37 812
09 октября 2018 в 8:00
Автор: Настасья Занько. Фото: Александр Ружечка. Иллюстрация: Олег Гирель

«Ты очень устал, пытаешься уснуть, но сердце вылетает из груди, потому что где-то ребенок». Как слесарь, строитель и переводчик ищут пропавших людей

Автор: Настасья Занько. Фото: Александр Ружечка. Иллюстрация: Олег Гирель

Про поисково-спасательный отряд «Ангел» и его основателя Сергея написан не один десяток статей, как и о Кристине — девушке, организовавшей масштабные поиски в стране. Про наших же сегодняшних героев интернет знает очень мало. Это волонтеры, без которых ни Сергей, ни Кристина не смогли бы ничего сделать. Люди, которые ради поисков годами жертвуют своим свободным временем, сном, а зачастую и финансами. Но при этом остаются в тени.

«Ты просто сам едешь и помогаешь, за это деньги даже неправильно брать»

Диме 26 лет. Пять лет назад у него пропала подруга детства и девушка его друга. Тогда ее искали милиционеры и волонтеры «Ангела». Ни о каком поисково-спасательном отряде Дима до того момента не знал. Да, парень видел ориентировки отряда на столбах, но думал, что это какая-то новая силовая структура, которая специализируется на поисках пропавших.

— Когда я увидел Кристину в тельняшке, подумал, что она, наверное, военный офицер. Такая серьезная была — ни слова не вставить, ни сказать ничего, — вспоминает парень.

Но выяснилось, что это никакие не силовики, а обычные ребята, просто волонтеры.

Поиски подруги Дмитрия закончились печально: сотрудники милиции нашли ее мертвой. Все это перевернуло душу парня. Он стал ездить на поиски всякий раз, когда мог.

— Меня очень впечатлило, что обычные, простые ребята вместе с нами прочесывали лес, шли в грязь и помогали искать подругу, — объясняет он. — На второй поиск мы с другом приехали уже сами, потом были третий и четвертый поиски. Я помню, как мы начинали, когда была крохотная комнатка-офис и все поисковое снаряжение хранилось в гараже. Мы сбрасывались, чтобы оплачивать аренду, так как денег катастрофически не хватало. Только со временем от людей пришла помощь.

Через год поисков друг Димы ушел, а сам он остался. На счету у Дмитрия десятки поисков, сотни, а может, и тысячи гектаров прочесанных лесов. Сейчас он уже сам организовывает таких же зеленых волонтеров, делится опытом и знаниями. Говорит, что нашел себя здесь.

— Для меня важна вот эта обстановка: помогать и видеть лица людей, которые счастливы, что мы отыскали этого человека, — рассказывает он. — Мы как-то искали молодого парня, ему то ли 25, то ли 27 лет. Но у него психическое расстройство и развитие 5-летнего ребенка.

Мы отправились искать его: катались по дорогам, смотрели поля, леса и в конце концов нашли. Возвращался домой на велосипеде. Такой искренний, плакал, реально был как ребенок. Знаете, и так всем хорошо на душе стало!

Мы привезли его домой, нас родственники откормили, отпоили после этих поисков. Хватает таких поисков, когда возвращаешься, находишь человека — неважно, ребенок, взрослый, старый, не старый, инвалид, не инвалид, — и видишь эти искренние лица родственников. И ты понимаешь, как это круто.

Но бывают и сложные ситуации. Для Димы одним из таких стали поиски спортсменки Юлии Балыкиной.

— Мы тогда выехали в лес, и тут начался жуткий ливень. Ходили часов пять — вымокли до нитки, ни у кого с собой не было термосов с чаем или кофе. Все были мокрые. Сергей дал команду сворачиваться, потому что никаких зацепок, ничего не нашли. Но никто не ушел, люди остались до конца. Вот это меня тогда тоже впечатлило.

Юлию Балыкину нашли мертвой спустя неделю после пропажи. Как потом выяснило следствие, девушку убили. Случаев, когда пропавших находили мертвыми, в Диминой поисковой биографии довольно много. Он говорит, что старается абстрагироваться и не втягиваться эмоционально, иначе можно просто сойти с ума.

