---

Бывает, выходит актер на сцену, действует профессионально, грамотно, а персонаж его не запоминается. С Романом Филипповым так не случилось. Ни в одной его роли. Его нельзя было не заметить. Его обязательно вспомнишь. Не только потому, что природа, не скупясь, отпустила актеру от щедрот своих, но и оттого, что Роман был на редкость требовательный художник. Он с завидной энергией добывал право называться мастером. За годы, прожитые в Минске, он снискал себе славу взыскательного художника, отзывчивого товарища, неуемного спорщика.

Биография

Творческие портреты принято начинать с воспоминаний детства, в котором уже угадывались все превратности нелегкого жизненного призвания. Филиппов не готовил себя для сцены специально. Он вырос в актерской семье. Театр всегда присутствовал в его жизни.

Первые шаги были легкими. Ни конкурсных предчувствий, ни погони за баллами, ни попыток очаровать экзаменаторов, даже счастливая случайность отсутствовала.

В город Горький, где жил Роман и работали его родители, приехали актеры Малого театра. Во Дворце пионеров Вера Николаевна Пашенная приглядывала себе будущих учеников. Прямо с Волги, в запыленных тапочках, загорелый, худой, длинный, ошалевший от солнца и купания явился пред строгие очи Пашенной Рома. Ему даже не предложили читать вступление к «Медному всаднику» — коронный филипповский номер. Его разглядывали как диковинку. Он был нелеп. «У этого ребенка нормальный рост?» — поинтересовалась Вера Николаевна. Все рассмеялись.

В тот год в Щепкинское училище поступили четыре горьковчанина. Пашенная стала их педагогом.

А дальше произошло следующее. Его оставили работать в знаменитом Малом театре. Вскоре у него вышел конфликт. На одном из собраний заявил Пашенной, что платят ему копейки, а кушать он хочет не меньше народных артистов. Дерзкому пришлось оставить знаменитые стены и уехать в Минск. Там на съемках в кино он влюбился в девушку Катю. Вечерами группа собиралась на берегу реки, а на противоположном сидели Катя с отцом-режиссером. Она слышала голос что-то рассказывающего Романа и смех его слушателей, но папа дочь к возлюбленному не отпускал. И все-таки они поженились. Родилась дочь Аня.

Когда он связал свою судьбу с Беларусью, театр имени Янки Купалы стал его родным домом.

Войти в этот дом равноправным членом большой купаловской семьи оказалось делом не из простых. Для дебюта пришлось изучать не только характер своего героя, но и язык, на котором он говорит. Вот где, не в школе, не в училище, а на сцене пригодились феноменальные способности Романа к языкам. Он заговорил по-белорусски легко и свободно.

Увлекся белорусской поэзией. А для того, чтобы точнее почувствовать мелодику, строй белорусского слова, взялся для себя переводить «Курган» Янки Купалы.

Он говорил на нескольких языках. Прекрасно знал французский, немецкий, польский. Изучил их, читая художественную литературу без перевода. И еще прекрасно писал иронические стихи и эпиграммы.

Когда я впервые услышала «белогвардейский» цикл стихов Ромы Филиппова «Семейка» — про целую семью, гадившую советской власти, в голове не укладывалось, что неизменный исполнитель ролей добродушного Деда Мороза может быть еще и таким прекрасным поэтом, и это без всяких скидок на дилетантизм. Никогда ни один режиссер не предложил этому замечательному артисту московского Малого театра и минского Театра имени Янки Купалы роли не то что академика, а даже школьного учителя.

У Романа Сергеевича был закадычный друг по Малому театру. Когда того пригласили сниматься за границей, руководство театра его не отпустило. Кстати, сам Филиппов за рубеж никогда не ездил, но другу сочувствовал и сочинил стишки:

Из кухни слышен звон посуды,

В кругу закусок всех мастей

Там огнедышащие груды

Блинов готовят для гостей.

