Молчаливый и уставший мужчина с сильными руками, за плечами которого тяжелый рабочий день, — массовая культура давно сформировала образ горняка как сурового трудяги. А как на самом деле? Журналисты Onlíner провели день с солигорским шахтером и узнали о жизни горняков если не все, то многое: сколько зарабатывают, где отдыхают, насколько сегодня опасна их работа и правда ли, что у многих белорусских шахтеров есть квартира в Минске.
Этим материалом мы начинаем цикл «Настоящая работа», в котором будем рассказывать о жизни и буднях сотрудников крупных белорусских предприятий. Первым нашим героем стал солигорский шахтер.
Мы перекусываем бутербродами, пьем чай на кухне нашего героя — шахтера Семена Прохорика — и рассматриваем Солигорск из окон его трехкомнатной квартиры. Куда ни глянь, все напоминает о его работе. В 400 метрах от нас возвышается офисный «столбик» «Беларуськалия», прозванный в народе «свечкой». Вдали прорисовываются контуры светло-коричневых терриконов — огромных, похожих на настоящие горы отвалов пустой породы.
Геологи открыли здесь месторождение калийных солей в далеком 1949 году. Добывать полезные ископаемые, из которых производят калийные удобрения, начали в конце 1950-х, и для шахтеров с нуля построили целый город.
С каждым годом Солигорск разрастался: строились новые кварталы, открывались рудники, и среди местных жителей стали появляться целые династии горняков. Но история Семена совершенно другая. Он родился и рос в Солигорске, однако в раннем детстве пережил трагедию: погибла мама. Близких родственников у него не было, и мальчик оказался в детском доме в Клецком районе.
— У меня есть брат и сестра, но, поскольку мы от разных отцов, судьба нас развела: они уехали за границу, а я остался один и следующие 11 лет провел в детском доме в Домоткановичах, — погружается в воспоминания шахтер. — Жизнь там повлияла на мое будущее и закалила: родителей нет, ты по жизни должен всего добиваться сам. Нас было примерно 120 человек разных возрастов — все из абсолютно разных семей, но мы были одной большой командой, в которой все друг друга поддерживали. Люди встречались всякие: кто-то нас в деревне не любил, случались и драки, но с большинством мы находили общий язык. Вместе убирали картошку, вместе ездили выступать за школу на спортивных соревнованиях.
Для понимания контекста расшифруем несколько профессиональных и сленговых выражений, которые будут встречаться в нашем тексте:
Семен окончил школу с серебряной медалью. Сначала собирался поступать в лингвистический университет, но в итоге оказался в областном училище олимпийского резерва в Плещеницах.
— У меня очень хорошо получалось метать мяч на соревнованиях. Однажды к нам приехал тренер из Плещениц. Он знал обо мне практически все и примерно за полгода до окончания школы начал зазывать в училище на метание копья. Несмотря на это, я все же попытался поступить в лингвистический, но не получилось, и я решил ехать в Плещеницы. Поначалу брать меня не хотели: дескать, поздно приехал, — но тренер директора убедил. Ну а через год я травмировал спину (неудачно приземлился после сальто на тренировке), и на этом моя спортивная карьера завершилась. Видимо, судьба. Если бы остался, не известно, как бы дальше сложилась моя жизнь.
Однако я не сильно сожалел о том, что в спорте не получилось. Вернувшись в Солигорск, познакомился с будущей супругой Еленой, мы поженились, родилась дочка, и все как-то закрутилось-завертелось.
Отучившись в училище, Семен пошел работать на «Беларуськалий». Поначалу был слесарем-ремонтником, затем работал стволовым сигналистом и, наконец, стал ГРОЗом. Сейчас Семен — машинист горно-выемочных машин, он возглавляет в шахте бригаду.
— Если честно, в детстве я ничего не слышал про солигорских горняков и понятия не имел, чем они занимаются. И если бы, говоря по-простому, я был более прошаренным, то и раньше бы знал, что шахтеры за свой тяжелый труд получают хорошие деньги. Ну а потом надо было содержать молодую семью, и я понял: нужно двигаться в этом направлении, — вспоминает Семен.
— А не страшно было идти работать на глубину?
