В воскресенье Баста раскачал Дворец спорта. Топовый российский артист и глава лейбла Gazgolder находится в отличной форме и регулярно снабжает публику новыми хитами, а сейчас занялся съемками нового клипа в Минске. Onliner.by встретился с рэпером в отеле Renaissance и поговорил о конфликте с Серегой, Versus и Рестораторе, трагедии в Печах и службе в армии, белорусских кроссовках и гонорарах за корпоративы.
Читать на Onlíner— Как дела?
— Нормально.
— Концерты в Минске… Они чем-то отличаются от российских?
— В целом нет. Все радушно, все прекрасно.
— Почему новый клип решили снимать в Беларуси?
— Здесь работает Леша Сатолин (Partizan Production), режиссер клипа. Как-то так совпало.
— Что это будет за видео?
— Это видео на новую песню. Больше ничего сказать не могу, без спойлеров. Спойлеры — это плохая примета.
— Ты запускаешь новый проект — «Голос улиц». Лично отсматривал все заявки?
— Нет, конечно. Было 12 редакторов, которые изучили почти 50 тыс. заявок. Иначе это было бы нереально. Я отсмотрел около 2 тыс. и чуть не сошел с ума. У каждого была своя часть, а потом мы помогали друг другу — это общее редакторское решение. На мой взгляд, никого достойного вниманием мы не обошли.
— В прессе «Голос улиц» называют самым крупным онлайн-баттлом.
— Суть в том, что это вообще не баттл. Это не конкурс рэпа — все эти клише тут не подходят. Правильно сказал журналист Андрей Никитин: это конкурс талантов. На самом деле хочется увидеть все вместе — как мыслит поколение в музыкальном плане. Там есть несколько артистов просто гениальных!
Выходит человек, я смотрю на него и думаю: сейчас будет какой-то ад. А он начинает петь, и по уровню это чуть-чуть хуже Ашера. Оказывается, он помощник машиниста из Санкт-Петербурга. Говорит: «Я вчера машиниста получил». И таких историй очень много.
В чем «фишка»… Есть какой-то сформированный костяк, и там все друг друга знают. А здесь появились люди, которые музыкой занимаются сами, в кайф. И это бесценно! Многие большие участники хип-хоп-движения проигнорировали участие в этом проекте. Мол, фуфел какой-то — все проекты, которые происходили до этого, именно так и выглядели. А когда все увидели, во что это превратилось у нас, многие об этом пожалели. Мы будем делать проект дальше обязательно. Услышали, например, трех замечательных девушек: красивых, поющих, читающих. Многие избегают вот этого движения, потому что сообщество болезненно принимает все новое и интересное. Это таких, как я, ничем не испугать: поливайте нас грязью, мы все равно будем идти вперед.
— Из якобы глубокого андеграунда транслируется мнение, что хип-хоп вышел в мейнстрим, а рэп-баттлы обесценились.
— А эти баттлы никогда ничего и не стоили. Для меня вообще непонятно, что такое андеграунд и что такое мейнстрим. Для меня есть хорошая и плохая музыка. Это же чистая вкусовщина: нравится — не нравится. Мне не надо объяснять, мол, ты на самом деле не понял эту музыку. У меня хватает мозгов определиться самостоятельно. Если люди играют в андеграунд, то должны понимать, что они себя сами ограничивают: иногда — плохим звуком, иногда — какой-то нарочитостью. Андеграунд не имеет права называть себя андеграундом: когда ты осознаешь себя в этой субкультуре, то сразу становишься мейнстримом. Андеграунд — это определение, которое дают люди, а не ты сам. А игры в псевдоинтеллектуалов… Я андеграунд! А в чем ты андеграунд? Что это значит? Вот учитель в музыкальной школе — это андеграунд. Потому что эти люди имеют дело с классической музыкой, мало зарабатывают и верны идее всей жизни. Вот это, с…ка, андеграунд! А то, что тебе просто нравится принадлежать к какому-то запретному, проклятому племени волков-одиночек, — это все ересь. Ни один такой человек 15 минут разговора со мной не выдержит.
— Не сможет обосновать?
