«Я — белорусская темная лошадка». Как сын докторов наук из Бреста превратился в рэпера Тони Тунайта и попал на лейбл Басты

27 июня 2017 в 8:00
Автор: Александр Чернухо. Фото: Анна Иванова

«Я — белорусская темная лошадка». Как сын докторов наук из Бреста превратился в рэпера Тони Тунайта и попал на лейбл Басты

Автор: Александр Чернухо. Фото: Анна Иванова

Парню из Бреста однажды позвонили. Звонок был из Москвы: приглашали на Gazgolder. «Когда тебя приглашают на самое лучшее, отказываться не стоит», — рассудил Антон. Сейчас уже не Антон, а Tony Tonite — мистер белорусский Челентано, как он сам себя называет. Как сын докторов наук стал рэпером, попал на лейбл Басты, а потом ушел и занялся сольной карьерой, читайте в материале Onliner.by.

«Песня „Я папа брестского хип-хопа“ бахнула — мы собрали в клубе 500 человек»

Вариантов с самого детства было немного. Однажды в гости пришла подруга мамы и «прособеседовала» пятилетнего Антона: тот играючи называл все инструменты, которые звучали в какой-то композиции на радио. Конечно, это был знак.

— «Лида, у него идеальный слух, его срочно надо отдавать в школу!» — закричала она, — рассказывает Антон. — И меня в не совсем школьном возрасте туда отправили. Мне ужасно не понравилось, и через пару месяцев я ушел оттуда. Просто перестал проявлять интерес из-за сольфеджио. Это сейчас я понимаю, что мне просто всегда хотелось играть самому. А в музыкалке учительница брала мою руку в свою и своими пальцами через мои нажимала клавиши — до-ре-ми. А я в этот момент сидел и смотрел в окно. Потом меня отдали в хореографическую школу, и я 11 лет протанцевал в народном ансамбле танца «Надежда».

Вообще, я из интеллигентной семьи: мои родители — доктора наук. Мама — филолог, отец — математик. Естественно, в такой семье заставляли учиться, а я ужасно не любил читать.

В общем, с учебой складывалось не особо. Зато Антон всегда считался душой компании и благодаря этому получал бонусные баллы. Улица парня интересовала гораздо больше: в начале «нулевых» в неокрепшем сознании школьника прочно поселились широкие штаны, «йоу!» и прочие радости западного хип-хопа.

— Мы — дети девяностых и в конце тысячелетия попали на волну, которая прилетела с Запада. Мы были в таком возрасте, когда музыкальные субкультуры как раз начинают интересовать. В Бресте у нас появилась своя группа Metoda, и мы как-то бахнули: город нас очень сильно поддержал.

В 2002 году дома стоял компьютер с дисководом. В то время появилась совсем детская музыкальная программа, и я присел за нее… С этого начался мой саундпродакшен. Мы даже альбом записали самостоятельно.

Юные рэперы записали его в 2002-м и выпустили через год. Практически сразу они написали свой главный хит — «Я папа брестского хип-хопа».

— Ну дети были, ну, — смеется Антон. — И вот песня бахнула — мы собрали в брестском клубе 500 человек. На то время это был фурор! Трек играл из каждого утюга, и мы вышли на республиканский уровень, нас начали звать в Минск. Интернета тогда практически не было, поэтому мы получали приглашения по почте или по телефону. Помню, даже заявку на какой-то фестиваль отправляли по почте с диском.

Поперло, в общем. Но школа неожиданно закончилась, и перед сыном уважаемых людей встал вполне закономерный вопрос: куда поступать?

— Поступил в Киевский национальный университет имени Шевченко на исторический факультет. Почему туда? Честно? Это был самый не требующий от тебя особых навыков и стремления к знаниям факультет. С учебой у меня было так себе, меня любили за другое: я был душой компании. Поэтому всегда тянули за уши: где была четверка, преподаватель мог пять поставить. С математикой, физикой и химией вообще было туго — не в папу я пошел. Но, наверное, музыкальную логику от него получил. А от мамы я цепанул стихоплетство. У меня еще дед есть, который никогда нигде не учился, но хорошо играет на всяких народных инструментах. У него целая коллекция: разные гитары, баяны, бандуры, домры. Все это, наверное, сказалось.

«Мы не договаривались с Вакуленко о дружбе»

В Киеве закрутилось по-серьезному. Антон остался там после университета и вместе с партнером открыл студию — начал заниматься саундпродюсированием. Песня «Не улетай», которую Тони Тунайт написал для дуэта «Пара нормальных» (в нем тогда принимал участие Иван Дорн), стала «пушкой» — взяла кучу наград в Москве.

— В 2013-м я переехал сюда на полгода — как-то меня занесло в Минск. А потом практически сразу меня пригласили на Gazgolder. Я собрался и улетел в Москву. Как срослось? Позвонили и пригласили поговорить. На предложение стать резидентом я согласился и попал как раз на тот момент, когда они снимали фильм. Получилось, что съемки уже подходили к концу, так что в кадр я не попал. Зато полностью его озвучил — это все моя работа. Прошлым летом вышел дебютный альбом, потом была радийная коммерческая EP про любовь в честь моей жены. Много треков с этого релиза крутилось на радио — та же композиция «Я хотел бы знать» с Кравцем и Ксюшей Бородиной в главных ролях. Или «Ты мне не снишься».

Почему Gazgolder? Они на тот момент были лучшими. И сейчас, наверное, тоже. Ввиду многих-многих их заслуг. Естественно, если тебя приглашают на самое лучшее, отказываться не стоит. Ты попадаешь к профессионалам и учишься, от них зависят твои концерты, продвижение. А я хотел бы, чтобы моя музыка доходила до людей. Представь: во всем мире выходит 11 млн релизов в день! Мимо нас проходит 99,9% выпускаемой музыки — мы никогда о ней не узнаем, если только эти артисты не выйдут на международный уровень.