Отъезжавшему, как оказалось, навсегда другу он посвятил стихотворение под названием «Итальянец». Эпиграфом к нему поставил строки Михаила Светлова: «Молодой уроженец Неаполя, что оставил в России ты на поле?» Стих Романа начинался так: «Молодой уроженец Чкалова, // что ж бежал из театра ты Малого? // И тебя, значит, ветры заразные // потянули в края буржуазные». Далее он в нескольких четверостишиях предостерегал друга от соблазнов Запада и заклинал: «Так сожми же могучие челюсти, // вспоминая про землю отцов, // гордо плюй на заморские прелести, // Наш до боли советский Борцов».

Другой актрисе, с которой дружил и которая получила предложение сняться во Франции в фильме «Ленин в Париже» в роли Надежды Крупской, он написал:

Не трогали: было не велено,

Знали товарищи по борьбе —

Она была девушкой Ленина.

Во всем отказывала себе.

И далее:

Природный свой сексуализм

Пришлось упрятать сразу.

Демократизм, социализм,

Переполняют разум!

Не пощадил он своей иронией и собственную семью. Это трилогия «Дедушка», «Бабушка» и «Братан» — про семью борцов с большевиками. «Бабушка» — о том, как старушка помогала петлюровцам, за что поплатилась, когда в село пришли большевики. Заканчивалось стихотворение так: «Повесили. А тучи плыли, // я выл от горя, рухнув в грязь. // Какую бабушку убили, // какая жизнь оборвалась!»

Он был смелым до хулиганства. Анархист, матерщинник, человек-гора. Ничего не боялся. За все это мог поплатиться, но его любили и все прощали. Товарищи по работе вспоминали: «Театр ездил на гастроли в Свердловскую область. Выступали в Нижнем Тагиле, там дама в строгом костюме, с депутатским значком показывала нам город. Приехали на центральную площадь. Дама всю дорогу обращалась прежде всего к Роману, вероятно, решив, что этот крупный мужчина — начальник. У памятнику Ленина она, смотря на Романа, стоявшего прямо перед ней, торжественным голосом объявила: „Сейчас мы возложим цветы к памятнику вождю мирового пролетариата“. А Роман, глядя ей в глаза, ответил: „Ничего я этому паразиту возлагать не буду“. Партийные руководители Малого театра его поскорее оттеснили».

Народный артист России Виталий Коняев рассказывает: «Роман за словом в карман не лез. Летели мы на гастроли, и, когда самолет вяло стал набирать высоту, мокрый от духоты и жары Роман сообщил: „Так долго набирать высоту — это низость!“»

«На гастролях по глубинке нас везли на раздолбанных автобусах по разбитым дорогам. Пять часов тряски. Роман уместился на заднем сиденье, и его трясло больше остальных. „Все это, — говорил он, подпрыгивая на ухабах, — напоминает любовь, которая не доставляет удовольствия ни одной, ни другой стороне“».

Сам Филиппов, все видя и понимая, умел радоваться жизни по полной.

«Мы собирались на гастроли, пришел Роман, с чемоданом, но был красный, по лицу у него тек пот. Наш опытный бригадир сказал: „Роман, ты не едешь, вызываем срочно врача“. Его отвезли к Чазову, оказалось — обширный инфаркт. Лечился он старательно, бросил курить. Но потом опять закурил, мог выпить рюмочку, съесть то, что нельзя. Здоровье быстро сдавало. Мы сидели в одной гримерке, я видел, что у Романа ноги синие».

Он умер в 1992 году в пятьдесят шесть лет. Добрый великан. Избыточный во всем, чем занимался в жизни.

Театр

С Филипповым мы дружили. Будучи молодыми смелыми нахалами, даже боролись в группе таких же единомышленников с творческой политикой знаменитого купаловского театра. И кое-чего добились.