Но самые сложные поиски — те, которые тянутся годами, а люди так и не находятся. Дима говорит, что хотел бы всех этих людей отыскать, но это нереально.

— У нас мальчик пропал. На него было очень много выездов, мы дежурили на рынках, выезжали везде, но безрезультатно. Спустя полгода или год появилась инфа, что мальчика видели. Я срываюсь с работы, еду на эти поиски — и там тоже его нет. До сих пор не нашли, — объясняет он. — Наверное, это как в милиции, когда ты раскрываешь дело, которое годами не мог раскрыть. Это вау! Так и тут. Хочется, чтобы все были найдены, но не всегда это удается. Бывает, что людей не хватает, не всегда мы можем закрыть определенные квадраты…

Димины родители сначала очень скептически относились к его занятию, но потом привыкли. А вот на работе скептицизм пока не исчез.

— Слесарем я работаю вот уже семь лет. Совмещать, конечно, очень сложно, даже чисто физически. Бывает, ты на работе, а тут сообщение: «Срочный выезд». Иногда отпрашиваешься, иногда после работы бросаешь все — и вперед. Потом приезжаешь вымотанным, понимаешь, что сил у тебя больше ни на что нет. А утром тебе снова на работу. Опять-таки не всегда поиски заканчиваются на радостной ноте. Это психологически нужно выдержать, — говорит он. — На работе коллеги воспринимают мое занятие скептически. Они считают, что «Ангел» зарабатывает на этих поисках деньги.

Однажды ко мне подошел знакомый, говорит: «Слушай, мне интересно к вам на выезд попасть, это возможно?» Я обрадовался сразу, мол, вот классно, сагитирую человека, будет с нами волонтерить.

Но в конце нашего разговора последовал вопрос: «А сколько тебе там платят?» Я, конечно, удивился. Это ведь хобби, ты просто сам едешь и помогаешь, за это деньги даже неправильно брать. Это просто ты захотел помочь — помог. Карму себе почистишь, если настолько уже верующий. В общем-то, на этом все и закончилось.

«Был процент людей, которые приезжали на поиски Мархалюка пофотографироваться. Я этого искренне не понимаю»

Второму Дмитрию 30, и судьба прочила ему карьеру потомственного летчика, так как летчиками в его семье были и дед, и отец. Но не сложилось. Парень пошел сначала в парашютный спорт, потом в авиационный и почти пять лет проездил ради этого из Минска в Бобруйск. Параллельно учился в лингвистическом университете на факультете межкультурных коммуникаций. Парень учил три языка: французский, английский и итальянский.

Но ему не было суждено стать ни переводчиком, ни дипломатом. После окончания вуза он открыл свой магазин страйкбольной экипировки. Сейчас парень занимается поставками сухпайков и пробует себя в беспилотной авиации.

— В поисково-спасательный отряд я попал почти два года назад, когда увидел ориентировку о том, что разыскивается девочка, — вспоминает Дмитрий. — Мы в час ночи собрались здесь, на офисе. Только Кристина объяснила, что делать, как нам отзвонились, что девочку нашли. Что делать? Всем дружным коллективом мы провели методологическое занятие — так и познакомились.

С того времени Дима — постоянный участник поисков благодаря гибкому графику и возможности делегировать дела по бизнесу. Да, иногда приходится не ночевать дома, но родные и девушка понимают увлечение парня.

— Примерно два месяца назад мы три дня искали в Узденском районе бабушку. Мы выехали на поиски с квадрокоптером и через три часа, к счастью, нашли, — говорит Дима. — Бабушке было уже около 80. Она лежала возле реки в высокой траве, а земля была немного затоплена. Она живая, все хорошо, но трое суток она пролежала головой в этой воде.