В самом начале сотрудничества с Gazgolder Тони Тунайт называл Вакуленко самым позитивным и здравомыслящим человеком из всех, с кем ему когда-либо приходилось работать. Сейчас риторика изменилась.

— С Вакуленко у меня было как со всеми, нормально. Пришли, сели, поработали и ушли. Мы же не договаривались с ним о дружбе, мы договорились о работе. Вообще, Gazgolder предоставляет полную свободу действий, там не диктуют условия. Я пришел и продолжил писать ту музыку, которую хотел. Стреляла она или нет — это уже другой вопрос. В моем понимании «выстрелить» — это какое-то одноразовое и законченное действие. Никто на лейбле не приходит и не говорит: «Эй, ты должен эту гитару сделать погромче».

Какие были условия? Да обычные: ты пишешь — они выпускают. Других и не существует. Лейбл — организация с собственным имиджем и собственным вектором развития: они приглашают к себе, и, если у вас совпадают взгляды, все окей. Я никогда не стремился на лейбл и никаких заявок не высылал — просто делал музыку. Мне всего лишь помогали в плане менеджмента и маркетинговых решений. По деньгам все тоже было неплохо. Какой процент? Большинство. Примерно 60 на 40.

Впрочем, когда у Тони закончился контракт, продлевать его он не стал. Захотелось делать что-то самому — «двигаться по своему имиджу».

«В Беларуси людей не интересуют часы за $15 тыс.»

Дела в свободном плавании идут вроде бы неплохо. По крайней мере, гастрольный график достаточно напряженный.

— Мне всегда везет. Я добрый, отзывчивый человек, поэтому после лейбла вокруг меня собралась крутая команда. Доброта прилетает. Музыка пишется, концерты мутятся — вот и все. Вообще, те ребята, которые хотят заниматься музыкой исключительно для того, чтобы зарабатывать, пускай лучше сидят дома. Не стоит даже начинать.

Если с самого начала ты думаешь про бабки, то у тебя никогда и ничего не получится в творчестве — есть такая тема. Иди тогда бизнесом занимайся, цифры считай, анализируй. Творчество не для тебя.

Я никогда о бабках не думал. Был только период, когда в холодильнике не было чего жрать и нужно было как-то «хаслить». К счастью, этот период длился не очень долго. Я из интеллигентной семьи, но доктора наук у нас не зарабатывают миллионы долларов. Я не снимал квартиру первые пять лет в Киеве — жил в общежитии с местными ребятами.

У меня никогда ничего не было, поэтому я к деньгам отношусь так… Я их не держу в руках. Вот есть человек, у которого лежат мои деньги (Антон показывает в сторону своего концертного директора. — Прим. Onliner.by). Если мне нужно что-то купить для ребенка, для семьи, для себя, я через него все покупаю.

Вообще, по-разному получается. Бывает, что ничего вообще за месяц не заработаю. Бывает, что-то капнет. Опять же я глубоко верующий человек и довольствуюсь тем, что имею на данный момент. У меня нет идеи, что надо больше тачек и денег. Я езжу на такси или на метро, никогда этим не брезгую — это нормально. В Европе на метро ездят чиновники, а я всего лишь музыкант. Чем чаще ты с людьми, тем чаще муза тебя посещает. Если ты закроешься в своем дворце и будешь пить из золотой посуды, то будешь ограничен в общении, в улице. Меня толкнула на то, чем я сейчас занимаюсь, именно улица. Хип-хоп — это музыка малоимущих людей.

— Которые разбогатели…

— Ну как разбогатели… Я приехал в Штаты в прошлом году и понял, что там каждый второй ходит на золотом Rolex. И я у них спрашиваю: «Как так?» А мне объяснили, что у человека абсолютно средняя зарплата по стране — $2,5 тыс. Он живет на окраине, а за этот Rolex платит $300 в месяц через банкира, который ведет его кредитную линию. Вот и все. Fake it ‘till you make it — есть такое выражение. Подделывай, пока не сделаешь — вот и все. И то, что мы видим по ящику — многокилограммовые золотые цепи, огромные дома, суперкрутые тачки, — все это взято в аренду. Они могут похвастаться разве что суперкрутыми менеджерами, талантом и изобретательностью. У Мадонны 500 человек, которые на нее работают. Майкла Джексона не было бы без менеджмента. Все это взаимная работа человека пишущего и продающего.

У нас эти фейки прокатывают не всегда. По Беларуси я заметил, что людей не интересуют часы за $15 тыс., они не смотрят на Maybach, потому что их ничтожное количество. Они зациклены на собственной жизни, многие работают на двух работах — сейчас достаточно непростые времена во всем мире.


В общем-то, Тони Тунайт — не такой хайповый персонаж, как, например, Макс Корж или ЛСП. Но при этом можно долго перечислять его успехи: фиты со Смоки Мо и Словетским, ротация на крупных радиостанциях (действительно крупных) вроде BBC Radio. Список можно продолжать.

— Да, я не такой хайповый персонаж, как Корж или ЛСП. Думаю, это зависит от музыки: так сложилось, что моя музыка подходит для более взрослой аудитории. Мы катаемся и видим, кто к нам приходит: какие-то интеллектуалы от 25 до 40 лет. Это интеллигенты, а их не много. А если ты делаешь музыку для молодежи, то 17—18 лет — это «у-а-а-а», там тысячи людей. Хайп там, где больше всего людей. А у меня другой формат: я — белорусская темная лошадка, мистер белорусский Челентано.

Бассейны в каталоге Onliner.by

Читайте также:

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by