«В шестом классе сама ушла в детский дом»

Кристина с маленьким Богданом живут в Крупках около года. В съемной однушке светло и чисто, болтает телевизор, на стенах висят распечатанные портреты. Девушка скромно улыбается и говорит, что обошлись «картины» совсем недорого — по 30 рублей.

Богдан развлекается, полулежа на детском коврике, и теребит соску. Изредка поглядывает на незнакомых людей, но чаще смотрит на маму и соседскую девочку, которая временами приходит в гости. Кристина садится рядом с сыном и бегло отвечает на вопросы. Девушке 30 лет, когда-то у нее была семья: мама, отчим, единоутробные (одна мама, но разные отцы) брат и сестра.

— Я родилась в деревне Колос (Крупский район. — Прим. Onlíner). Своего отца я не помню, из-за указанного [в свидетельстве о рождении] отчества знаю, что его зовут Игорь. Когда-то мама рассказывала, что он приезжал ко мне в детстве, привозил какую-то игрушку… Но я этого не помню. Затем у мамы были другие мужчины, родилась моя сестра Алена, позже — братик. Когда ему исполнилось 6 лет, случился несчастный случай: Стасик погиб в пожаре. В тот момент я уже не жила с мамой, меня к себе забрала бабушка.

А сейчас думаю: если бы я осталась, быть может, он был бы жив? Ему бы уже было за 20…

Но вернемся к детским воспоминаниям. Когда Кристина училась в шестом классе, она решила уйти из семьи и попала в детский дом.

— Мама выпивала, отчим меня обижал. Уходить я думала несколько раз, даже собирала вещи. Как-то села на автобус, но с него меня сняли. Дальше — детский дом, где я и прожила несколько лет. Почему и как я там оказалась, никому не объясняла. Мама ко мне приезжала, привозила конфеты, плакала, иногда извинялась.

— Вам было ее жаль?

— Да. Мне и сейчас ее жалко, я по ней скучаю. Наверное, все было так, потому что она выпивала. Хуже стало после смерти братика.

Когда Кристине исполнилось 16 лет, бабушка (мамина мама) настояла: она забирает внучку из детского дома к себе. Девушка с улыбкой говорит, что бабушка тогда очень переживала: вдруг внучку удочерят и увезут куда-нибудь далеко?

К маме Кристина иногда приходила в гости. В какой-то момент с женщиной случилось несчастье, из-за которого она получила инвалидность и около года была прикована к постели. В тот момент Кристина уже жила в Москве, но по возможности старалась ей помогать.

— Когда у меня уже появился Богдан и мы были с ним в больнице, мне позвонила соседка и сказала, что мама умерла. Я хотела плакать, но было нельзя. На похороны приехать не смогла: сын был в реанимации. Оставить его одного я не могла.

С отчимом, братом и сестрой связи нет. В жизни Кристины остались только бабушка и сын.

«Мне и так всю жизнь было страшно»

C Крупками история Кристины была связана еще до рождения Богдана. Когда-то она ездила в райцентр раз в неделю на учебу (речь об УПК) и именно здесь познакомилась с Алексеем — мужчиной старше ее на 15 лет.

— Сюда нас возил школьный автобус, но в тот день его не было. Мы стояли на остановке, а мимо по дороге катался Леша — он приезжал сюда к другу. Тогда мы с ним просто познакомились, а когда мне исполнилось 18, я сама написала ему, начали общаться. Потом он приехал и забрал меня в Москву.

О личной жизни Алексея Кристина знает немного. Говорит, что с вопросами о прошлых браках и разводах «к мужику лучше не лезть».

— Наверное, я увидела в нем опору. Меня всю жизнь гнобили: у меня не было телефона, хорошей одежды, того и этого. Поэтому, когда он предложил уехать, не испугалась — мне и так всю жизнь было страшно.

По сути, дома Кристину ничего не удерживало. В тот момент она уже училась в лицее на парикмахера-визажиста, жила в общежитии. Близких друзей у девушки не было, а на вопрос про возможные отношения с парнями Кристина тут же отвечает: «Ни с кем не общалась, я была некрасивой».

— А у Леши была красивая машина — видно, что деньги есть. Цветов и подарков не было, сводил в ресторан и кафе — для меня это уже было [круто].

В Москве на тот момент 18-летняя Кристина устроилась работать официанткой. Девушка рассказывает, что с Алексеем они жили на съемной квартире. Забегая вперед, отметим: пара встречалась около 12 лет, но официального брака не было. Периодически случались ссоры, тогда Кристина на время возвращалась в Беларусь.

— Пять лет назад я забеременела. На пятом месяце мы поссорились, я тоже уехала. Уже здесь пошла на УЗИ — там мне сказали, что сердечко девочки замерло. Неделю я ходила с ней мертвой внутри, пока не вызвались роды. А ведь все было так хорошо… Позже, когда мы снова сошлись, у меня были еще две или три беременности, которые сами прерывались на сроке до 10 недель.

