«А ты, молодая зэчка, сядь прямо. С тебя еще другие возьмут пример, станут такими же…»

Эту фразу во время нашего разговора Светлана повторяет несколько раз. Директор ее школы не однажды озвучивал ее во время уроков. Приводил Светлану как антипример нормального подростка и бросал ей в спину: «Ну когда ты уже выпустишься…»

— Внешне я, видимо, выглядела очень неправильной девочкой. Курила, носила черную блузку вместо белой, сидела не с прямой спиной. Вышла из закрытого училища — оказалась в изоляции ровесников. Мол, а о чем с ней говорить? «Она ж на зоне была!» — цитирует слова своих одноклассников Светлана, теребя бумажную трубочку в кофейном стаканчике.

Сейчас Светлане 23. На ее голове заплетен тугой хвостик, она поправляет пальцами с ярким маникюром дужки очков и внимательно смотрит на окружающих. Светлана рассказывает свою историю громко — так, что даже альтернативному року в кофейне не удается перебить ее речь.

— Мама просила меня нигде не светиться: мол, зачем, чтобы обо мне судачили. Но я считаю, что мне стыдиться нечего. В нашем обществе до сих пор избегают подобных тем — как будто всего этого не существует. А я считаю, чем больше будет информации о закрытых училищах и ребятах, которые туда попадают, тем меньше будет страха перед ними. Особенно у людей старшего поколения.

Нам показалось, что женщина лет 50 за соседним столиком прислушалась к нашему разговору, манерно цокнула и едва заметно улыбнулась. Впрочем, историю она все же решила дослушать до конца.

Детство, жажда свободы и контроль

Светлана — минчанка. Ее родители развелись, когда девочка была совсем маленькой, — воспитывали Свету мама и бабушка. Маму она почти не видела: засыпала — ее еще не было, просыпалась — та уже уходила на работу.

— Первые четыре года моей учебы в школе все так и продолжалось. Мама много работала, чтобы я ни в чем не нуждалась. Отец мной никогда не занимался, да у меня и не было желания поддерживать с ним общение. Я знаю, что он сильно пил, — начинает рассказывать Светлана. — Но до начала средней школы в моей жизни все, в принципе, было в порядке. А потом мне, как и всем подросткам, захотелось общаться, гулять и веселиться. В ответ я получила жесткий контроль от родителей: пришла домой — сразу должна отзвониться, а выход на прогулку нужно было обсуждать за неделю. Я всегда была не так одета, не так себя вела, не то говорила… А если в школе получала отметку ниже семерки, это становилось трагедией. Так и получалось, что все проблемы я переживала внутри себя. Даже когда в 11 лет в летнем лагере меня изнасиловал парень, а четверо его друзей держали меня за руки, моя мама об этом не узнала.

Когда Светлане исполнилось 12, она познакомилась с компанией ребят, с которыми и начала прогуливать школу. Ссорилась с родственниками и «пыталась отстоять свою свободу».

— Когда я впервые пропустила урок физкультуры, об этом сообщили моей маме. Я очень боялась ее реакции, поэтому до полуночи не возвращалась домой. Подошла к подъезду, увидела, что возле дома стоит милицейская машина. Ну, дальше был обычный процесс: у меня взяли отпечатки пальцев, для профилактики продержали в участке до шести утра, вернули домой. Разговора с мамой у нас не получилось: она сказала, что гулять я могу только с 18 лет — «Тогда будешь делать что хочешь», — добавляет девушка. — После этого случая мама решила положить меня в больницу понаблюдаться у психологов. Когда меня выписали, у нас снова стали случаться конфликты, доходило до слез и истерик. В такие моменты она вызывала скорую и кричала, что со мной не справляется. Мне выписывали седативные препараты в гораздо большей дозе, чем отмечалось в инструкции. В общем, так все потихоньку шло к тому, что должно было случиться.

14 лет, первая любовь и жестокая реальность

Затем в жизни девочки случился первый мальчик. Было лето — время теплое и приятное для любви.

— С Женей мы познакомились в общей компании, когда все вместе тусовались у речки. Стали часто гулять, иногда не приходили домой. А потом получилось, что парня забрали в милицию якобы за кражу мобильного телефона. Через какое-то время Женю посадили в колонию для несовершеннолетних. Я же стала дружить с остальными ребятами из нашей компании. Преимущественно тусовалась не с девочками, а с парнями — все они были гораздо старше. С одноклассницами я особо не контактировала: они обсуждали косметику и платьица, а мне это было неинтересно, — объясняет Светлана.

Маме девушки общение дочери со взрослыми друзьями не нравилось, и перед очередным учебным днем она попросила дочь остаться дома.

— Сказала, что перед школой нам нужно будет заехать на пару минут к участковому. Я поверила, а в итоге меня с ним и оставили. К счастью, мужик оказался мировой: покормил и даже дал мне покурить. Целый день я провела с милиционером, а к вечеру он сообщил, что нам нужно будет «кое-куда» заехать. В общем, так мы и оказались в спецприемнике Московского района. Когда он собирался уходить, следом за ним вышла и я. Остановилась как вкопанная, когда услышала слова: «Девочка, а ты куда? Ты остаешься у нас, здесь!»