Когда врачи скорой приехали, я ездил с ними в больницу. Мы уточнили, что было бы, если бы бабушку не нашли, какой шанс того, что она дожила бы до утра. Если бы были заморозки, то все… И вот в этот момент ты понимаешь, что слава богу, что ее нашли! Иначе несколько часов — и бабушки бы не было.

Самыми волнительными и впечатляющими Дима называет поиски Максима Мархалюка. Прошлой осенью парень пробыл в пуще, где пропал мальчик, почти неделю. Он работал старшим группы.

— Мы собирались выезжать на поиски и тогда уже знали: там будет очень много людей. Но не предполагали, что это почти три тысячи волонтеров, — вспоминает те дни парень. — Я был старшим группы из 70 человек — это было очень много для меня. Нужно было растянуть их на весь квадрат — на 500 метров, объяснить им, как идти, что мы ищем и как это нужно искать: это не просто идти, это обязательно оглядываться назад и держаться человека слева. Моментов хватало.

Сложно было психологически. Был процент людей, которые приезжали на поиски пофотографироваться. Я этого искренне не понимаю. Были люди, которые пытались учить нас, как искать Максима. Были экстрасенсы, которые приезжали, находили адептов и мешали работать. Приходили и говорили, что, мол, знают, где мальчик. Говорили, что видели какого-то льва, колодец и дерево. В общем, в итоге ничего не нашли.

Но были и очень позитивные моменты. К примеру, в какой-то из дней на поиски приехал хороший, дорогой такой джип, а там две высокие ухоженные девушки на каблуках. Приехали, говорят, искать Максима Мархалюка. Наверное, челюсть отвисла у всех. Но эти девочки абсолютно спокойно подошли и узнали, что и где купить. Они сходили, купили резиновые сапожки, надели их на обычные штанишки и пошли со всеми вместе чесать лес. Вот это, блин, здорово!

Лично для меня было очень сложно засыпать, особенно в первые дни. Ты вроде измотан, по трекеру в среднем проходили около 30—35 километров в день по болотам, топям — это не по асфальту прогулка. Ты очень уставший, но ты ложишься на кровать, и у тебя сердце вылетает из груди, потому что где-то ребенок, где-то этот мальчик.

Правда, в последнее время Дмитрий старается относиться ко всем остальным поискам более отрешенно и абстрагироваться от беды человека и его родственников.

— Я стараюсь не допускать таких мыслей. Иначе нельзя, так как будет эмоциональное выгорание, а это уж точно повредит моим дальнейшим поискам, — рассказывает он. — Я знаю, что в момент поиска, в процессе выкладываюсь на полную, делаю все, что от меня зависит: поведу группу, прочешу квадрат, обсмотрю соседний квадрат, сделаю все, что нужно. Даже если мы находим человека уже неживым, я считаю, мы делаем доброе дело. Так как самое ужасное — это неизвестность. Я вот даже не могу представить состояние мамы Максима Мархалюка. Если честно, наверное, даже и не хочу — не потому, что я такой плохой или я эгоист. Это действительно страшно.

Сколько Дима пробудет в отряде, он не загадывает. Говорит, от выгорания не застрахован никто. Именно по этой причине далеко не все волонтеры могут долго заниматься поисками.

— Я более чем уверен, что никто не может предсказать, когда это точно наступит, и не исключаю, что буду обращаться к отрядному психологу, когда будет необходимо. Иногда нужно и голову лечить, — улыбается он. — Возможно, я буду до тех пор, пока буду уверен, что могу помочь. Сейчас у меня есть и силы, и знания, и возможности, и опыт. Может, когда-нибудь настанет тот день, когда у меня будут другие приоритеты, но пока точно нет. Мне нравится здесь быть, нравятся люди, которые здесь есть, и нравится помогать другим.

«Решил, что буду в отряде, пока люди не закончат пропадать»

Александру 38 лет. После школы он хотел работать в криминальной милиции в убойном или оперативном отделе. Но не сложилось, и вот уже 17 лет он занимается строительством и владеет своей компанией.