По словам Кристины, на тему родительства взгляды партнеров расходились. Девушка всегда хотела ребенка, а вот с «той» стороны звучали настойчивые слова об аборте.

— Вас это не насторожило?

— Конечно. Но, если честно, идти мне было некуда. Сюда, в деревню к маме, с которой я не общаюсь? — грустно улыбается девушка. — Я не раз пыталась его переубедить… Когда пришла и рассказала о последней беременности, он сказал, что поедем на аборт. Я сбежала.

Несмотря на нежелание становиться отцом, об Алексее Кристина отзывается хорошо. Уверяет, что домашнего насилия с его стороны никогда не было. Заработанные деньги оставались у нее, плюс мужчина активно помогал. С гордостью девушка показывает полученные в России водительские права.

— Мне и сейчас бывает плохо, когда я смотрю на сына: так они похожи.

«Я подумала: все, Богдаши больше нет»

После разговора об аборте девушка быстро собрала вещи и уехала к бабушке в деревню. Кристина уверяет: больше всего ее пугала не неизвестность, а сложности с вынашиванием ребенка. Из-за постоянных угроз несколько месяцев ей предстояло провести в больнице.

— Развивался во время беременности Богдан нормально, набрал хороший вес. На 40-й неделе поняла: я его не чувствую. Было принято решение стимулировать роды. Я просила сделать кесарево, но уже было поздно. Когда Богдан родился, по шкале [Апгар] был ноль — сына тут же забрали. Я успела увидеть только его мокрую головку. Из-за того, что он не кричал, вокруг меня было столько людей, я подумала: уже все, Богдаши нет.

От этой мысли мне не хотелось жить.

В тот же день, рассказывает Кристина, она написала отцу мальчика. В ответ пришло краткое «Поздравляю». Поддержали молодую маму в тяжелый момент соседки по палате. На следующий день, вспоминает девушка, пришла и психолог. Но легче от разговора со специалистом не стало.

— Мне сказали, что Богдану сделают переливание крови, он введен в кому и находится в тяжелом состоянии. Когда я его увидела… не могла быть там и секунды — настолько больно за него мне было.

На шестые сутки Богдана решили перевести из борисовской больницы в минскую. Кристину же отпустили домой. К этому моменту она уже успела найти съемную квартиру в Крупках и приехала сюда одна.

— К бабушке вернуться с ребенком я не могла: у ее старшего сына страшное заболевание. Я бы жила в деревне, мне только в радость! — эмоционально говорит девушка. — В первый день, когда я приехала сюда, молилась, начала убираться, не могла сидеть на месте.

— Получается, в тот момент у вас были какие-то деньги?

— Не было. Пособие я получила, когда Богдана перевели из реанимации. А до этого взяла кредит на 7000 рублей. Как буду отдавать, в тот момент не думала. Нужны были памперсы по восемь штук в сутки, салфетки и так далее.

Главным в тот момент был один телефонный звонок: Кристине оставили номер, по которому можно было узнать о состоянии Богдана после транспортировки в Минск. Вспоминая те часы ожидания, девушка впервые за интервью плачет, а ее голос тут же ломается. Богдан в это время смотрит на маму и громко причмокивает соской.

— Казалось, что мое сердце сейчас остановится… По телефону мне сказали, что с сыном все хорошо, он в стабильном состоянии и завтра мне нужно приехать. С того момента я ездила к нему каждый день, пусть даже увидеть могла всего пять минут. Врачи даже говорили, чтобы я перестала так часто приезжать, что ему это не поможет, — с грустной улыбкой вспоминает Кристина.

В последней выписке, которую показывает мама, полностью основной диагноз звучит так: «Другие виды задержки ожидаемого нормального физиологического развития. Нарушение преимущественно моторного развития с гипертонусом вследствие НЭП и перенесенного САК (кровоизлияния. — Прим. Onlíner) на фоне симметричного перивентрикулярного глиоза белого вещества теменных долей. Судорожный синдром (купирован)».

Пока из новых «умелок» ребенка, рассказывает Кристина, — стойка на четвереньках. Самостоятельно держать бутылочку не получается, жевать Богдан тоже не умеет — всю еду нужно сперва перебить блендером.

Некоторые специалисты, по словам девушки, также осторожно говорят о возможном диагнозе «аутизм». Но пока это только предположения, нужно время.

«Мечты для себя у меня нет»

В декабре, по словам девушки, планируется поездка на бесплатную реабилитацию в Минск. Но чтобы не терять время в ожидании своей очереди, решено попробовать собрать деньги на программу в московском центре «Три сестры». Счет, говорит Кристины, выставлен на сумму в почти 1,5 млн российских рублей — для этого мама решила открыть сбор.