— Расскажу одну историю. Я давно увлекаюсь фотографией и еще до того, как оказался на «Беларуськалии», снимал одну свадьбу. Там присутствовал шахтер. Когда я задал ему такой же вопрос, он сказал: «Да нет, не страшно». Потом поговорил с другими ребятами, услышал схожие мнения и сам себе сказал: «Раз другие могут, то и я смогу». Опасности меня не останавливали. Все-таки если беречь себя, быть бдительным, то что с тобой произойдет?
Случиться, конечно, может всякое. Но высыпайся, хорошо питайся, следи за здоровьем — и риски уменьшаются. Не получится, полночи поголливудив в клубе, хорошо физически поработать на следующий день. Если один раз выйдет, то второй — уже вряд ли. Себя повредишь — это еще полбеды, а если пострадает твой коллега, проблема будет куда серьезнее. Но мы друг о друге заботимся.
Первых шахтеров, которых увидел Семен, он описывает как замученных, но веселых мужиков, возвращавшихся домой после смены. Перспектива уставать его не смутила, и в 2008 году он впервые спустился под землю добывать соль.
— Я, честно говоря, тогда немного офигел: не ожидал увидеть под землей столько оборудования. Кроме того, я был новичком. Но независимо от того, кто ты, бригада должна работать слаженно. Это как футбольная команда: насколько слаженно сыграешь, таким и будет результат. У шахтеров все похоже. Если все будут стараться, то, соответственно, и показатели по добыче будут высокими. Я старался максимально быстро вникнуть в процесс: дополнительно созванивался, задавал вопросы о том, что делаю не так… Понятно, не все получалось сразу, но, слава богу, поломок из-за меня не было.
Поработав немного, Семен столкнулся с горняцкой традицией — «вливанием в бригаду», своеобразным обрядом посвящения, после которого новичок становится своим среди шахтеров.
— Как помню, собрались где-то на природе, взяли шашлычок и хорошенько посидели. Сейчас такие встречи чаще проводят в кафе, — объясняет Семен. — На самом деле, это очень важное мероприятие. На работе могут возникнуть разногласия, и, чтобы лучше познакомиться, проводят «вливание». Есть общие выходные, во время которых мы собираемся вместе, и новичок проставляется. Когда встречаемся в обычной обстановке, расслабляемся, тогда можно ближе узнать человека: кто он, чем интересуется, какие у него проблемы.
Кто сообщает молодому о «вливании»? Вся бригада! Либо могут передать через кого-то. И в его же интересах организовать встречу, чтобы всем вместе пообщаться.
Семен говорит: любители сачкануть в шахту не попадают. За все время, что он провел под землей, случайных людей в забое встречал лишь изредка.
— Работа у нас тяжелая. У нас есть специальные комбайны, которые отделяют породу. Потом руда ссыпается на конвейер, перегружается на другой и отправляется на фабрику. Кроме того, мы управляем крепями, которые нужны для поддержания кровли и безопасных условий работы. Горное давление постоянно растет, и кровлю в выработке нужно поддерживать, чтобы не обрушилась.
Одна крепь весит 5700 килограммов, и таких у нас 125. В каждой крепи — множество домкратов, передвижек, гидростоек… Если что-то поломалось, нужно менять. Это тяжелый шахтерский труд. Это не история о том, что кнопочку нажал — и поехали.
— Как я могу описать образ шахтера? Это физически здоровый, уравновешенный и небоязливый человек. Если быть суеверным и думать о том, что может что-то произойти, долго там не проработаешь. Хотя люди везде разные, и, возможно, среди моих коллег найдутся те, кто верит в приметы. Но в моей бригаде, судя по всему, таких нет.
— Работа у вас тяжелая, и зачастую вам не до развлечений. Но наверняка находите минутку, чтобы пошутить?
— Постоянно. И розыгрыши шахтеры тоже устраивают. Как? Ну, например, беру на работу рюкзачок с перекусом. В конце смены могу поставить его, чтобы пыль протереть, и в этот момент, если я отвлекся, кто-нибудь может положить в него какое-нибудь тяжелое металлическое звено. И ты, замученный, поднимаясь после смены на поверхность, даже не чувствуешь дополнительной тяжести. А потом выходишь и понимаешь, что что-то все-таки не так. Открываешь рюкзак — а там звено. Шутки в нашем деле — это нормально. Мы же все-таки не роботы.
