Кто это?

Катерина Борнукова, академический директор Центра экономических исследований BEROC и визитирующий профессор Киевской школы экономики. Имеет PhD in Economics (степень кандидата экономических наук) Мадридского университета Карлоса III.

---

— В предыдущие кризисы казалось, что, как только мы прекратим печатать деньги, Беларусь выйдет на нормальный рыночный курс рубля и все наладится. Вроде бы и курс отпустили, и инфляция уменьшилась, и ставка рефинансирования упала, но зарплаты не растут...

— К сожалению, наша экономика уже неспособна генерировать тот рост, которым мы наслаждались в 2000-х годах. Что это значит для обычного человека? Это значит, что его зарплата не будет расти так, как это было раньше. И его покупательская способность не будет расти так, как она росла.

Тут нужно четко понимать: не будет такого, как раньше, когда ты взял кредит в «белках» и он обесценился. Или такого, что у тебя каждый год повышалась зарплата с учетом инфляции.

Сейчас у нас есть два варианта пути. И оба, к сожалению, не очень хорошие. Ничего не менять. Мы можем вернуться к росту, хотя он и будет маленьким — 2—3%. Но тогда разрыв с нашими ближайшими соседями, той же Польшей и Литвой, будет увеличиваться. И все больше наших соотечественников будут обращать свои взгляды туда.

Второй вариант. Власти решатся на реформы. В долгосрочном периоде это даст возможности расти и даже догнать и перегнать Польшу и Литву. Но этот промежуточный период будет достаточно болезненным.

— Польша пережила кризис в 90-е, страны Балтии — тоже. Вплоть до отключения электричества и дефицита. Говорят, что в Беларуси этот период без реформ затянулся и, если начать их проводить, может быть хуже. На ваш взгляд, если с завтрашнего дня запустить этот процесс, у нас повторится подобная ситуация?

— Я думаю, что нет, так как в 90-х был очень резкий распад. В какой-то момент во многих странах возник системный вакуум. Я имею в виду систему управления и взаимоотношений. Вдруг оказалось, что поставлять запчасти из Иркутска в Витебск невыгодно, а откуда их брать — неизвестно, ведь новые отношения еще не возникли. Из-за этого был жуткий провал и в странах Восточной Европы, и в Беларуси, возможно, не такой острый, как в Украине и России.

Так вот такого больше не будет. Ведь какие-то реформы Беларусь все же сделала. У нас даже госпредприятия работают в достаточно рыночных условиях, они сами устанавливают цены, они имеют определенную гибкость. Они работают на международных рынках, где есть конкуренция. Это не совсем советская экономика с зарегулированным рынком, где товары перемещались из точки А в точку Б, потому что так сказал кто-то наверху.

— Последние 7—10 лет мы слышим фразу «структурные реформы». Об этом, кажется, говорят уже из каждого утюга. Почему они не происходят?

— Знаете, все наши чиновники, думаю, понимают их необходимость. У нас почти 4 тысячи госпредприятий и 60% госсектора в экономике. Это слишком много. И нужно что-то делать с ними, часть приватизировать, часть просто банкротить... Понятно, что о разгосударствлении медицины и образования речь не ведется, хотя в мире и идут споры, должны ли быть частными тюрьмы, ЖКХ или больницы. Но есть четкое общемировое понимание, что завод по производству ботинок, к примеру, должен быть частным. Нет никаких причин оставлять его государственным.

Но основной стопор — реформы часто приводят к значительному росту безработицы, как было в Восточной Европе во время переходного периода. Это уже тяжелые социальные последствия.

И конечно, все думают о том, как бы этих последствий избежать, смягчить их. Возможно, делать реформы очень и очень медленно. Пока стратегию, как видим, не выбрали.

