная бутылка и еще какой-то мусор.
Пару минут водяного ретрита, и мы добираемся до нужного нам причала. Точнее, до места, где Сергей обычно якорит свое средство передвижения. «Не угонят?» — спрашиваем мы, пока герой привязывает лодку, отрицательно покачивая головой, и поднимаемся по склону наверх.
Дальше — марш-бросок более чем на два километра. Стоит поторопиться: на часах почти 14:00, нужно успеть вернуться, пока не начало темнеть. Неподалеку, видимо, когда-то находились колхозные поля, поэтому нечто напоминающее дорогу все же есть. Но не всегда: мы то и дело ныряем в высокую траву, полную колючек. В какой-то момент даже перестаем от них отряхаться. Полесские колючки позже приедут с нами в Минск, и еще неделю я буду находить их везде, где их быть не должно.
— Я стараюсь располагать все свои пасеки как можно дальше от сельхозполей, особенно тех, где рапс растет. Потому что рапс — это непременно химия. А я своих пчел ничем не обрабатываю. Зато чувствую себя спокойно: всегда знаю, что я человеку продал, у меня в меду никогда нет никаких химикатов. Почему еще это важно? Из-за всех этих препаратов пчела становится нежизнеспособной.
— Говорят, пчелы во всем мире постепенно вымирают…
— Так и есть. Нет пчелы — нет человека. Если она пропадет, с нашего стола ягоды, фрукты исчезнут. Останутся кукуруза да пшеница.
По дороге Сергей проводит экскурсию. Вот чья-то заброшенная колода. Вон размашистый старый дуб.
— Как думаете, сколько ему лет?
— Думаю, минимум 300, — отвечает Сергей, но нас прерывает легкий топот: на глазах трое оленей (или это были косули?) скрываются за горизонтом. Неподалеку мы увидим участок взрыхленной земли — это повеселились дикие кабаны.
— Медведей здесь хотя бы нет?
— Говорят, в этом году его впервые за 40 лет заметили тут, в Припятском нацпарке. А я ведь колоды не укреплял! Сейчас узнаем, добрался до них зверь или нет.
Betera приглашает любителей киберспорта и фанатов Dota 2 принять участие в увлекательном турнире TI CyberRace, приуроченном к старту The International 2023. Турнир идет с 12 по 29 октябряс призовым фондом в 50 000 BYN.
Новые клиенты получают бонус: 100 фриспинов + 40 BYN.
А вот и свежая колода: Сергей повесил ее только весной, пчелы сюда пока не заселились.
— Спросите у пчеловода, сколько у него колод, — никто никогда не ответит. У меня где-то 100. Может, 99, может, 95, а может, больше — понятия не имею.
Бортник делится лайфхаком: если колода не касается ствола дерева, то она не гниет. Поэтому он повесил дикий улей на штыри арматуры.
— Накрытая железом колода простоит 200 лет. Даже если меня не будет, кто-то придет, почистит ее и мед соберет.
— Вы говорили, что у вас трое детей. Пошли по вашим стопам? — интересуемся у Сергея.
— Бортник никогда один не ходит, я всегда с напарником или сыном (ему 14 лет) — он просто сегодня заболел. У него интерес есть, но аллергия на пчел, поэтому их побаивается. Однако все равно помогает мне. Посмотрим, как там дальше будет. Старшая дочка у меня послушная: скажу ей «Лезь к колоде» — она полезет, — улыбается наш герой. — Но она уже замужем, в Минске работает.
— А младшая, получается, непослушная?
— Да, говорит: «Папа, оно мне не надо!» В университете сейчас учится.
К слову, любовь к пчелам Сергею передалась через поколение — от дедушки (а тому — от отца). Он начал заниматься бортничеством еще в 1930-е годы. Сейчас мужчине 86 лет, он живет у близких родственников в российской Твери. Но Сергей часто забирает его на Полесье и проводит экскурсию по бортям, многие из которых остались на тех же местах, куда их когда-то вешал дедушка.
— Он так хоть успокаивается, а так переживает за пчел сильно. Дед ходит, активный…
— Наверное, потому, что много времени на таком свежем воздухе проводил?
— И всегда много работал. Поэтому мы ему сейчас стараемся помогать.