— Вы работаете исключительно в мужском коллективе. А девушки пытались попасть в забой?
— Шахтерами-добычниками работают исключительно мужчины: все-таки речь про тяжелый физический труд, и женщины тут не работают. Но они проявляют себя в других профессиях. Они работают маркшейдерами, создающими планы горных выработок, сигналистами, в подземных медпунктах и в гаражах, где заправляют автомобили.
Забой Семен покажет нам завтра, а пока знакомит со своим любимым хобби — фотографией. Он снимает пейзажи исключительно для собственного удовольствия. Оцените сами:
— Очень люблю белорусские пейзажи, в том числе наши терриконы. Ранним утром многие спят, а я нередко на рассвете возвращаюсь домой с вечерней смены, и в это время можно пофотографировать звездное небо. Да, ты уставший, но пропустить такую красоту я не могу — паркуюсь, устанавливаю штатив и снимаю. Либо фотографирую перед работой — летом очень красивые рассветы. Для меня это кайф: и снимки получаются хорошие, и настроение отличное.
Следующим утром мы встречаемся с Семеном на его рабочем месте — на Краснослободском руднике. Свой график он называет скользящим: в зависимости от смен может работать и в воскресенье, и утром, и ночью.
Проходим по коридорам и оказываемся в раздевалке, где нам передали рабочую униформу: куртку, майку, штаны, сапоги и каску, без которой сложно представить себе шахтера. В комплекте также оказались респиратор (чтобы не вдыхать пыль под землей) и беруши (для защиты от шума).
Сразу после этого попадаем на инструктаж по безопасности. Каждому в специальном окошке выдают самоспасатель — дыхательный аппарат, который используют в случае аварии или загазованности в шахте. Кислорода в нем должно хватить с запасом, пока до тебя не доберутся спасатели.
У шахтеров при себе есть еще один важный девайс — газоанализатор. Дело в том, что из породы могут выделяться газы, которые человек не ощущает, но они смертельно опасны. Чтобы таких ситуаций не возникало, рабочие должны в течение смены несколько раз измерять уровень газа. Если показатель зашкаливает, необходимо сразу надеть дыхательную маску, выключить все оборудование и сообщить о произошедшем диспетчеру.
Клеть, как городской транспорт, работает по расписанию. Поэтому, если задержался хотя бы на пару минут, придется ждать до следующего рейса, а это может сорвать всю смену.
— Спуски и подъемы энергозатратны. Просто так клеть не погоняешь, поскольку наверху стоят мощные машины, у них серьезные двигатели, потребляющие много энергии, — рассказывает один из шахтеров. — За сутки в целом организуют 53 цикла спуска и подъема.
Пока все ждут клеть, рабочие о чем-то переговариваются друг с другом, кто-то просто молчит, но никто не сидит в смартфонах. Причина проста: мобильники, как и любые электроприборы, на глубине запрещены. Во-первых, при определенной концентрации метана любая искра от неисправного гаджета, как и зажженная сигарета, может привести к взрыву, а во-вторых, сотовая связь там не ловит. Все смартфоны в шахте бесполезны, рабочие общаются с землей по специальной связи.
Вскоре открылся шлюз, навстречу потянулись отработавшие свою смену рабочие, и мы пошли в «лифт» занимать свои места.
Ворота клети закрылись, и мы во мраке опускаемся на глубину 600 метров. Это далеко не самая глубокая точка, где работают солигорские шахтеры: на 4-м рудоуправлении горняки добывают соль почти на километровой глубине. По совету Семена держимся за поручни и примерно за полторы минуты без сильной тряски оказываемся внизу. Как ощущения? Удивил лишь мощный гул в стволе шахты от работы вентиляторов, да немного заложило уши из-за перепада давления.
Первое, что впечатлило, — это красные полосы на стенах тоннеля в солевом массиве, которые раньше я видел только на картинках.
— Вокруг нас везде соль. Хлорид калия сам по себе белого цвета, но имеет примеси железа и окрашивается в красный. Это порода, которую мы добываем, — рассказывает один из сопровождающих.
В какой-то момент я не удержался: провел пальцем по стене, дотронулся до языка и ощутил знакомый привкус соли. Увидев мою реакцию, кто-то из шахтеров лишь едва улыбнулся: к подобному действию со стороны туристов они уже давно привыкли.