— Невозможно представлять андеграунд и говорить при этом: «Я — андеграунд».
— Есть претензия и к Ресторатору: мол, человек просто рубит бабло и ни разу не идейный.
— И что? Он сделал то, что и должен делать. Он как начинал в конкретном формате, так и продолжает этим заниматься, не изменив ни одному принципу и своей концепции. Все идет ровно так же, как он и хотел. То, что Ресторатор делает шоу и приглашает туда блогеров, — так это круто! К чему этот нарочитый академизм? Это все превратится в баттлы, которые никому не интересны. Люди хотят видеть разных людей в условиях, приближенных к баттлам, настоящие эмоции. Я с Саней много общаюсь — он очень конкретный и резкий человек. Рынок баттл-площадок сейчас большой, но почему-то смотрят все именно Versus. Почему-то он круче и звучит интереснее. Значит, он андеграунд.
Ни слова, ни строчки, ни кадра Ресторатор не изменил в угоду каким-то коммерческим задачам. Ему приносят деньги и говорят: «Вы делаете это так круто!» Пикассо сказал бы: «Как это замечательно!» А Ван Гог сказал бы: «Я счастлив, что мое искусство признано при жизни».
— Конфликт с Серегой. Я так понимаю, тебя зацепил клип «Антифриз»?
— Это ирония чистой воды. Я к Сереге нормально отношусь, просто это ирония в формате четырех-пяти строк — мне кажется, это круто.
— Почему не принял его вызов на Versus?
— Он кукольный все равно.
— Серега?
— Конечно.
— Почему?
— Я не знаю, вот такие эмоции. У меня Потап вызывает больше симпатии, чем Серега. Потому что он какой-то ненастоящий, именно кукольный. Вот его первый альбом, песня про Лялю — это супер. А потом с ним случилось то, что такие продюсеры, как Саша Толмацкий и тому подобные, делали со многими рэп-музыкантами — с тем же Лигалайзом. Просто превратили их в откровенный бред. Серый — талантливый мелодист, музыкант. При встрече я с удовольствием пожму ему руку и думаю, что он понимает всю иронию, потому что сам он тоже человек с чувством юмора. Это Кирилл Толмацкий мог подать в суд, потому что не хватило мощности собственной самоиронии.
— А ты когда-нибудь подавал в суд?
— Никогда.
— А Gazgolder?
— У нас постоянно суды происходят. Мы первая компания, которая выиграла иск у Life News за клевету.
— А сколько раз проигрывали?
— Ни разу.
— Продолжим про белорусских музыкантов. Сейчас выросло их новое поколение: Макс Корж, ЛСП, набирает обороты Бакей. Кто из этой новой волны самый талантливый?
— Я не могу так сказать. Мне симпатичен и Корж, и много кто еще, помимо тех имен, которые ты назвал. И многие из них недооценены.
— Например?
— Муза Скат, мой большой друг. Пока он определяется со взаимоотношениями с окружающим миром и ищет себя, а мы его ждем. Он гениальный музыкальный продюсер и вообще человек со вкусом. А Корж — это звезда международного класса.
— Не жалко, что он на Respect Production, а не на Gazgolder?
— Если быть инфантильным и сумасшедшим, то, конечно, жалко. Хочется, чтобы все крутые артисты были у нас. Это по-мужски: хоккейная команда, в ней должны быть только лучшие игроки. Но на самом деле тут вещь такая: может не нравиться музыка, но нравится сам человек. Не все музыкальные вещи на альбомах Макса мне нравятся, но как человек и концептуалист он вызывает уважение.
— На Gazgolder был подписан белорус Tony Tonite. Поначалу он рассыпался в комплиментах тебе, но после риторика изменилась. Почему все-таки расстались?
— Это вопрос к нему. Вся цена этих слов ровно такая, как ты сказал, к моему большому сожалению.
— То есть было какое-то лицемерие с его стороны?
— Не было лицемерия. Просто я все время буду выглядеть как глава обители зла, потому что глава лейбла — это всегда злодей, человек, который душит творческие порывы. Так же было у ЛСП с Оксимироном — это вечный конек, который музыкант легко разыгрывает, потому что это удобно, легко и просто. Как ж…пу показать.