После минутного шока Светлана поняла, что в ближайшее время ей придется ночевать в странном закрытом месте. Деревянные решеточки, двуспальные кровати и колючая проволока за окнами — вот что она вспоминает из спецприемника.

— В общем, в этом месте я жила до суда около месяца. Само заседание мне вспоминать больно: на нем выступила моя мама. Сказала: «Забирайте ее, я не справляюсь». В тот момент мне было очень обидно. Конечно, я понимаю, что мама хотела для меня лучшего и делала для этого все возможное, но простить ее я не могла еще долго, — разводит руками девушка.

В итоге судья вынес приговор: два года закрытого училища в Петрикове. Туда Светлана уехала с двумя знакомыми девочками. Говорит, это было намного легче, чем жить в спецприемнике, где ты был никому не известным человеком.

— В училище нас на время поместили в изолятор. Выдали фланелевую рубашку, тапочки, штаны, пачку прокладок на человека — живите. Девочкам-постояльцам было интересно посмотреть на нас, новеньких, а нам — на них. Мне запомнилось, что все они были в одинаковой широкой зеленой одежде. Спрашивали у нас через решетку, откуда мы и по какой причине сюда попали. А еще я обратила внимание на их короткие волосы. Знаете, теперь я понимаю, что тогда нам очень повезло: за полгода до нашего приезда девушек перестали стричь налысо. Помню, что у нас были две пятиклассницы, которые воровали еду, потому что в их семье не было чего есть. Сюда попадали и девочки с наркотическими проблемами, но чаще всего те, кто уходил из дома и не посещал школьные занятия, — говорит Светлана.

Свои будни в училище она вспоминает без содрогания. Светлана считает, что ассоциация этого закрытого учреждения с тюрьмой совсем далека от реальности.

— У нас были очень насыщенные дни. С утра мы ходили на занятия по теории, а после обеда учились шить. Шли на линейку, 40 минут обедали, полтора часа занимались самоподготовкой. Из строгих мер могу вспомнить только групповую ответственность. Работал принцип «Накосячил один — виноваты все». А раз провинился — убираешь туалет, мусорные баки и слив. Впрочем, тому, кто вел себя хорошо, разрешали смотреть телевизор и общаться с родственниками один раз в неделю, временами выпускали со взрослыми в город на несколько часов.

Что еще напрягало? Наверное, то, что все должны были выглядеть одинаково и каждый день заниматься уборкой. Встаешь — протираешь тумбочки, моешь пол, лестницу. Когда у нас был ремонт, девочки по двое таскали чугунные батареи. Вот тогда я поняла, как интересно у нас все обстоит с «женскими установками»: пить и курить нельзя («Ты же девочка»), а вот выполнять физически тяжелую работу — это нормально.

По словам девушки, все остальное напоминало скорее затянувшийся летний лагерь. Девочки ходили друг к другу в комнаты, учились, сплетничали, отмечали праздники. В общем, имитировали взрослую общажную жизнь.

«Молодая зэчка», обособленность и жизнь как у всех

Из дверей закрытого училища Светлана вышла через два года. Первым ее желанием было узнать, как обстоят дела у друзей. Рассказывает, что, когда она зашла на их страницы в соцсетях, сильно удивилась. Оказалось, многие ребята начали пить, кто-то подсел на наркотики или оказался в тюрьме.

— Тогда я поняла: если бы меня не выдернули из этой компании, со мной могло бы случиться то же самое. Да, в подростковом возрасте мне не хватило тусовок, но, когда я оканчивала училище, уже хотелось другого: семью, детей и посидеть дома, — добавляет девушка. — Я долго думала: а почему я вообще оказалась в этом месте? Может быть, если бы мне хватило в детстве внимания мамы, а в подростковом возрасте — свободы, я бы так не бунтарила? А иногда я просто думаю, что сильно расслабилась и сдружилась не с теми.

Последний, выпускной год Светлана провела в обычной школе. Говорит, первое время ровесники избегали общения с ней, а преподаватели и вовсе в открытую высмеивали: «Приехала молодая зэчка».

— Многие воспринимали меня так, будто я побывала в тюрьме. Предвзятое отношение чувствовалось очень сильно. На меня смотрели искоса, будто я собираюсь применять насилие. Ну а как им было себя вести, если сам директор говорил: «Вот, зэчка приехала, сейчас будет рассказывать о своей зоне». По школе распускались слухи, будто мне сделали аборт и отправили за решетку… В общем, наслушалась я о своей жизни многого, — смеется Светлана. — Мне кажется, из-за того, что люди не знают, как работает вся эта система, в итоге страдают такие люди, как я. Обычные дети выходят из училищ, а их автоматически начинают считать «ребятами без будущего». Но ведь это не так! Многие девочки, которые вышли оттуда, сейчас работают и имеют семью. Со мной тоже ничего плохого не случилось. Я работаю мастером по маникюру, по второй специальности я кондитер, тружусь в кафе. Недавно вышла замуж за отца моего второго ребенка. Может быть, я кого-то разочарую, но у меня действительно все хорошо.

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро

Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. ng@onliner.by