— Реабилитация рассчитана на месяц и направлена на укрепление мышц, развитие координации и так далее — у нас много нюансов. Очень хочется попасть туда в этом году, даже если это будет на меньший срок. Если не получится, то рассмотрим еще одну московскую клинику. Для нас важно, чтобы занятия также были направлены на разработку жевательного рефлекса — сейчас у Богдана его нет. Позже мы поедем на две реабилитации здесь, в Беларуси, затем снова на обследование в «Мать и дитя», а когда Богдаше исполнится 3 годика — в Аксаковщину.

Недавно Кристина с Богданом вернулись с очередного обследования, также мальчик прошел комиссию и получил инвалидность (судя по предоставленной мамой выписке, причина — «общее заболевание», степень утраты здоровья — вторая). С сентября будет выплачиваться пенсия, пока же основной доход мамы и сына — ежемесячное «детское» пособие. По возможности внучку поддерживает бабушка, но женщине уже за 80 и у нее самой есть вопросы по здоровью.

— Я узнавала по поводу алиментов, ходила в суд два раза. Но для этого он [отец ребенка] должен согласиться на экспертизу ДНК. Когда мы с ним общались последний раз, уже и не вспомню, я в «черном списке». Да и чего я от него добьюсь?

В финансовом плане сложность еще и в том, что Кристине нужно выплачивать кредиты, которые она взяла на самое необходимое после рождения ребенка. По словам девушки, общая сумма платежей — около 300 рублей в месяц. Сюда входит и оплата купленного телефона: прошлый Кристине пришлось продать.

Осматривая комнату, обращаем внимание на телевизор. Когда-то девушка привезла его из Москвы и хранила у бабушки, но сейчас техника не в лучшем состоянии. Часть мебели, которая стоит тут же, оплатила крестная Богдана. Еще есть две коляски — их купили с большой выплаты после рождения мальчика. Иногда маме, одной воспитывающей ребенка, идут навстречу — например, подвозят на такси за минимальную оплату.

— Я написала заявление на материальную помощь — мне ее выдали, еще дают бесплатное детское питание. Иногда нам помогают люди из соцсетей: я писала посты в TikTok. Еще у меня остались подарки — например, золотые кольца, — их я сдаю в ломбард. Сейчас хочу продать телефон и купить Богдаше велосипед.

Кристина говорит, что прожить на небольшие деньги кое-как получается. Правда, для этого ей самой приходится есть лапшу быстрого приготовления. Отдельная статья расходов — съем этой самой квартиры. От мамы никакой недвижимости не осталось, с бабушкой жить не вариант — получается, справляться нужно самой.

— Насколько я знаю, чтобы получить соцжилье, мне нужна прописка здесь, в Крупках, а я прописана у бабушки в деревне. Было бы здорово получить жилье в городе. Ведь чуть что у меня ребенок-инвалид, а здесь совсем рядом больница, я могу собраться, взять Богдана на руки и пойти туда. Такое уже было, и не раз. Я думала о переезде в другой город, побольше — тот же Борисов. Какая разница, где нам быть одним? Но все упирается в деньги и поиск квартиры.

О себе и Богдане Кристина рассказывает в соцсетях, в TikTok выходит в прямые эфиры — создать аккаунты ей посоветовали знакомые. Несколько раз люди откликались, по возможности помогали — самым большим финансовым подарком стали 100 рублей. Еще как-то в больницу, где Кристина была с сыном, передали игрушки и вкусняшки.

Просить помощи, тихо говорит девушка, сложно. Бывает, что приходится сталкиваться с критикой или хейтом: что-пишут в комментариях, а иногда сказанное «за глаза» долетает через нескольких человек.

— Говорят, что я хожу по косметологам, делаю ногти и ресницы, крашу волосы. Ногти я крашу дома сама, еще есть знакомая девочка, которая занимается маникюром и тестирует на мне разные лаки, — уверяет Кристина.

Обычные дни мамы и сына проходят по плюс-минус одинаковому расписанию: подъем, еда, массаж (Кристина научилась делать его сама), обеденный сон, готовка, прогулка, уборка — и так по кругу. Иногда Кристина с сыном выбирается куда-нибудь на автобусе. Неожиданно снова звучат слова про детский дом — туда девушка ездила, чтобы навестить ребенка родственницы. А еще отвезла много своей одежды, которая стала не по размеру, — ее приняла 16-летняя воспитанница.

Спустя полтора часа разговора Богдан заметно устает и начинает капризничать. До нашего ухода мы успеваем поговорить о сожалениях. Кристина смотрит на сына и переспрашивает у него: мол, а о чем они вдвоем могли бы жалеть?

— Сейчас я смотрю на сына и понимаю, что мы теряем время. Если он сядет в инвалидное кресло, как я смогу работать, с кем его оставить? Мечты для себя у меня нет, самое важное — поднять Богдана на ножки.

Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро

Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ga@onliner.by