Сам я начал заниматься пчелами в 1993 году, тогда же поставил первые рамочные улья. Попробовал оттуда мед — понял, что у него нет этого вкуса дедового меда из бортей. Так появилась мечта, чтобы все попробовали тот самый дикий мед из моего детства.
Чтобы поставить колоды в этой местности, нужно разрешение от Припятского национального парка. У меня оно, конечно, есть, и платить за него ничего не нужно. Нацпарку, к слову, я очень благодарен: много помогают, дают заготовки, поддерживают культуру бортничества. Недавно приезжали брать анализы, чтобы подтвердить, что у меня действительно та самая среднерусская (она же полесская) пчела…
Наконец добираемся до «действующих» колод. Сергей уходит куда-то в сторону непроходимых кустов и возвращается с лестницей — кажется, сколоченной также на века, как и лодка. Раскладывает вещи, разжигает дымарь — он нужен, чтобы пчелы немного успокоились. С собой у Сергея защитный костюм и плотные перчатки, но брал он их скорее для нас. Наш герой признается: чаще всего он работает без «экипировки», хоть полесские пчелы и злее тех, что живут на обычных пасеках.
— Чем выше колода, тем слаще мед — так деды говорили. Вешаем на высоту хотя бы в 4 метра. Но мы с напарником так подумали… Скоро же постареем, на 8—10 метров тяжело будет лазить, поэтому сейчас пристраиваем колоды пониже. Раньше бортники как к ним добирались? Брали веревку, делали сидушку, фиксировались, подтягивались и поднимались на нужную высоту. Сейчас с лестницей попроще.
Вот и наступил момент икс. Какой он — полесский мед? Правда ли он отличается от столичного «магазинного», собранного из рамочных ульев?
Дегустируем, рассевшись прямо на траве и оторвав кусок от сот руками. Ответ однозначный: да, мед диких пчел другой. На ум в моменте приходит слово «освежающий». Нет приторно-сладкого вкуса и желания поскорее сделать глоток чая. Запивать такой мед вообще не хочется.
— Что-то похожее на мяту чувствуете? — спрашивает Сергей, подтверждая ранее подобранный эпитет. Он улыбается, когда мы без лести расхваливаем мед и обещает: — Все, что срежем сегодня, все в Минск увезете.
В общем, энтузиазма у нас прибавляется еще больше. Так что помогаем перенести часть вещей к ветвистому дубу по соседству.
Взбираемся на самый толстый сук и вспоминаем детство, как когда-то лазили по деревьям. Правда, я забыла главное правило: достать все из карманов перед тем, как подниматься на высоту. Так что вскоре все их содержимое оказывается на земле. Ну, хоть ведро с мечтой того самого гастролирующего по нацпарку медведя удержала.
— Дело в том, что полесская пчела собирает пыльцу с определенных растений, а гибриды — бакфаст — со всех подряд. Поэтому нам важно ее сохранить, чтобы не потерять этот неповторимый вкус. Полесская пчела сейчас стала исчезающим видом. Еще у нас когда-то жила черная боровка. Эта порода буквально на моих глазах пропала, еще лет 10 назад. Все из-за неограниченного ввоза гибридов — тех же бакфастов и карников. Есть ли шанс ее вернуть? Не знаю, это должно чудо произойти.
Я всем объясняю: не ввозите сюда другие породы, не делайте скрещивания ради того, чтобы получить и продать больше меда. Нужно сохранить борти, где пчелы выживают сами, без человеческого вмешательства.
Счастливые и сытые, сорвавшие пару стебельков дикой мяты к чаю, возвращаемся в деревню. На обратном пути у Сергея звонит телефон. Он поднимает и останавливается. Мы слушаем утихающий к концу сезона рев оленей вдалеке, а наш герой бурно обсуждает с кем-то пчел.
— Звонили из лаборатории — подтвердили, что у меня полесские пчелы. Я долго ждал результатов. Честно скажу: если бы мне сказали, мол, пчелы желтыми оказались, я бы все это дело бросил!
— Серьезно, бросили бы? Дело, на которое потратили 20 лет?
— Да, не шучу. Вот такой у меня характер.
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро
Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ng@onliner.by