---

— Главный вопрос жизни, вселенной и вообще: существует ли зависимость от еды?

— Я убеждена, что существует. Другой вопрос, что аддикция, она же зависимость, в целом бывает химическая и психологическая. Первая, например, может возникнуть даже у младенцев, которые рождаются у матерей с алкоголизмом: у них появляется синдром отмены буквально на второй-третий день жизни. А вот психологическая зависимость не всегда связана с конкретным веществом, — говорит Виктория.

— Пищевая аддикция — именно психологическая. Причем бывают разновидности. Например, зависимость от навязчивого желания изменить форму тела. При этом человек не обязательно должен быть полным или страдать перееданием. Часто это люди с совершенно нормальным весом, живущие со сверхценной идеей похудения. Зависимость может проявляться и в форме компульсивного переедания — такой способ сбежать из реальности.

По сути, я работаю с зависимыми людьми. Хотя аддикция к еде социально более одобряема и приемлема.

Поэтому мой ответ — да, зависимость от еды существует. Но она не химическая.

— Психиатр Карл Эрик Фишер в книге «Тяга. Всемирная история зависимости» приводит ссылки на научные публикации, вероятно, подтверждающие, что ожирение меняет мозг человека примерно так же, как и алкогольная, наркотическая или игровая аддикция. Вы согласны с этим?

— Да. Сравнение МРТ с контрастированием обычных людей и зависимых показало, что системы вознаграждения в головном мозге меняются. Нарушается работа дофамина и серотонина. Одни участки мозга активизируются, другие, наоборот, уходят в гибернацию. Сейчас ученые много говорят о дорсальном и вентральном полосатом теле, но все-таки я не нейробиолог, поэтому не буду уходить в специфические детали.

Что я могу сказать точно, так это что от любой зависимости будут происходить изменения в мозге. Другой вопрос, обратимы они или нет. Уже привычная нам зависимость от гаджетов вызывает детскую «цифровую деменцию» и, соответственно, нейробиологические последствия для ребенка. А в случае пищевой аддикции, когда человек много лет живет со сверхидеей похудения, это, конечно, влияет на структуру мозга.

— Карл Эрик Фишер смотрит на это более оптимистично. Он утверждает, что при долгой ремиссии — по крайней мере в случае наркотической аддикции — изменения в мозге обратимы.

— Здесь нет однозначного ответа. Если «стаж» зависимости небольшой, это вполне возможно. Если же говорить, например, про хронический алкоголизм, который тянется десятилетиями, то человек в запое перестает нормально есть, отравляет себя ядом, и в итоге происходят необратимые изменения: гибель клеток и тканей, причем не только в мозге, но и во всем теле. При переедании, к сожалению, бывает очень похожая ситуация. Человек пытается ограничить себя, но постоянно срывается на сладкое, пустые калории, рафинированные углеводы и жиры… Есть такой термин «мальнутриция» — недостаточность питания. Мы привыкли, что она случается только с худыми или анорексичными людьми. Но парадокс в том, что мальнутрицией может страдать даже очень полный человек: весит 180 килограммов, и он в тотальном дефиците витаминов и минералов. Увы, это не всегда обратимый процесс.

— Противники концепции пищевой зависимости приводят веские аргументы. Например, само вещество, которое вызывает привыкание, до сих пор не обнаружено, хотя, к примеру, в случае алкогольной аддикции мы четко знаем, что это этанол. Что скажете?

— Возвращаемся к началу. Зависимость от еды не химическая, здесь мы не найдем вещества или одного-единственного продукта. Все, что говорят про сахарную зависимость, выглядит крайне неубедительно с научной точки зрения. Попытка объявить сахар наркотиком — ну, это просто желание натянуть сову на глобус. Да, когда мы принимаем сахар, мозг распознает его и вырабатывает эндогенные, то есть природные опиаты — нам приятна сладкая еда. Но чаще всего компульсивные эпизоды переедания сладким — это результат предыдущего отказа. Еще раз: переедание пирожными, конфетами и другой «мусорной» едой случается не столько из-за зависимости, сколько из-за постоянных попыток ограничивать себя в еде.