Мне кажется, Тони просто не понял, чего он хочет от музыки. Он предложил нам сделать англоязычный альбом, и мы долго им занимались, следовали его личному выбору. А он оказался не таким хорошим, как хотел Тони. И потом вдруг оказалось, что англоязычный альбом — это наша затея. Это наивно, потому что для нас очевидно, что англоязычная музыка в России не интересна и не принесет денег. У нас отличные отношения и связи на Западе, но люди, которым мы давали слушать альбом Тони, сказали: «Так не говорят на английском языке». Мы думали, что это какое-то самобытное решение, экзотика с постсоветского пространства, но не срослось. Его, видимо, это расстроило — не хватило мощности пережить пощечину судьбы, короче говоря. Мы поддерживали его выбор, хотя до конца его и не разделяли. Потом он написал шуточную песню с Кравцем и сказал: «Вот видишь, как получилось!» Я ответил: «Так это песня на русском языке… Ты хотел ТАКОЕ делать? Так это не к нам, мы такой музыкой не занимаемся».
— То есть парень немного «зазвездил»?
— А на основании чего, непонятно. Мне кажется, что он не смог переварить это. У меня таких пощечин в жизни было очень много, и здесь нужна самоирония, чтобы сказать себе: «Ну да, вот здесь ты не классный, а просто говняный конъюнктурщик».
— «Моя мечта — чтобы люди увидели, какие мы на самом деле». А какие вы?
— Очень крутые. Мы — команда людей, которые работают со многими крутейшими артистами. Мы соприкасались с большими компаниями. Снимали сейчас «Голос улиц», и менеджеры ходили и восторгались нашими ребятами. Митя Миловзоров, Коля Дуксин — это люди, которые вдвоем переворачивают мир. Это очень большие люди, мои друзья, заговорщики. У нас команда 8—9 человек (основной костяк), и у больших компаний это не укладывается в голове. По-моему, Децл сказал, что успех Скриптонита — это следствие работы большого штата эсэмэмщиков. Но все прекрасно знают, что эсэмэмщик у нас только один.
Вот в таких моментах прекрасно видна вся моя команда. Это очень большие люди и большие игроки. Они делают меня таким, какой я есть: один я бы писал песни, но не был бы таким большим и уверенным в себе.
«Голос улиц» показал, что, столкнувшись с системой работы лейбла, люди отторгают ее по каким-то причинам и говорят: «Я могу все сделать сам». А потом они понимают, что одному все это сделать невозможно. Это монотонная, аккуратная, кропотливая каждодневная работа. У нас на лейбле работает 20 человек, и музыкант говорит: «Я не знаю, что все они делают». Я, честно говоря, сам не знаю, что они делают, но у нас все получается.
— Про Скриптонита… Минская публика жаловалась, что его последний концерт длился меньше часа. Это нормально?
— Нормально. Он — рок-звезда.
— Может себе позволить?
— Да. Вы послушайте его песни! Я думаю, что он вообще мог бы не выйти на сцену. Это его публика, и он сам рискует своими людьми. Мы не создаем таланты и не пытаемся указывать, как им двигаться. Появится у человека вопрос — мы подскажем. А насчет музыки… У меня же конфликт интересов. Он музыкант, и я музыкант, сам занимаюсь этой фигней. Скриптонит вот такой, и мы его за это уважаем и любим очень сильно. То есть он такой же, как в песнях: самоубивающий, разрушающий все в своей жизни — удивительный человек.
— Цельный?
— Наоборот, не цельный. Одинокий, грустный, настоящий, верный друг, готовый пожертвовать всем ради тебя. Корректный, но иногда наглый и вспыльчивый. Сумасшедший. Мы таких людей и любим.
— Рэпер Face крутой?
— Да, для детей крутой. Мне многие говорят: «Вот рэпер Face…» Но, как говорит Андрей Никитин, я такое не слушаю. Хотя в наше время был «Мальчишник», «Мистер Малой». Представляешь, как наши родители воспринимали «Секс без перерыва»? У моей мамы сердце бы остановилось, если бы она узнала, что я такое слушаю. Это закон времени.