— Я пришел в отряд в феврале 2016 года. До этого времени о существовании такого отряда даже и не знал, — немногословно отвечает он. — Знакомый рассказал о ребятах, что и как у них тут устроено, чем занимаются. Понравилось, влился, зацепило. Жена, конечно, в первые разы недоумевала, куда и зачем. Но потом я четко сказал: других вариантов не будет, я этим занимаюсь, и мне это нравится. Она приняла и смирилась с этим.

Вопрос, как совмещать поиски с бизнесом, не стоит. Мне кажется, тут все зависит больше от желания это делать. Если есть желание, то вопрос совмещения времени второстепенный. Конечно, приходится чем-то жертвовать, не без этого.

Александр говорит, что выезды случаются нерегулярно. В летние и осенние месяцы потерявшихся больше, в зимние — чуть меньше.

— Тишина может быть и месяц, и два — никаких пропаж. А бывали случаи, что мы приехали в Колодищи на один поиск, там нашли человека, разъехались — и тут же сообщение: «Ребята, собираемся опять». Мы еще даже до дома не доехали, сразу на другую точку, перебазировка — и поехали. Был такой момент: в два часа ночи приходит заявка о пропаже, и нужно ехать совершенно в противоположном направлении. Тут уже собираемся и принимаем решение, есть смысл или нет. В том случае вышло так, что из машины, находясь за 200 километров, мы дали рекомендации для женщин, которые находились в лесу, как правильно использовать свои возможности: у них еще был включен мобильный телефон, оставалось совсем мало батарейки. И в итоге они вышли сами по рекомендациям.

Первые поиски, на которые попал Александр, — это поиски дедушки недалеко от Минска, километрах в 40 от города. Конкретику мужчина помнит плохо, но говорит, что тогда пропавшего не нашли. Подобных поисков, которые не дали результата, много. Вот эта «незавершенка», по его словам, самая тяжелая.

— Знаете, когда находишь человека живым — это сумасшедшая радость, — объясняет он. — Когда находим погибшего — это грустно, конечно, но это результат для тех, кто потерял близкого. Это возможность нормально похоронить его. У них появляется осознанность, что он найден, точка какая-то, а не неопределенность, что хуже всего.

Самые тяжелые для себя поиски Александру выделить сложно. Говорит, что каждый раз это очень индивидуально. Но при этом соглашается, что самые сложные для отряда — это поиски Мархалюка.

— Это самый резонансный и масштабный случай в истории страны. Мы прекрасно это понимаем. Действительно, затрачено море сил, проделана громаднейшая работа. Для нас это было испытание и вызов, — объясняет он. — Знаете, в поисках нужно четко понимать, что все осилить нельзя.

Иногда бывает столько усилий приложено, столько работы проделано, что все понимали: был бы человек жив, мы бы его нашли, даже если бы он не двигался. Но он как будто испарился. Но мы его не нашли… Скорее всего, причины очень печальны.

Когда поиски завершаются ничем, всегда есть чувство неудовлетворенности и вины: где-то как-то недоработали, что-то недосмотрели. Но лучше смириться, чтобы не было самокопания и самобичевания. Иначе не хватит головы.

Иллюзии, эйфория и неясное понимание целей и задач, по мнению Александра, приводит к тому, что подписчиков в группе отряда сотни тысяч, а волонтеров по всей стране хорошо если сотня.

— Подписчиков много, да. Диванные войска никто не отменял, — улыбается он. — Я заметил, что именно те, кто приходит в отряд на романтическом порыве и желании получить эйфорию, очень быстро отваливаются. Первые, вторые поиски, никого не нашли — искра у ребят пропадает — и все: холодно, мокро, тяжело. Люди ощущают, что что-то не то. Остаются лишь те, кто идет сюда целенаправленно. Я пришел сюда целенаправленно и решил: буду в отряде, пока люди не закончат пропадать.

Больше информации про поиски, которые ведет «Ангел», — по ссылке. Помочь отряду можно здесь, а также по короткому номеру *222*13#, после чего на баланс отряда будет перечислено 2 рубля. Поддержать отряд можно и при помощи платформы «Имена».

Читайте также:

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by