Опять же сейчас очень сильно вырос частный сектор. И это тоже дает надежду чиновникам как-то обойти и проскочить реформирование. Они говорят, мы будем делать все, чтобы частный сектор рос, а государственный будет постепенно хиреть. Мол, рано или поздно мы придем к экономике, в которой будет здоровый, эффективный частный сектор. Он сам задавит государственный. И не придется убивать своими руками госпредприятия. Может, план и был бы хорош, но тут есть проблема. Частный и государственный сектор конкурируют за одни и те же ресурсы: за труд, за капитал. И бурный рост частного сектора, я боюсь, станет невозможным без реформ государственного.

— Как по мне, так лучше оперировать опухоль сразу, чем вырезать по кусочкам. Не хотелось бы всю жизнь прожить в стадии реформирования...

— Всегда такая проблема. Ведь это тяжелое решение — и экономически, и политически. Я знаю, что многие и многие белорусы согласны на реформы. Но когда спрашиваешь у людей, в чем должны быть изменения, они говорят: «Чтобы мне повысили зарплату». То есть пожалуйста, проводите реформы, но как-нибудь так, чтобы не пострадал мой кошелек, так, чтобы лично меня это не коснулось. Так не бывает.

Реформы будут бить по кошельку, десятки тысяч людей выйдут на рынок труда (мы уже видим, что многие госпредприятия потихоньку не продлевают контракты, и этот тренд будет продолжаться). И да, будет тяжело.

Выход для людей — учиться, переобучаться, смотреть, что нужно рынку. Понятно, что когда ты 20 лет проработал на заводе, очень сложно переквалифицироваться в кассира.

Но нужно понимать, что рано или поздно придется подстраиваться. Неизбежно.

— Белстат как-то считал безработных по международной методологии. Звучала цифра 5,8% безработных от экономически активного населения. Это около 240 тысяч человек. Будет еще больше?

— Эта цифра прежде всего говорит о проблемах на рынке труда. При нашей контрактной системе, когда работника можно уволить гораздо легче, чем в ЕС, для нас она большая. Причины понятны — кризис и структурные перестройки в мировой экономике. Если мы посмотрим на последние 5—10 лет, то видно, что занятость в промышленности снижается, растет занятость в сфере услуг.

На мой взгляд, эта цифра постепенно будет уменьшаться, когда экономика начнет выходить из кризиса. При условии, конечно, что государство все же решится на глубинные изменения.

— Насколько страшны последствия реформ? Или же мы просто преувеличиваем?

— По поводу реформ у людей не всегда есть четкое понимание. Вы посмотрите на реакцию людей, которые увидели «потяжелевшие» жировки. А ведь эта повысившаяся цифра и есть промежуточный результат реформы. Мало кому он понравился. Но мало кто замечает и обратную сторону медали.

Люди удивляются: а почему у нас продукты дороже, чем, к примеру, в Польше? А потому, что жировка у поляков гораздо выше, чем наша.

Мы просто перекладываем на производителей ту часть затрат (а это весомый процент), которую должно платить население. Опять же если посмотреть на статистику расходов европейца, то на услуги ЖКХ он тратит больше, чем на еду. И здесь важно понимать, что наши субсидии на транспорт и ЖКХ — это дорогое удовольствие. И оно в конечном счете отражается на цене товаров.

Еще один парадокс нашей экономики. Поддержку от государства в виде низких цен на ЖКХ получают все. Хотя понятно, что пенсионерам она нужна больше, чем людям трудоспособного возраста с высоким доходом. Они не должны платить по субсидированной цене и могут платить побольше.

Другой момент, на который в упор не хотят обращать внимания наши люди, — это сокращения госсектора. Те, кто ратует за то, чтобы «разогнать» работников госпредприятий, думают: «Я не работаю там, а значит, меня не сократят и эта проблема меня не коснется». Но рынок труда един. И если, к примеру, бухгалтера госпредприятия уволят, он может прийти к частнику и сказать, что готов работать за зарплату, которая будет ниже вашей.

Более того, из-за того, что у нас гибкий рынок труда, предприятия смогут снизить зарплату даже тем, кого не уволили. И да, первое время будет плохо и тяжело. И люди откровенно не готовы к этому. Их реакция первое время будет ожидаемо негативной.