— Что если твои дочери начнут слушать Face?
— Ну а что делать? Что я им скажу?
— Ну как… Вот, например, в Беларуси его концерт недавно запретила Генпрокуратура из-за письма матери подростка, который собирался на выступление.
— Это был лучший подарок Face, которая могла ему подарить Беларусь. Самый большой подарок, какой можно сделать артисту, — это запретить его концерты. О нем узнало огромное количество людей, и теперь попасть на его концерт будет настоящим тинейджерским подвигом. Этого вообще нельзя делать: в XXI веке запреты — это самая большая глупость, которую можно совершить.
— То есть белорусская Генпрокуратура — это отличный PR-институт?
— А российская — тем более. И в Украине тоже. Я думаю, что Face доволен. Он, кстати, очень умный парень. Это просто игра такая: он копирует зарубежные аналоги, которых сейчас много. Lil’ Pump, Lil’ Yachty… Они все одинаковые.
— Ты научился разбираться во всех этих Lil’ и A$AP?
— Я подписан на замечательный аккаунт в Instagram, а там есть все их выступления. Для меня они все на одно лицо. Я уже пожилой человек, и эти ритмы меня немного укачивают. А Face… Ну вот такой голос малолеток. Сразу вспоминаешь свою юность: напиться в 15 лет было страшно, потому что, если родители узнают, тебе будет просто конец — лишишься всех своих тинейджерских благ.
Отрицание вот этого — это все равно что отрицание молодости. Просто генпрокурору нужно было вспомнить, каким он был в таком возрасте, и как-то с юмором все это обыграть.
— Ты из семьи военных, но называешь армию бредом. Почему?
— Тогда армия такой и была. Папа как раз заканчивал свою службу в Беларуси. Это был 1988—1989 год. Гродненская область, Дятловский район, городской поселок Гезгалы. Ракетная часть, колония. Раньше там был провал, просто трущобы.
— Наверняка ты тогда слышал и про Печи?
— Про что?
— Учебную часть недалеко от Минска. Недавно там нашли повешенным солдата срочной службы.
— Это, с…ка, бесконечный ад. Но поверьте, это происходит и в американской армии точно так же. Это то, за что я армию просто ненавижу. Это молодость! Нельзя служить в армии, когда тебе 18 лет. В 27 лет год отдайте. У человека уже семья, он спокойно пойдет и потратит свое время — как в израильской армии. А когда ты молодой и в голове у тебя ничего нет… Ты просто белая простыня, на которой за год напишут новую историю. Это не они злые и садисты. Просто в одном месте собрали 50 человек, совершенно разных по воспитанию и социальной ориентации, — они будут доказывать друг другу, кто круче. Вы там хоть зарплаты по миллиону долларов сделайте, если будет конфликтная ситуация, они все равно начнут выяснять отношения. Нам не нужна такая армия точно.
Я помню, что с развалом Советского Союза все попали в кошмар. 1989-й, Новый год в Беларуси. Я ем картошку с мясом и думаю: какая бомба! После Ростова, где у нас все было! У меня честный отец, он не воровал — просто был главой партячейки и на всю жизнь остался капитаном.
И когда ему сказали присягнуть Беларуси, он ответил: «Я советский офицер и не могу этого сделать: я отдавал присягу одному государству». Это была его личная трагедия. А с тех пор Беларусь изменилась. Вы не представляете, какая ж…па была раньше. Сейчас здесь все радует глаз.
— Когда ты в последний раз бывал в Беларуси не по работе?
— Год назад.
— Чем занимался?
— Приезжал в гости: в Минске у меня живет много друзей. Делали шашлыки, ничего особенного. Здесь гулять классно, люди позитивные, все спокойные. Я называю Беларусь маленькой Швейцарией на постсоветском пространстве. Говорят, ребенок может сесть в маршрутку и спокойно приехать из одного города в другой. Это прямо ваш капитал — вот это вот спокойствие.
— Еще про Беларусь. Ты большой ценитель кроссовок. Как тебе такой вариант?