Диеты связаны с постоянным дефицитом и ощущением голода. Поэтому людям, страдающим пищевой зависимостью, чаще всего не знакома нормальная сытость. И это самая большая проблема. Диетический опыт ломает природный механизм насыщения, и через какое-то время — несколько месяцев, год, два — тело просто перестает подавать сигналы сытости. Человек уже не чувствует, когда наедается. Точка насыщения исчезает.

Отвечая на ваш вопрос: да, вещества нет. Но аддикция при этом существует, она психологическая. Это зависимость не столько от еды, сколько от идеи иметь стройное тело. Я наблюдаю такое за некоторыми своими пациентами: они работают, работают — и вот уже, казалось бы, начинают нормально есть… Но если алкоголики часто срываются в спиртное, то мои клиенты — в диету. Не в переедание, а именно в диету. Увы, здесь часто перепутаны причина и следствие. Нас тянет на жирное, сладкое, вкусное, когда мы голодные. А зависимые от диет люди постоянно голодны.

«Меня не устраивает собственная жизнь! А почему? Да потому, что я недостаточно худой!» — заявляет человек. Но если посмотреть внимательнее, окажется, что это вообще не про ширину талии и бедер. Тело просто становится козлом отпущения, на него сваливается все: недовольство жизнью, агрессия, направленная на коллег, друзей, партнеров, детей… На самом деле причина страдания часто в том, что человеку не удается выстроить хорошие отношения и закрыть потребности в принятии, уважении и близости. Тело здесь — это всегда подставная, «рэкетная» фигура, на которую очень легко все свалить. Поэтому важно копать глубже.

— Еще один контраргумент: болезни под названием «пищевая зависимость» нет ни в DSM-4, ни в DSM-5, а есть лишь термин «расстройства, связанные с употреблением психоактивных веществ»: алкоголя, кофеина, наркотиков и табака. Еды в этом списке нет.

— Да, действительно, диагноза «пищевая зависимость», то есть food addiction или food use disorder, в DSM-5 (Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам пятого пересмотра. — Прим. Onlíner) нет. Но есть «расстройства пищевого поведения», eating disorders, а среди них — «компульсивное переедание», binge eating disorder. Его в русскоязычном пространстве еще называют запойным перееданием по аналогии с binge watching — запойным просмотром сериалов. Видите, даже язык отражает эту зависимую коннотацию.

И все же истинное компульсивное переедание, или binge eating disorder, отличается от пищевой зависимости тем, что «бинджеры» — это, как правило, очень большие люди, весом 150—200 килограммов. Они переедают не потому, что голодные, а потому, что им нужно постоянно что-то жевать. Это именно психиатрическая патология, которая требует очень серьезного лечения, как и анорексия. Обычно «бинджеры» — это глубоко травмированные люди. Они приносят в терапию очень тяжелые истории: насилие, смерти и ужас… А люди с зависимостью могут быть совершенно обычного веса, просто они утром не позавтракают, днем не пообедают, вечером переедят — и называют это «аддикция к еде».

— Мучительная тяга, потеря контроля, толерантность и даже синдром отмены — все эти наркотические симптомы аналогичны для зависимости от еды?

— В каком-то смысле да. Например, толерантность у человека с алкоголизмом — это состояние, когда ему нужно все больше спиртного, чтобы опьянеть. А в случае зависимости от еды я приведу такую аналогию. Допустим, девушка сидит на диете, потеряла уже какое-то количество килограммов и вышла на плато. И теперь ей нужно еще больше жестких условий и ограничения калорий, чтобы прийти к «идеальному весу». А он все никак не достигается! И тогда нужен новый, более радикальный метод, чтобы добиться цели. Или, например, у пациентов с булимией бывают «запойные» дни, когда они просто целые сутки едят все самое вкусное и калорийное, а потом идут в туалет и вызывают рвоту. На следующий день то же самое. И через день… И в какой-то момент возникает толерантность. Автоматизм. Как будто невозможно это не делать, хотя удовлетворение уже не возникает, в ход идет даже невкусная еда.