Именно по этой причине политики не решаются на реформы. Но не стоит думать, что такая ситуация только у нас в Беларуси. На реформы сложно решаются и в других странах. Это всегда болезненно, вызывает большие вопросы и недовольства.

— Но с другой стороны, через год (или два, три) будет ведь какой-то позитивный результат? Иначе нет смысла это все затевать...

— Мы получим более эффективную экономику, которая теоретически должна расти быстрее. Должна генерировать более качественную, стабильную занятость. А самое главное — стабильный экономический рост. На обывательском уровне это рост зарплат и качества жизни. Сможет вырасти качество услуг, которые оказывает государство.

Когда мы проведем реформу, скорее всего, окажется, что мы тратили слишком много на поддержку МАЗа, а можем потратить это на больницы. То же самое с субсидиями ЖКХ. Может быть, чем их раздавать, мы потратим эти деньги на образование и развитие людей.

— То есть вполне реален вариант, что врачи и учителя, которые сейчас получают копейки, смогут зарабатывать больше?

— Да, конечно, но не сразу. Видите ли, какая штука с позитивными изменениями. Если мы четко понимаем, какие будут негативные последствия, то позитивные где-то там далеко в будущем через пять лет. И мы не можем гарантировать размер этого положительного результата. Вроде бы да, все должно сработать, но это все в теории. А увольнять работников нужно сейчас. Это живые люди, мы их видим, и не так-то просто им в глаза сказать: «Вас сократили».

— Наверное, если у белорусов спросить, согласны ли они на зарплату поменьше сейчас, но с перспективами через пять лет, вряд ли они на это пойдут?

— Такая психология действует у населения очень многих стран, не только у нас. В обществе должно быть понимание: так больше жить нельзя. Нужно что-то менять, пусть и с ухудшением условий, но с перспективами в будущем.

Проблема в том, что у нас гораздо меньше работают с тем, чтобы объяснить людям последствия тех или иных экономических решений. В других странах политики очень много времени ездят по стране, объясняют, что такое реформы, зачем они нужны и какие плюсы они получат. Потому что минусы люди видят и ощущают. Возможно, люди именно из-за этого и формируют свое негативное отношение к переменам.

Ведь кто у нас говорит о реформах? Независимые экономисты. Но одно дело, когда какая-то Катерина Борнукова что-то сказала. А другое дело, когда выйдет премьер-министр и скажет: «Вы знаете, у нас есть проблемы в экономике, их нужно решать. Да, это болезненно, но зато потом ситуация будет гораздо лучше». Уровень доверия к этим словам у народа гораздо выше. Да и повлиять на общественное мнение будет намного проще.

— Что будет, если мы ничего не поменяем? Насколько я понимаю, ситуация сама по себе не решится, сколько бы мы ни брали в долг у ЕАБР, ни размещали евробондов.

— Нет. Я надеюсь, что это понимание уже есть в правительстве, судя по тому, что они сейчас делают. Просто не хватает пока смелости.

Государство может сделать очень многое, чтобы смягчить последствия реформ. Повысить пособия по безработице хотя бы до прожиточного минимума, чтобы люди, потеряв работу, не голодали. Давайте делать программы переобучения. Потому что у нас одна из проблем — это малые-средние города с одним госпредприятием, после закрытия которого без работы можно оставить весь населенный пункт. Но с другой стороны, 4000 предприятий — это немалый ресурс для приватизации и реформирования.

---

А вы за реформы экономики, пусть даже с ухудшением уровня жизни? Выберите вариант ответа, а в комментариях поделитесь своим мнением.

Специальные курсы и тренинги в сервисе «Услуги. Onliner»

Читайте также:

• «Пивной алкоголизм не просто существует, он встречается в 80% случаев». Разговор о зависимостях
• На холодильник же люди копят, вот и на нишевой парфюм можно». Запахи как барьер, трамплин и гнездышко
• «Когда удовлетворены потребности, хочется большего. Поэтому мы люди, а не котятки». Разговор о том, кому нужна музыка

Больше хороших интервью — по ссылке.

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by