«Меня били — и ничего, человеком вырос». Знакомая фраза? Отголоски такого воспитания можно встретить и сегодня. Вот лишь один из недавних примеров, когда про воспитание силой стало известно за пределами семьи. В Минске отец сходил на родительское собрание и так расстроился, что «нанес дочери 5—7 ударов ремнем по спине, ногам, ягодицам и столько же ударов ладонью по голове». Для мужчины все закончилось судом и относительно небольшим штрафом — 185 рублей. А чем этот случай (наверняка не единственный) аукнется для девочки — вопрос более глубокий и сложный. Мы записали монологи белорусов, которых жестко наказывали в детстве, и узнали, как это отразилось на них во взрослом возрасте.
Читать на OnlínerПо просьбе героев все имена в тексте изменены. Фотографии используются для иллюстрации.
Анастасия называет себя поздним ребенком: мама родила ее в 36, сестру — на несколько лет раньше. Отец жил с девочками в одной квартире, но фактически родители были в разводе и не вмешивались в жизнь друг друга.
— Била нас с сестрой только мама, и повод ей для этого был не нужен: что-то взяли и назад не положили, ослушались, поздно вернулись с улицы. Сестре влетало за меня, а мне — за нее: мать не разбиралась, кто из нас виноват.
Лупила нас мать не только ремнем, но и всем, что попадалось под руку: скакалка, шнур, ветка. Особенно плохо было, когда она выпивала: агрессия усиливалась под действием алкоголя. Отец иногда пытался помешать ей. Бывало, что мы убегали к нему в комнату, и он закрывал дверь на ключ. Но мать могла затеять драку и с ним.
Я не скажу, что мать совсем не любила нас с сестрой. Она пыталась заботиться о нас по мере возможности. Но какой-то ласки, нежности точно не было. Может, она просто была несчастлива в личной жизни и таким образом мстила папе? А может, повторяла методы воспитания своих родителей. Говорят, отец у нее тоже бы тиранического склада характера.
Когда мне было лет 14, на Новый год мать меня нечаянно чуть не задушила. Мы собирались уйти с друзьями на улицу, а она пьяная не хотела нас пускать. Началась драка. Я упала на пол, а мать, не заметив, встала коленкой на один конец шарфа, а за другой потянула, чтобы снять его с меня. Спасла сестра.
Закончилось насилие только в мои лет 16. Мать полезла ко мне драться, а я избила ее до крови. Это был первый раз, когда я решилась постоять за себя и показала характер. С тех пор я просто уходила из дома и возвращалась поздно ночью через окно в комнате отца, которая закрывалась на ключ.
Как на меня повлияло такое детство? Мне кажется, я выросла довольно жестокой (хотя в детстве была забитой, надо мной издевались). Сейчас мне 37, я до сих пор не замужем, своих детей у меня нет, и я не уверена, что они будут. Понимаете, когда перед глазами нет примера хорошей семьи, сложно построить нормальные отношения. Ты пытаешься работать с психологом, но во взрослом возрасте все это дается тяжело. Многое из памяти стирается, а на уровне подсознания остаются блоки, которые так легко не достанешь.
Сейчас мы с мамой живем в разных городах. Общаемся иногда, я поздравляю ее с праздниками. Когда достанет, могу заблокировать все номера, с которых она звонит, и не общаться по несколько месяцев. Несмотря на все, что было в детстве, я все же ее люблю. Она умная женщина и когда-то была красивой.
Анатолию 33 года, в детстве родители тоже наказывали его за любую провинность. Что интересно, на младшего брата такие методы воспитания не распространялись.
— С моим биологическим отцом мать развелась, когда мне было примерно 2 года. Фактически меня воспитывал отчим, от которого мама родила еще одного ребенка — моего брата. Точно помню, что ему доставалось от родителей меньше. Как-то раз они попробовали наказать его, но брат испугался и «наделал в штаны». После того эпизода его не трогали.
А вот меня пороли регулярно — вплоть до того, что дома была специальная пластиковая палочка с надписью «Воспитательница». Часто били перекладиной от советского стула, а вот провода не трогали. Мать вспоминала, что в ее детстве «провода — это было самое больное». То есть для нее это в принципе было нормой. Мотивация такая: нас били, и мы выросли нормальными, вот тебе воспитательная часть.