— Почему с людьми случается пищевая зависимость?

— Я склоняюсь к гипотезе, что любая зависимость — это результат травматичного прошлого.

И здесь есть как минимум две концепции. Первая — дефицит матери. Эта идея отражена в книге немецкого психиатра и психоаналитика Ханса-Йоахима Мааца «Комплекс Лилит. Темная сторона материнства». Всем советую прочитать! Суть в том, что ребенок до 3 лет очень нуждается в «эмоциональном контейнере» матери. То есть не просто в обслуживании физических нужд, когда ему меняют памперс, кормят и выгуливают… Ребенок нуждается в телесном контакте, чтобы с ним оставались, если он злится или закатывает истерики. Чтобы мама, например, говорила «Я вижу, ты злишься. Понимаю. Я бы тоже злилась. Подожду, когда ты успокоишься. Я здесь, я рядом». Такой «эмоциональный контейнер» создает для ребенка безопасную среду: «Я могу быть удобным, а могу быть неудобным, мама все равно останется и будет любить». Тогда мир не расщеплен на черное и белое, он цельный и рождает ощущение «Я такой — одновременно и хороший, и плохой, и это нормально».

Если эта фаза до 3 лет проходит благополучно, то предпосылок для зависимости, как правило, нет. В обратном случае мы имеем дело с эмоциональным сиротством. Мамы не было рядом — и в итоге зоны мозга, отвечающие за мотивацию, саморегуляцию, силу воли и принятие решений, остаются не до конца сформированными. Некая взрослая часть мозга не вызревает. И это ведет к зависимости.

Говоря языком психоаналитиков, любая зависимость — это желание оказаться в лоне матери. Еда — это попытка упасть в объятия мамы, присосаться к ее молоку, почувствовать наполнение в животе, расслабление и покой.

Вторая причина тесно связана с первой: у людей с алкогольной, наркотической зависимостью, игроманией или РПП уровень развития личности часто застревает на пограничной фазе. И чем тяжелее аддикция, тем ближе человек к психотическому уровню, то есть фактически к поведению двухлетнего ребенка. Причем человек не весь психологический двухлетка, а какая-то его травмированная часть. Он может быть очень успешным, крутым, с другими привлекательными взрослыми сторонами, но эта пограничная часть, которая когда-то осталась без маминой поддержки, затягивает в зависимость.

— Здесь можно поставить знак равенства с пограничным расстройством личности (ПРЛ)?

— Нет. ПРЛ — это ситуация, когда бо́льшая часть человека остается двухлетним ребенком. Нет полноценного развития других внутренних фигур. А у зависимых людей часто очень круто развиты другие части.

— Психиатр Джеральд Крейсман, специалист по ПРЛ и автор книги «Я ненавижу тебя, только не бросай меня», причисляет к саморазрушению кражи в магазинах, неосторожное вождение, алкоголь, наркотики и… переедание. Получается, это бессознательное желание наказать себя? Или даже медленный суицид?

— Хотя это достаточно распространенная идея, мне она не отзывается. Да, в случае анорексии это на сто процентов так. Но что касается других расстройств пищевого поведения, зависимости от еды или ожирения (эти состояния не всегда совпадают, но часто пересекаются), здесь в основе «синдром отложенной жизни». Люди думают, что будут жить «тогда», «потом», «когда похудеют». И это большой самообман. Иллюзия. Потому что если вы не хотите стать балериной, моделью или актрисой (в балет, например, действительно не возьмут располневшего человека), то у вас нет практически никаких ограничений к нормальной полноценной жизни — ни в отношениях, ни в спорте. А если вы правда балерина, то, возможно, имеет смысл признать реальность и научиться чему-то другому?