— Вообще крутяк! Вот эти похожи на New Balance, а эти — на Louis Vuitton.
— Носил бы такие?
— Конечно!
— А если еще представить, что «B» — это Баста!
— Круто, что это белорусские кроссовки. Это же какая-то старая фирма, да? Сапожки, полусапожки делала. Помню-помню.
— Если подводить итоги года… Самые крутые вещи, которые удалось сделать в 2017-м?
— Концерт в «Олимпийском», конечно. Это же в этом году было? Ну и песню «Сансара» написал.
— В финансовом плане этот год удачный?
— Ну как… Посмотрим к концу года: если все дырки закроем, будет неплохо.
— Кстати, про дырки… «Пользователи интернета превращаются в куркулей, ковыряющихся в носу». Ты пробовал считать, какие убытки несет лейбл из-за пиратства?
— Эта моя фраза немного вырвана из контекста. Мы разговаривали о тех людях, которые сетуют, какие у нас плохие музыка и клипы, что ничего не развивается, что так мало альтернативы. Я сказал, что это куркули, ковыряющиеся в носу, вредничающие. Они не хотят поспособствовать реализации своих желаний: купить музыку легально, помочь своим артистам. Я много-много лет следую принципу «авторских». Не затем, чтобы вселенная ответила мне взаимностью. Просто верю, что перемены начинаются с каждого из нас. Программное обеспечение, музыка, фильмы — все это я покупаю легально.
— То есть RuTracker — это зло?
— Я даже не умею им пользоваться.
Что касается убытков… А прибыли никогда и не было. На самом деле Gazgolder зарабатывает очень много, но у нас с партнером была договоренность, что всю полученную с него прибыль мы реинвестируем в сам лейбл и не достаем оттуда «живые» деньги. Ежемесячный заработный фонд у нас составляет 4—5 млн рублей, плюс клипы и тому подобное. Мне кажется, что этот год вполне успешный. У нас появился замечательный T-Fest, мы продолжаем расти, не прибегая к запрещенным приемам.
— Каким?
— Их бесконечное количество. Мы не занимаемся накруткой клипов, излишней стимуляцией наших продуктов, навязыванием, размещением и использованием наших артистов, где только возможно. Не всегда прибыльная стратегия, но это круто. И люди это ощущают, судя по отзывам из окружающего мира. У меня есть настоящие друзья, с которыми мы придумываем новые грандиозные проекты. И оказывается, что такое ведение дел с артистами — это громадный капитал. Это человеческие взаимоотношения.
— Твоя цитата: «Взрослые люди — обманщики». Ты часто обманываешь?
— Конечно. Очень часто. Но в каком смысле обманываю… Это как когда тебе не хочется огорчать свою маму — что-то из этой серии. Я никогда не использую ложь во имя достижения каких-то целей. Где-то смягчить, приукрасить… Это как в музыке: добавить больше минора или мажора. Я просто ужасно не люблю расстраивать людей и ругаться с ними. Я всегда в отношениях иду до конца и избегаю момента принятия радикальных решений. Но если происходит какой-то атомный взрыв, то после него остается выжженная земля. И ложь… Это не ложь, наверное. Это милосердие. Моя мама говорит: «Если ты хочешь справедливости, то, по логике, должен либо умереть, либо сидеть в тюрьме». Не надо говорить человеку, что он плохой. Найди в нем хорошее. Это ложь на самом деле.
Вот скажешь ты человеку: «Ты козел». Это правда, но кому она нужна? Она тебе ничего не принесет. Вот раньше я был очень прямолинейным человеком. Настолько, что мне самому это не нравилось и превратилось в большой недостаток.
— Тяжело было с людьми?
— Тяжело было с самим собой. На самом деле я-то не святой. Можно просто перелезть через перила и прыгнуть вниз, потому что я не очень хороший. Но я как-то с этим живу, двигаюсь, пытаюсь что-то делать. Подать себя как симпатягу мы все умеем: объяснить свои слабости, свои недостатки.
— О чем ты жалеешь больше всего в жизни?