За что меня наказывали? За неподобающее поведение или просто за то, что не убрал в комнате. Иногда били резко, сильно, от души, а иногда долго и методично.
Помню, как после таких побоев прятался под кроватью, как плакал навзрыд… Истерики были настолько сильными, что я забывал, как дышать.
Но один из самых неприятных эпизодов — это когда после ударов появились сильные кровоподтеки, пошла сукровица, а мы в школе как раз ходили в бассейн. Мне приходилось прятаться за шкафчиком, чтобы переодеться. Сильно переживал тогда, чтобы мои синяки никто не увидел…
Закончились побои классе в шестом-седьмом, когда я стал достаточно большим и со мной было тяжело справиться физически. От меня отстали. Долгое время я не вспоминал про свое суровое детство, как будто все выместил из головы, но в последние годы стало накрывать.
Спасибо жене, которая нашла время, чтобы выслушать и проговорить со мной все эти моменты. Если раньше я думал, что в некоторых ситуациях физические наказания можно оправдать (например, когда ребенок делает что-то опасное), то теперь я абсолютный противник любого насилия. Не понимаю, как можно подойти к человеку и сделать ему больно.
Самое страшное, что моя мать всю жизнь проработала воспитателем в детском саду. Не понимаю, как человек, который издевался над своим сыном, может продолжать быть детским педагогом… Сам я с ней сейчас практически не общаюсь. С днем рождения поздравляю, но не более того. Морально готовлюсь за сутки, если надо ей написать.
Ольге 50, но она до сих пор не забыла, как жестоко воспитывали ее в детстве. Было все: и побои, и унижения, и обесценивание любых достижений. Так к своей дочке относилась родная мать.
— Братьев и сестер у меня не было, я росла с мамой вдвоем, на Крайнем Севере. Вообще, для меня до сих пор загадка, зачем мать меня родила. Видимо, только потому, что надо было «выполнить программу». Она не хотела проводить со мной время, на отдых летом мы ездили за все мое детство только один раз.
Идеальный ребенок для моей матери — это тот, который не мешает, но которым можно похвастаться.
Я должна была быть отличницей, делать уборку и готовить. Как только переставала соответствовать этой идеальной картинке, это ее бесило.
Она могла «выбивать из меня плохое ремнем» или просто играть в молчанку. Не говорила со мной неделю, пока я не приползу на коленях со словами «Мамочка, прости». Еще я запомнила такую фразу: «Если бы у меня был не один ребенок, а больше, я бы сдала тебя в детдом». Теперь она наотрез отказывается от этих слов, говорит, что ничего такого не было, что я все придумала.
Какой я выросла? Так как у меня не было образца для подражания, в какой-то момент я стала похожа на маму. Сарказм, принижение чужих достижений — именно так я себя и вела. Помню, как родила дочку и узнала, что мамочки из соседних дворов не хотят со мной гулять, «потому что я неприятная». Это было как удар обухом по голове. С тех пор я стала копаться в себе, отрефлексировала всю эту ситуацию с мужем и попыталась выстроить другую модель поведения.
Мне кажется, я до сих пор обижена на мать. Если бы она извинилась, признала свою вину, меня бы, наверное, отпустило… Но она идет в глухой отказ, уверена, что все делала правильно. Конечно, я забочусь о ней, ведь она уже в возрасте и кроме меня у нее никого нет — ни друзей, ни подруг. Но я делаю это дежурно. Звоню, спрашиваю, как дела, жива ли она, здорова ли.
Подзатыльниками и ударами по ягодицам Максима сначала воспитывал отец — лет до 10, пока они с матерью не развелись. Если вы думаете, что после этого ребенок вздохнул с облегчением, то нет. Мать традицию избиений продолжила.
— До того, как отец ушел из семьи, моим образованием занимался он. Помню, как за неидеальные буквы в прописях он давал мне подзатыльники и заставлял идеально вырисовывать каждую палочку. Таким же способом приучал к чтению: вот тебе книга — читай, не прочитаешь 20 страниц за день — будешь наказан. Наказанием чаще всего были удары ремнем по ягодицам. Все это касалось не только учебы. Как только у меня что-то не получалось, отец хватался за ремень: «На, получай!»