Мы выходим на небольшую площадку и останавливаемся в «камере посадки людей» — так здесь называют подземный «вокзал», откуда шахтеров забирает и развозит по рабочим местам «Белка» — большой покрашенный в желтый цвет подземный внедорожник. До некоторых выработок на Краснослободском руднике под землей добираться около 40 минут (как на маршрутке от Минска до Жодино!), поэтому без транспорта рабочим не обойтись.
Местные дороги не похожи на городские: ухабы, подъемы и спуски не позволяют водителю разгоняться. Выжимают максимум до 20 километров в час, но на некоторых участках могут «притопить» и до 40.
Минут через пять мы останавливаемся и вскоре оказываемся у длинного конвейера, по которому движется порода. Дальше ее подъемниками доставляют на поверхность и отправляют на фабрику для переработки.
Пройдя еще метров 50, мы оказались у нижней лавы — длинного низкого коридора, где работает горнодобывающий комбайн. Первым делом Семен проверил, нет ли заколов — отслоений породы, которая может упасть на голову, осмотрел комбайн, прочие приборы и поговорил с подчиненными. Шахтеров, к нашему удивлению, оказалось немного: одновременно из бригады в 14 человек в лаве во время смены работают всего несколько.
— Чаще всего во время смены мы работаем втроем. На нашем участке у нас два выемочных комбайна, и этого количества человек хватает, чтобы их обслуживать. Все остальное оборудование работает в автоматическом режиме, — объясняет Семен.
Мы тем временем осматриваемся. Высота здесь настолько мала (примерно 120 сантиметров), что передвигаться можно только на корточках или на коленях. Для этого рабочие пристегивают специальные наколенники. В таком положении горняки, следя за работой комбайна и устанавливая крепи, могут провести всю смену. Длина лавы, где работает Семен, составляет 250 метров — настоящее испытание для клаустрофобов, но шахтеры к таким условиям давно привыкли.
Кто-то до сих пор считает, что руду в Солигорске шахтеры добывают отбойными молотками. Но это большая редкость. Их используют разве что рабочие «Шахтостроя» — организации, занимающейся строительством и ремонтом рудников. В Солигорске калийную соль извлекает мощный комбайн — машина, которая специальными «зубами» вгрызается в породу, измельчает руду и отправляет ее на ленточный конвейер.
По словам Семена, пока ты находишься под крепями, тебе ничего не угрожает. А вот за ними время от времени порода рушится.
— Если в забое происходит обрушение, в тебя ничего не прилетит, максимум услышишь сильный грохот и увидишь столб пыли. Так может продолжаться минуту или две в зависимости от места, где это произошло. Потоком воздуха может снести каску, но у нас так бывает редко. Но в целом, если ты слышишь любое потрескивание, нужно максимально быстро покинуть место и перебраться в более безопасное.
— Когда вам в последний раз реально было боязно на работе?
— Я не помню. За время, что работаю, страшных случаев не было. Да и некогда об этом думать. Зато помню, когда было очень тяжело. Во время работы комбайна выпадали большие куски породы, которые приходилось разбивать кувалдой. В такие моменты пот тек ручьем, как будто в спортзал сходил.
В шахте тепло, поэтому шахтеры нередко работают в одной майке с длинным рукавом, похожей на термобелье.
Где шахтеры перекусывают? На лавочке рядом с рабочим местом.
— Ребята постарше рассказывали, что раньше шахтерам выдавали еду. Сейчас такой практики нет, и мы готовим ссобойку. Кто-то, чтобы перекусить, берет с собой фрукты, а кто-то — бутерброды, порезанное мясо, сало, вареные яйца и, конечно же, воду. Вокруг соль, пыль, кислорода иногда не хватает, пить хочется. Обычно мы перекусываем в начале смены и в середине. Есть ребята, которые вообще не едят: возьмут йогурт, банан, и им этого достаточно.
— Извините за деликатный вопрос: а в туалет куда пойти, если захочется? — уточняю у Семена, посматривая по сторонам.
— Мы находим выход из сложившейся ситуации. Это не космос, в шахте есть куда по нужде сходить. Рядом хватает выработок, которые не используются.