— Ни о чем не жалею. Жалею только, что дедушки моего нет в живых. Есть люди, которым мне бы хотелось что-то доказать в жизни. Доказать, что я не отпетый хулиган и что моя жизнь изначально несла в себе смысл — такой неоднозначный путь. Что намерение было чистым. И хотелось бы, чтобы старик на это посмотрел. Человек я верующий, поэтому убежден, что он все видит. Хотелось бы подарить ему что-то. Машину, скажем. Просто по-человечески. Каждый нормальный человек, даже тот, кто говорит «Мне плевать, что обо мне думают», больше всего запаривается, что о нем думают близкие люди. Это нормально, в этом нет ничего стыдного. Мне хочется быть благодарным — и в этом, пожалуй, самое большое достижение моих родителей.
— Какой свой поступок ты считаешь самым плохим?
— Их очень много. Особенно в юности. Сейчас я стал мудрее, хотя во мне много огня. Если бы у меня не было семьи, я бы просто разрушал врагов, которые позволяют себе хотя бы мысли о нанесении ущерба мне и моим близким. Делал бы как раньше: просто уничтожал бы.
— Каким образом?
— Да любым.
— Включая насилие?
— В первую очередь. Я вообще не приемлю возможность опасности для моей семьи и близких. Если мы сидим в комнате и человек говорит мне фразу вроде «Тебе следует последить за семьей», ему конец сразу же! Мы встанем, выйдем из комнаты, и это будет означать, что конец для него уже начался. Пошутил он или нет, неважно. Меня не испугает ни тюрьма, ни что-то еще. Люди меня проверяли даже и потом приходили к убеждению, что так оно и есть на самом деле.
— Как проверяли?
— Просто проверяли. Думали, что это какая-то ирония. Да, это в определенном смысле ирония, как было с проектом «Немагия». Они извинились в итоге, и все хорошо. Просто эти ребята понимают, что я ни разу не Олег Тиньков.
Возможно, моя большая ошибка в том, что я готов идти до конца в достижении своих целей и защищая близких людей. Я воспитывался в девяностые и не стесняюсь своих жизненных убеждений и взглядов. Как сказал Хованский, «идите в милицию, он е…нутый».
Я в это верю искренне. Все вот это новое… Люди говорят такие вещи, которые для меня просто шок, хотя я человек с юмором. Самое главное, что люди просто не считают нужным извиниться. Мол, мы не считаем, что неправы, но раз ты такой м…дак и старовер…
— Извинений достаточно?
— Конечно. В тех пределах, в которых человек совершил поступок. Я подожду месяц, год, десять лет, но буду держать этот список в голове. Я все равно приду и постучусь в эту дубовую дверь с золотыми ручками.
— «Некоторые переходят рамки, принимая доброту и щедрость за слабость». О ком речь?
— Безумное количество людей. Мне очень жаль, что они этим пользуются и утрачивают какое-то дружеское общение. Но та речь, которая звучала перед этим, касается только моих родных и близких. Это не касается людей, которые не поняли меня и нашу дружбу, — с такими я легко расстаюсь. Те, кто меня знает хорошо, понимают, что деньги для меня ничего не значат. Спросите мою жену, она вам скажет: это человек, которому плевать на деньги.
За всю жизнь я заключил три письменных договора, а с моим партнером по музыке у нас было рукопожатие — и все. До сих пор мы таким образом сосуществуем. Мне говорят: «Сейчас время другое. Сейчас если не подписал, то все».
— А у вас просто все по чесноку?
— Да. Лейбл, конечно, подписывает бумаги с теми, с кем считает нужным, но с моим партнером мне достаточно рукопожатия.
— Тебя боятся?
— Конечно. Дураки, да? Но я тоже много чего боюсь. А почему меня боится человек, который со мной договаривается, пожав руку? В чем его страх?
— Может быть, боится сделать что-то не так?
— Ну да. Такое нельзя исключать. Это же здравый смысл. Речь ведь не идет про форс-мажоры — это существует и в моей жизни также. Здесь стоит бояться тех людей, которые изначально садятся за стол для того, чтобы меня обмануть. Так этого нельзя делать и в том случае, когда вы подписываете бумаги. Когда вы их подписываете, бойтесь еще больше, потому что вам уже не поможет никто.