Важно понимать, что с этой внутренней пустотой, черной дырой, материнским дефицитом ничего нельзя поделать. Он никогда не уйдет. Его невозможно наполнить. Мы пытаемся залить его зависимостью, отношениями, трудоголизмом, играми, соцсетями, бесконечными путешествиями — чем угодно, но… без толку. Нам придется это отгоревать. Смириться, что пустота не исчезнет. Алкоголь, еда или наркотики на время заглушают боль, но она все равно останется с нами. Единственный шанс — подружиться с этой дырой. Знаете, как в постере «Мир без наркотиков»? Серый заброшенный город и клубы пыли… Если мы научимся жить в пустоте, бессилии и невозможности получить безусловную любовь, это станет первым шагом к выходу в реальную жизнь, где есть еще и радость, и удовольствие, и близость, и любовь. Хорошо это делать в психотерапии.

— Но, может быть, волшебное решение для людей с ожирением уже найдено? Что вы думаете о новых препаратах для похудения, появившихся в США и Европе?

— Действительно, FDA (Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США. — Прим. Onlíner) за последние три года одобрило выход на рынок нескольких лекарств для лечения ожирения, и прямо сейчас в разработке находятся новые препараты. С точки зрения медицины это действительно хорошие лекарства. Последний препарат, который сейчас проходит третью фазу испытаний, показывает самые высокие результаты: нет людей, которые на нем не худеют. По эффективности он сравним с бариатрическими операциями: это когда человеку удаляют часть желудка или кишечника, еда перестает нормально всасываться, и он худеет. Но минус в том, что бариатрическое лечение — это инвалидизирующая и психологически травмирующая операция. Человек становится зависимым от витаминов и БАДов, и теперь здоровое питание для него — это не просто блажь, а жизненная необходимость. А навыка заботиться о себе и своем питании обычно как не было, так и нет. И, что еще хуже, даже такая серьезная операция все равно не гарантирует, что пациент не вернется к изначальному весу. Потому что через пять лет, как правило, абсолютное большинство бариатриков набирают предыдущие килограммы.

Появление препарата, который без операции позволит человеку серьезно снизить вес, — это хорошая медицинская новость. Это продлит жизнь, снизит риски сахарного диабета, жирового гепатоза и многих других патологических состояний. Из минусов — очень высокая цена, причем препараты нужно принимать пожизненно, иначе вес вернется, а также не до конца исследованные долгосрочные побочные эффекты. Поэтому, конечно, история рискованная. Посмотрим, что будет дальше. Прямо сейчас самые частые побочные эффекты, упоминаемые в исследованиях, — это тошнота, диарея, запор и рвота, редкие — нарушения работы желчного пузыря и острый панкреатит. Кроме того, такие препараты противопоказаны людям с наследственной предрасположенностью к медуллярному раку щитовидной железы.

Но в целом, повторюсь, с медицинской точки зрения это работающие препараты, которые могут продлить жизнь. Другой вопрос в том, что зависимость никуда не уйдет. Лишний вес, может, и исчезнет, но это лишь симптом. Сложное внутреннее состояние останется. И это большая проблема.

— Вы имеете в виду «трансфер аддикции» — историю, когда человек худеет после бариатрической операции, но внезапно начинает пить или запойно играть?

— Именно. Зависимость остается внутри, просто принимает другие формы. Ожирение — это симптом, который имеет более глубокую причину. Избавившись от лишнего веса, человек может, например, начать пропадать в онлайн-казино… И здесь нужно идти к психологу, психотерапевту или психиатру.

— Благодаря новым препаратам через 20 лет лишний вес и ожирение как проблема вообще исчезнут? Это прекрасное будущее, которое нас ждет?

— Это сказочная история, в которой ожирения не будет, но будет алкоголизм. Или созависимость. Или гемблинг. Боюсь, что человеческая зависимость неистребима. В мире не хватит столько любви, терпения и внутреннего «контейнера», чтобы вылечить всех зависимых.

Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро

Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ga@onliner.by