Работа в Беларуси была для него очень плодотворной. Он сыграл такие звездные роли, которых не получал позже. Это бунтарь Сатин в пьесе Горького «На дне». Почти во всем похожий на Филиппова в своем поведении. Это доктор Астров в чеховском «Дяде Ване». Еще один доктор — Ярош — в инсценировке по роману Ивана Шамякина «Сердце на ладони». Андрей Белугин в пьесе Островского «Женитьба Белугина». Лопотухин в инсценировке романа Л. Леонова «Метель», Джэсси Махонш в брехтовском «Что тот солдат, что этот». Во всех ролях был очень конкретен и психологически точен, заявлял: «Абстрактного мастерства я не терплю».

Редкостный, ни на кого из предыдущих исполнителей этой роли не похожий, был его бомж Сатин.

Сатин — умница, образованный человек. Поэтому на его плечи ложится самая большая ответственность за ту мнимую свободу, которой обманывались обитатели ночлежного дома. Он мучительно пытается осмыслить все случившееся. Так рождаются его неожиданные мысли о красоте человека. Я подчеркиваю — неожиданные. Только сейчас ему стала до конца ясна высокая миссия Человека, и появился стыд от ощущения собственного ничтожества. Актер, играющий Сатина, не может не понимать его вины перед нами. Вины интеллектуального человека, способствовавшего торжеству зла. Поэтому Филиппов не «подает» монологи на публику, а размышляет в них тихо, буднично и, подведя итог, гасит свечу.

Так кончается спектакль.

Для Романа ближе всего к Сатину чеховский Астров. «Дядя Ваня» на купаловской сцене не получился и почти не шел. Филиппов считал, что работа над Астровым была для него очень полезной. И хотя трактовка всего спектакля и отдельных образов весьма спорная, «Дядя Ваня» действительно не прошел бесследно. Работа над спектаклем для всех актеров была на редкость серьезной, длительной и плодотворной. В Астрове Филиппов искал базаровский тип человека. Чеховские характеры вряд ли нуждаются в сравнении с горьковскими и тургеневскими, но уж коль прикоснулся к ним один и тот же актер, интересно, что он в них нашел.

Многие годы Филиппов играл очень серьезных и очень похожих людей дела. Отношение к труду как величайшее мерило человеческой ценности исследовано актером довольно разносторонне.

Рационализм Базарова, увеличенный трезвостью профессии медика, наследует филипповский Астров. Чеховская боль и чеховские идеалы чужды такому Астрову. Он скептик и слишком хорошо чувствует тщетность собственных усилий. Тем не менее мысль о необходимости общественной полезности человека владеет доктором Астровым. Работа остается его тайным и единственным кумиром.

Итак, бессмысленность труда — в Сатине, горечь и неудовлетворенность любимым делом — в Астрове, счастье труда — в докторе Яроше.

По своим природным данным Филиппов актер шумный, заметный. Его герои всегда в центре всеобщего внимания. Неспроста ему сразу же пришлось в спектакле «На дне» притушивать краски, скромнее использовать свои актерские возможности, словно накапливая силы для предстоящего финального броска.

В Минске прошли восемь счастливых лет жизни этого могучего человека. Он получил квартиру в комфортабельном бараке двухэтажного дома, который теперь называется районом Осмоловка. Высокие потолки его очень устраивали. К тому же центр города.

Его часто спрашивали, почему не купит себе машину. Роман отвечал: «В машину советского производства не помещусь. Разве что МАЗ. Но в нем по Минску или Москве не погоняешь».

Я недаром начала с того, что Филиппова на сцене нельзя не заметить. В его героях привлекала душевная широта, щедрость, до удали, мягкость, почти детская способность удивляться и радоваться. Вероятно, это от характера самого актера.