Когда отец от нас ушел, мать поначалу пыталась быть с нами ласковой, но потом, видимо, у нее стали сдавать нервы. Двое детей, у меня переходный возраст, и она взялась за наше воспитание. Использовала уже не ремень, а провод от какой-нибудь техники.
Лупила она нас с сестрой то по отдельности, то одновременно. А мы пытались закрывать друг друга.
Там вся семья была такая. Стандартный разговор с бабушкой заканчивался фразой «Отсеку по почкам так, что будешь кровью ссать». Такое общение было в порядке вещей. Видимо, это особенность старшего поколения.
Я рос неуверенным в себе, постоянно думал, что недостаточно хорош. В подростковом возрасте стал раздражительным и крикливым, как папа. Сейчас мне 23, и я пробовал ходить к психологу. Оказалось, что мне сложно испытывать радость, я даже не могу описать словами, что это такое. Мой мир делится только на черное и белое. У меня нет целей в жизни, каких-то стремлений. Я пытаюсь найти себя, но чаще всего мне кажется, что я просто существую.
Как и других наших героев, Наталью тоже строго наказывали в детстве. Сейчас она уже давно не та маленькая испуганная девочка — белоруска выросла, вышла замуж, родила троих детей, но обиду на мать в душе сохранила.
— До школы моим воспитанием занимались бабушка с дедушкой, а родители строили бизнес за границей. Я была довольно «упакованным» ребенком, при этом не очень счастливым, потому что отношения с матерью не сложились. Когда она ушла в декрет и стала проводить больше времени дома, вплотную занялась моим воспитанием, а именно переучиванием из левши в правшу.
Сколько было порванных тетрадей, сколько подзатыльников из-за почерка… Игрушки не убрала, на сестру не так посмотрела, не туда пошла, не то одела — получай! А однажды она выбила мне передние зубы за то, что я оставила ее переживать и ушла в соседний двор.
Помню, как пряталась под деревянной скамейкой около подъезда, прикрывала голову руками, а в этот момент мать туфлей зарядила мне прямо в лицо…
Еще она постоянно била меня скакалкой — по ягодицам, по ногам, по спине. Я вечно ходила синяя… Сейчас, думаю, в саду или школе сразу увидели бы, что гематомы в тех местах, где ребенок не может причинить вред сам себе… А тогда никто не обращал внимания.
Когда мне было 10 лет, родители, к счастью, развелись, и я осталась с отцом. Мать попросту забрала младшую сестру, сказав, что двоих детей не потянет. Все были в шоке от такого решения, а я радовалась. Даже когда уже жила с отцом, при встрече она умудрялась меня гнобить: «Ты будешь пьяницей, чмошницей, родишь в 15 лет». И это говорил человек с тремя высшими образованиями… Она до сих пор, кстати, работает в школе и занимается частной практикой с детьми.
Сейчас мне почти 40, и я не могу вспомнить о ней ничего хорошего. Последние 10 лет мы не созваниваемся, она не видела никого из моих детей. Боюсь, если мы будем ехать в салоне одного троллейбуса, я ее даже не узнаю. Это как дальняя родственница, которая просто есть. Даже если она позвонит мне и попросит помощи, я, наверное, просто положу трубку.
Самое ужасное, что в какой-то момент я стала бессознательно копировать поведение матери по отношению к своим детям: могла рявкнуть, шлепнуть по попе, дать подзатыльник. Я испугалась этого и пошла к психологу. На занятия с хорошим специалистом у меня ушло $1,5 тыс., зато теперь я счастливая мама и жена. Я научилась контролировать свои эмоции, поняла, что с детьми работают только разговоры — других методов воспитания быть не может.
Как получается, что взрослые люди разрешают себе издеваться над теми, кто младше и слабее их и не может дать отпор? Что объединяет взрослых, которых воспитывали в детстве ремнем и оплеухами? Поговорили об этом с магистром психологических наук, семейным терапевтом Юрием Вороновичем.
— Складывается ощущение, что жесткий стиль воспитания в недалеком прошлом был абсолютной нормой. Так ли это?
