Гэты артыкул можна прачытаць па-беларуску

Василь Быков написал повесть «Знак беды» в начале 1980-х. В некоторой степени произведение стало для автора переломным. Отойдя от тем фронта и партизан, он делает эпицентром cобытий обычную белорусскую деревню и погружает читателя в жизнь простого человека во время оккупации. Окруженные со всех сторон опасностью, главные герои Петрок и Степанида Богатьки как могут пытаются выжить в сложивших условиях, но и немцы, и полицаи буквально раздирают их на части: одни требуют еду, другие издеваются и ждут самогона.

Евгений Корняг, прекрасно известный по спектаклям «Записки юного врача», «Интервью с ведьмами», «Пачупкі», «Шлюб з ветрам», прежде никогда не ставил Быкова. Как не ставили писателя и в самом театре кукол. Так что получился настоящий дебют. К материалу режиссер отнесся деликатно. Естественно, показать всю ту картину, которую изобразил писатель, было невозможно: «Знак беды» — работа объемная. Но режиссер вычленил важные моменты и четко подсветил страшную, гнетущую атмосферу.

Герои оказываются в пограничной ситуации — сложной жизненной обстановке, в которой приходится делать тяжелый моральный выбор. И зачастую не в пользу добра, взаимовыручки, сострадания. Почему? Тем более когда речь заходит о старых знакомых, жителях одной деревни, от которых ждать злости не хочется вовсе. И автор направляет в исторический контекст, аккуратно намекает, откуда столько ненависти и злобы: главного полицая — Гужа — когда-то раскулачили, он мстит за старую боль и обиду, другой — Недосека — просто привык выслуживаться: сначала одной власти, а потом другой, но пытается убедить, что делает это ради шестерых детей.

Одна лишь уставшая и изможденная Степанида (Наталья Кот-Кузьма, Надежда Чеча) в сложнейших обстоятельствах не изменяет своим принципам и идет наперекор законам самосохранения. Постоянно выговаривает Петроку (Алексей Синчило, Владислав Солодов) за то, что тот угождает немцам, и в какой-то момент выдаивает молоко в траву — только чтобы немцам не досталось. Оставшись одна, она сначала пытается взорвать мост, а затем сжигает свой дом, чтобы в итоге не достаться никому.

Режиссер добивается сильного эмоционального эффекта:

Через музыку композитора Екатерины Аверковой. На протяжении спектакля над сценой восседает актриса. Она как своеобразный рассказчик сопровождает спектакль песнями, которые по настроению дополняют происходящее на сцене.

Через кукол художника-постановщика Татьяны Нерсисян. Автор прекрасно сыграл на противопоставлении. Степанида предстает в образе большой куклы, на лице которой отпечаталась грусть и усталость. Высотой она в несколько метров, работают с ней во время спектакля одновременно несколько человек, но это никак не мешает воспринимать ее органично. На фоне жены Петрок выглядит запуганным и загнанным в угол.

Карикатурно смотрятся полицаи в образе небольших фигурок. На фоне масштабного образа Степаниды выглядят какой-то невзрачной мелочью.

Главный полицай Гуж в своей маске напоминает оборотня, который переродился с приходом новой власти. Фашисты же похожи на роботов — машины по производству смерти. Они даже общаются между собой на каком-то тарахтении, похожем на автоматные очереди. А весь сборный образ ужаса и страха представлен в огромной железной фигуре-скелете немецкого офицера, возвышающейся над сценой.

«Хутор» — это удар в душу. Хорошая попытка встряхнуть, вытянуть зрителя из зоны комфорта и дать повод задуматься, порефлексировать о важном и фундаментальном. Да, будет непросто. Но кто сказал, что современный театр только про отдых и релакс?

«Что меня впечатлило в произведении? История маленького человека, который оказался беззащитным перед судьбой»

О работе над самой постановкой мы поговорили с режиссером, встретившись с Евгением Корнягом незадолго до премьеры.

— Евгений, что подтолкнуло вас к постановке спектакля именно по произведению Василя Быкова?

— Любой национальный театр должен иметь свой колорит. В Беларуси мы, естественно, обязаны ставить нашу литературу, тем самым развивать белорусскую культуру. Когда я возглавил театр кукол, я стал изучать всю белорусскую литературу (от классики до современности) и помечал то, что я вижу в нашем театре, в куклах. Ведь есть тот материал, который так и останется литературой, другой хорошо ляжет на киношный язык, а какая-то часть подойдет для театра. И когда я прочел буквально всего Василя Быкова, «Знак беды» мне показался самым подходящим произведением для театра кукол. В июне прошлого года я уже понимал, что хочу ставить спектакль по мотивам этого произведения.

— Что вас впечатлило в произведении? 

—  История маленького человека, который оказывается абсолютно беззащитным перед судьбой, перед тем, что произошло. Я просто сразу увидел атмосферу хутора. В этом, к слову, есть перекличка с моими другими работами. Например, тут тоже есть корова, которая была в моем спектакле «Заболотье».

— Есть ощущение, что через «Знак беды» вы в том числе продолжаете тему деревни в своем творчестве. 

— Да, я же вырос в деревне. Эта тема для меня очень важна, и я ее чувствую. На сцене даже можно увидеть плуг, который принадлежит моей семье. Я его потом вновь заберу и поставлю дома. И в том, что один спектакль цепляется за другой, я тоже нахожу определенную закономерность.

— Как понимаю, авторский язык вы оставили полностью? 

— Я сделал лишь небольшие изменения. Убрал трасянку из диалогов героев и дал больше белорусского языка. Прием, когда хороший герой говорит на белорусском, а плохой — на трасянке, для меня неактуален.

— «Знак беды» с точки зрения восприятия — произведение непростое, и я слышал, что актерам над ним работалось тяжело. А насколько тяжело вам было ставить Быкова?

— Произведение действительно эмоционально тяжелое, и за формой в самом деле не спрячешься. И все, что происходит во время спектакля (например, та же сцена избиения), бросает к эмоциональным качелям. Но, мне кажется, Быкова так же тяжело ставить, как того же Булгакова. Если автор легкий, значит, ты что-то делаешь не так. Лично мне тяжело ставить всех, за кого я берусь. Это ответственность. За плохого лучше не браться, а если взялся за хорошего, то будь добр показать.

— Команда ваших соратников — Нерсисян и Аверкова — и в этом спектакле осталась без изменения.

— В своих проектах за пределами Беларуси я могу работать с другим композитором или художником, а в Беларуси работа с ними меня полностью устраивает. Хотя я понимаю, что новые имена тоже нужно искать. Но с художником театра кукол вообще сложно. Таня Нерсисян подняла планку так высоко, что конкурировать с ней в Беларуси очень тяжело. Да и в России, как мне кажется, тоже. Она — обладательница «Золотой маски», и у нее есть имя.

— К слову, куклы для этого спектакля получились массивнее, нежели для некоторых других постановок.

— Да. Но белорусская школа отличается своей любовью к игре с масштабами. Когда не обязательно, что, если два героя разговаривают, они должны быть одинакового роста. Они могут отличаться просто колоссально. В «Хуторе» можно увидеть даже гипертрофированную разницу: когда 5-метровая кукла разговаривает с 20-сантиметровой.

Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро

Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ga@onliner.by