Он, такой большой, просто огромный, все время брал кого-то под свое крыло, заступался, если человека обижали. Человек увлекающийся, очень непосредственный и всегда чрезвычайно интересный собеседник — все это открывалось не сразу. В жизни он оказался инертным, даже ленивым. На сцене его герои скупы на жесты и слова. Это во всех ролях. При тех возможностях, которые были отпущены Филиппову, казалось бы? все должно быть наоборот — ему ничего не стоит заполнить собою сцену, сконцентрировать на себе внимание зрительного зала. Актеру это легко, но он понимал, что это самый легкий ход.

Ему от природы было много дано. Романа Сергеевича распирало от необходимости выразить себя. Пока сцена давала такую возможность, Филиппов был счастлив. Пока ему везло, он по горло был занят любимым делом. В какой-то момент в купаловском театре предложили ему отсидеться в запасных игроках, точнее в эпизодических ролях. Филиппов ушел из театра, уехал в Москву, где его сразу же взяли в Малый театр.

Кино

Сначала он попробовал себя вне театра, осуществив свою любовь к художественному слову. Читал стихи с эстрады, на радио, на телевидении. Это не профессиональная актерская привычка, не просто дополнительный заработок. Романом двигал глубокий интерес к поэзии. Наверное, поэтому он был разборчив. Предпочтение отдавал сатире.

В то время тысячи телезрителей посмотрели спектакль белорусского телевидения «Крах». За роль Гришки Распутина на фестивале в Болгарии Роману Филиппову в 1968 году была присуждена Международная премия. Его стали часто приглашать сниматься в кино, но долго ему ни разу не попалась большая интересная роль, в которой можно было бы многое сказать. С 1959 года он снимался в небольших эпизодах. Кино щедро использовало его типажность — то это одесский бандит Федька Бык в «Зеленом фургоне», то просто хулиганистый парень в «Девчатах», то человек с неопределенной загадочной биографией в «Бриллиантовой руке». Кино редко приносило ему удовлетворение, и поэтому оно даже не на втором, не на третьем месте среди его дел.

Его театральных ролей теперь уже никто не помнит, а по кино многие узнают сразу же.

«Мы вас так любим! — подлетела какая-то девушка к Роману Филиппову за автографом. — Только я забыла вашу фамилию…» Актер, приняв суровый вид, пробасил: «Вспомнишь — подойдешь».

Шутил, дурачился, понимая, что большинство зрителей и вправду не помнили, как его зовут, но обожали благодаря эпизодам в кино. Вот в «Бриллиантовой руке» мужик-глыба, кудлатый, смотрит на Семен Семеныча осоловело-сосредоточенно: «Ты зачем усы сбрил, дурик?» И из той же сцены — радостное, басом: «Будете у нас на Колыме…» Или «Джентльмены удачи», где он говорит: «Деточка, а вам не кажется, что ваше место возле параши?» Были еще кинофильмы «По Руси», «Дикая охота короля Стаха».

Могучее объемное тело, сильный дух и сопутствующая им доброта сделали в жизни актера доброе дело. Никогда, ни в одной роли не проскользнула растерянность актера перед глыбой прожитых лет. В тему творчества Филиппова вошла обязательная нравственная переоценка прошедшего куска жизни. «Если бы видно было, как горит душа, она то и дело покрывалась бы румянцем от стыда и неловкости за несовершенные добрые дела», — так говорил сам актер.

Странно, очень странно, что он вошел в историю театра и кино всего лишь заслуженным артистом Беларуси. Впрочем, как говорила великая Фаина Раневская: «Звания — это всего лишь похоронные принадлежности».

Большой, очень большой, он остался великим.

Читайте также: 

• «Она словно создана для красоты». Большой рассказ о белорусской Клеопатре, на юбилей которой приезжал президент
• Купаловская династия: «Больше всего Валентин Белохвостик боялся, что любимые дочки выберут театр. Теперь старшая — народная артистка Беларуси»
• «Она ни на кого не похожа. Она единственная». Большой рассказ об известной и неизвестной Стефании Станюте