— Действительно, физические наказания в прошлом веке являлись обыденностью и в СССР, и в странах Запада. В 1980-е годы проводилось исследование, которое показало, что насилие в той или иной степени присутствовало в 60% семей. Если учесть психологию ребенка, думаю, и эти цифры занижены. Показательно, что многие взрослые вспоминают свой детский опыт как абсолютную норму, даже если это приносило им страдания.
— Сейчас все кардинально поменялось?
— То, что приходится наблюдать мне, — это двоякая ситуация. Вроде бы приходит осознание того, что так, как было раньше, — это не очень хорошо. Развивается психологическая культура, стало модно говорить, что с детьми нужно искать общий язык.
С другой стороны, проблема никуда не делась. Согласно исследованиям ЮНИСЕФ, около 6 из 10 детей в возрасте от 2 до 14 лет подвергались телесным наказаниям со стороны родителей. Я замечаю, что многие взрослые по-прежнему рассуждают в таком духе: «Меня били — и я вырос нормальным». Надо понимать, что это психологическая ловушка. Людям свойственно идеализировать и оправдывать прошлое. Плохое уходит на второй план, и спустя годы взрослые начинают допускать мысль о том, что детей иногда можно жестоко наказывать.
— И все равно непонятно: что должно быть в голове у человека, чтобы избить ребенка?
— Есть причины условно доброкачественные и злокачественные — я бы разделил так. С доброкачественными работать проще: это когда взрослый искренне убежден в том, что для ребенка «силовые методы лучше».
Родитель может рассуждать следующим образом: лучше уж ребенка бить, чем полностью попустительствовать, а то «вырастет наркоман или какой-нибудь агрессивный, неуправляемый человек».
Но такие люди не догадываются, что, помимо авторитарного и попустительского стилей воспитания, есть более тонкий и сложный — авторитетный. Это когда родитель сам исполняет те правила, о которых говорит ребенку, когда он в состоянии признавать свои ошибки, когда может попросить у ребенка прощения, когда советуется с ним. Многие взрослые, выросшие в более строгих условиях, боятся дать ребенку немного власти и тогда предпочитают схему «Взрослый всегда прав». Но обычно в таких случаях достаточно банального просвещения, и родители будут вести себя иначе.
Есть также злокачественные причины, когда человек сам не осознает свои психологические мотивы и только прикрывается благородством (а иногда даже не прикрывается). Это может быть эмоциональная неустойчивость либо распущенность, когда человек не умеет или не считает нужным контролировать свои эмоции. Появилось раздражение — и родитель сразу переходит на крик либо бьет ребенка. Привычная схема.
Может быть такое, что взрослый сам как ребенок и воспринимает сына/дочь равными себе в плохом смысле. Родитель борется с детьми за власть, вместо того чтобы занять более сильную позицию — терпимости и снисхождения.
Иногда физические наказания становятся местью — например, бывшему мужу, которого напоминает этот ребенок. Как будто в ребенке заключена причина того, что мать построила свою жизнь не с тем человеком. Еще один пример смещенной агрессии — это когда родитель оказывается, условно говоря, «бит» начальником на работе, приходит домой и вымещает злость на том, кто первым попался под руку.
— Что объединяет взрослых, которых физически наказывали и унижали в детстве?
— В первую очередь страдает самооценка ребенка, особенно когда насилие проявляется на ранних этапах. «Если меня бьют, значит, я плохой» — так рассуждают дети, ведь для них мама и папа — самые лучшие. Ребенок берет ответственность за происходящее на себя.
Также часто у таких людей проявляются тревожные расстройства, потому что насилие — это нарушение чувства безопасности ребенка. Битый в детстве человек не умеет концентрироваться на своих чувствах. Он всю жизнь старается «прочитать» других людей, потому что привык предугадывать поведение родителей, вести себя так, чтобы «не прилетело». Такие люди во взаимоотношениях с партнерами часто попадают в положение жертвы, пытаются угодить, достичь одобрения — и в этой борьбе теряют себя. По стилю привязанности они становятся сверхвовлеченными и, к сожалению, могут быть битыми всю оставшуюся жизнь.
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро
Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ng@onliner.by