— Была история с Тати. Речь шла о сумме в €100 тыс. Был какой-то разговор о возврате этих денег?
— Нет, это был просто адский ад, который я запомнил на всю жизнь.
— Что в этой истории адского?
— То, что я такой дурак. Это мой личный ад, мое поражение. Я разорвал из-за нее всех, с кем работал. Она говорила: «Вот этот плохой, вот этот меня обижает». А это была единственная девчонка на лейбле. Мне все говорили: «Мы не такие». А я им: «Так почему она плачет?» Для меня этот был просто нонсенс. В итоге все, с…ка, оказались правы, посмотрели мне в глаза, и от этого стало стремно.
Эти люди, мои друзья, говорили мне, что там что-то не так: «Не может она быть с тобой хорошая, а с нами со всеми плохая». Потом она мне позвонила и сказала по телефону вещи, которые девушка не имеет права говорить человеку, который старше нее.
— Даже страшно представить, что это за вещи.
— Это не максимально страшные вещи. Я подобные слова слышал много раз, просто не ожидал, что внутри маленькой девочки живет такое существо. Подошел ко всем и сказал: «Простите меня. Я был очень не прав». Это был ад, я не мог в это поверить. Думал, что девчулька просто определяется, находится в каком-то поиске, это крошечка наша любимая, не надо туда лезть. А оказалось, что лезть надо.
— Сколько сейчас стоит Баста на корпоратив?
— От €50 тыс.
— Из Беларуси поступали предложения?
— Никогда.
— Как думаешь, почему?
— Так я просто мало выступаю на корпоративах. Слишком высокая цена. Я вообще не парюсь по этому поводу, потому что люблю концерты. Когда я выступаю, вокруг много людей. И всегда говорю: «Ребята, ну, если у вас нет денег, приходите на концерт. Не надо из себя строить представителей какого-то особого класса». Нужно отдать должное: на всех корпоративах, на которых я выступал, были замечательные люди, которые любят музыку.
Мне вообще нравится вот эта вот ростовская история: попеть на свадьбе, дне рождения. И там были достойные люди, никакого хамства. Главными хулиганами на свадьбе были мы.
Я специально сделал такую высокую цену, чтобы меня могли пригласить только люди, которые правда это слушают. Я с Олегом Тиньковым знаком лет десять, и многие знают его непростой характер. И он мне пишет в Twitter: «Хочу пригласить тебя показать своим друзьям». Я дал ему телефон концертного директора, они поговорили. После этого Олег написал мне: «Не знал, что ты стоишь так дорого». А я ему ответил: «Олег, для тебя и для твоих друзей я могу подарить билеты в фан-зону». Вот такая ирония была. Я нарушил логику его существования.
— Ты вообще понимаешь, что сейчас происходит с подростковой музыкой?
— Конечно! Отлично понимаю. Все супер!
— Я к чему: сейчас западные рэперы в 36 лет уже выходят на пенсию. Нет ощущения, что пора завязывать?
— Конечно нет. Как у любого сумасшедшего, у меня этой мысли не будет до конца моих дней. Я говорю: «Друзья, просто в какой-то момент подсыпьте мне яда». Иронизирую. Хотя им даже в шутку нельзя такого говорить: могут действительно подсыпать. Сцена — это жизнь. Это просто гениальная вещь, и просто так уйти, конечно, не захочется.
Я как-то с практической точки зрения на это смотрю и говорю себе: «Есть ли у меня такие песни, которые я смогу петь в 50 лет?» Они есть — я нахожу с десяток. Мы с L’One шутили, я ему говорил: «Тяжелее будет, конечно, тебе… „Все танцуют локтями“ — это должно быть уже больше похоже на пропихивание в коридорах собеса». Просто нужно понимать, какой я циник. Думаю, буду делать концерты и стебаться с этого. Без иронии и здорового цинизма я сошел бы с ума.
Благодарим отель Renaissance за помощь в организации интервью.
Кроссовки в каталоге Onliner.by
Читайте также:
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by