Семен работает в шахте уже 17 лет. Он говорит, что спускаться туда в ночные смены с годами стало тяжелее, но работа ему не надоела.
— Конечно, я не засыпаю с мыслью «Ах, скорее бы на работу!». Но в голове множество рабочих планов, которые тоже хочется осуществить. Ну и не будем забывать про хорошую зарплату, которая стимулирует тебя работать в шахте.
— Если не секрет, сколько зарабатывает опытный шахтер? Выходит больше эквивалента $2 тыс.?
— Опытный шахтер, который хорошо отрабатывает месяц по добыче и у которого нет поломок, точно может зарабатывать больше $2 тыс. Все-таки кто больше даст руды, тот и заработает больше.
— В Минске иногда можно услышать, что у многих шахтеров все в шоколаде: по квартире в столице, Солигорске и еще машина хорошая. Все ли действительно так, как говорят?
— Не обязательно работать в шахте, чтобы накопить на квартиру в Минске. Но у шахтеров зарплаты, как уже говорил, хорошие, и обеспечить качественную жизнь нашим детям — это одна из наших задач. Поэтому многие ребята действительно покупают квартиры детям, которые поступают в минские университеты. Но это не значит, что деньги гребут лопатой. Они копят, в чем-то себе отказывают. Хорошие машины у шахтеров тоже есть.
Зарплата — это вознаграждение за наш труд. Поэтому я говорю ребятам: работайте хорошо, ничего не ломайте, и ваши «хотелки» (построить дом или купить квартиру) вы сможете себе позволить.
— Как время, проведенное в шахте, сказалось на вашем здоровье?
— Поскольку я работаю в низкой лаве, есть проблемы с коленями, со спиной, поскольку приходится подносить тяжести. Ну и то, что ты постоянно дышишь через респиратор, тоже нехорошо для сердца. Но с ним у меня все в порядке. Понятно, что с каждым годом работать в шахте становится тяжелее, но если поддерживать форму, крутить велосипед, плавать в бассейне, то свою карьеру можно продлить. В 53 года из-за вредных условий труда у нас уже можно выходить на пенсию, и до этого возраста, думаю, я выдержать смогу. А как будет дальше, не знаю. Есть те, кто работает до 63 лет и выглядит нормально.
— Говорят, что у шахтеров на пенсии стабильно проявляются какие-то болячки.
— Случаи бывают разные. Но у меня нет знакомых, у кого после работы в шахте появились очень серьезные проблемы со здоровьем. У меня, наоборот, есть примеры тех, кто, выйдя на пенсию, спешит устраиваться на другую работу: энергии и здоровья хватает.
— Когда идете в отпуск, полностью забываете о работе?
— Нет, я же бригадир, руковожу коллективом, поэтому все равно интересуюсь и полностью отключиться не могу. Но другие ребята в отпуске про работу не думают: кто-то едет на рыбалку, кто-то отправляется в путешествие за границу. Они отключаются полностью — и правильно делают.
Вместе с Семеном мы провели в шахте несколько часов, а затем поспешили на желтой «Белке» в обратном направлении. Поднявшись на поверхность и выйдя на улицу, прищурились: глаза отвыкли от света после подземного мрака.
Вскоре мы сдали униформу и потянулись по своим маршрутам: нас ожидала дорога в Минск, а Семена — рабочие дела.
Напоследок можно было заготовить какую-то романтичную концовку, но зафиналить я решил вопросом, который задал нашему герою еще накануне.
— Если отмотать вашу жизнь обратно, вы бы хотели повторить ее еще раз?
— Если бы можно было отмотать жизнь назад, я бы просто внес определенные коррективы и, возможно, все равно пошел бы в шахту. Профессия устраивает, и о своем выборе я не жалею. Для кого-то она опасная, а для меня нормальная. Разве что, будь такой шанс, я бы уделил больше внимания технике, основательнее изучал бы оборудование.
Многие считают, что сюда идут те, кто плохо учился. Но это неправда: у нас очень много ребят с высшим образованием, которые идут сюда целенаправленно. Просто моя работа мне нравится. И я считаю, что я счастливый человек. У меня прекрасная жена, замечательная дочка, на работе окружают хорошие люди — что еще нужно для жизни?
Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро
Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ga@onliner.by