Немка приехала в Беларусь искупать историческую вину: «Как может быть такая разница между Германией и страной, победившей Гитлера?»

Прошлым летом Лаура Каден окончила школу в родной Германии. Год в раздумьях, кем стать и какой жизненный путь выбрать, она решила провести вместе с белорусскими бабушками — узницами немецких лагерей. На протяжении двенадцати месяцев девушка работала в исторической мастерской и Еврейском центре, совершая личную акцию искупления. О том, как примирение народов происходит без протокольных рукопожатий и какой предстает Беларусь без предрассудков, читайте в материале Onliner.by.

До приезда в нашу страну Лаура не знала о ней ничего, кроме стандартных стереотипов о политике и Чернобыле. «Я была как все», — признается девушка.

— Многие в Германии даже не знают, что есть такая страна — Беларусь. Все думают, что это часть России или Украины. Я тоже знала очень мало. Но когда решила, что поеду именно сюда, стала искать о ней много информации. Одноклассники долго не могли запомнить, куда я еду. Постоянно говорили: «Это Лаура, она едет в Россию» — «Нет, я еду в Беларусь!» — «Ах да, я по ошибке сказал Россия. Она поедет в Украину». — «Нет, Беларусь же!» — приходилось всех исправлять.

Раньше я хотела работать волонтером в Индии или Африке. Это типичное желание многих немцев. Но однажды руководитель организации «Акция искупления» рассказал мне, чем они занимаются: «Мы работаем с жертвами национал-социализма. Посмотри, это очень интересно и важно. Последние жертвы, которые остались живы». Я сначала читала об этом и потом сделала осознанный выбор.

— Как семья восприняла твое решение поехать в Беларусь?

— Все были рады, что я останусь в Европе и не уеду так далеко, как хотела вначале. Родители часто путешествовали по Советскому Союзу, так что они приблизительно знали здешние места. Мой отец немного учил русский язык. Поэтому он рад, что я продолжаю его начинание. Думаю, ему понравились мои планы. Проекты здесь очень интересные. Они нетипичные. Никто в Германии не знает о Беларуси, о жертвах нашей общей истории. Это было для меня абсолютно ново и важно. Я могла здесь многому научиться.

* * *

Многие любят преклоняться перед немецким народом за огульное признание немцами исторической вины. И это действительно заслуживает уважения. Правда, очень часто наследники бывших немецких солдат стесняются семейной биографии, очерненной национал-социализмом. Именно поэтому нередко пытаются скрыть ее за легендами типа «наш дед был на восточном фронте, но работал там обычным железнодорожным служащим/водителем». Семья Лауры не из таких — она честна перед собой.

— Я часто думаю: я живу только потому, что мой дедушка не был ни коммунистом, ни евреем. Он был немецким солдатом. Только потому, что моих родственников не уничтожили, я родилась. Конечно, прошлое Германии — это не моя персональная вина, но я уверена, что нужно помогать тем людям, которые пострадали от действий наших дедушек. Когда я видела, как бабушки, которые были в лагерях, сейчас живут здесь и как я — в Германии… Как может быть такая разница, если я родилась в бывшей стране Гитлера? От этого мне становится очень грустно. Мы как немцы должны помогать им, потому что наши родственники 70 лет назад делали страшные вещи.

На протяжении года Лаура заботилась о четырех бабушках. Как именно? Мыла полы, убиралась в квартире, ходила за продуктами и слушала неподдельные истории о жизни бывших остарбайтеров. К каждой — со своим подходом, вниманием и интересом.

— У одной бабушки я просто убирала квартиру, так как у нее не хватает на это сил. Вторая бабушка не может выходить на улицу в одиночку, поэтому мы вместе ходили на рынок. Третья бабушка совсем не выходит на улицу. Я ходила для нее за продуктами и также убиралась. Четвертая живет с дочкой, так что покупать продукты и делать уборку у нее есть кому. Но ей очень одиноко и скучно, поэтому мы с ней постоянно беседовали. Она могла рассказывать долго-долго, а я — бесконечно слушать ее. Это очень интересно, ведь она говорила про вещи, о которых я узнавала впервые.

Некоторые рассказы по-настоящему потрясли Лауру. Но больше всего ее поразило то, что «четвертая бабушка» не хотела вспоминать ни о чем, кроме войны.

— Я старалась не думать, что эти люди только жертвы и жили только во время войны. Нет. У них была жизнь и до, и после. Поэтому хотелось узнать, как они познакомились с мужьями, поступили в институты, работали. Например, одна из бабушек всегда рассказывала длинные истории о войне и заканчивала их словами «но я вернулась домой, все нормально, все хорошо». Я спросила: «Как вы познакомились с мужем?» Она ответила, что не помнит и что это неинтересно. Конечно, у бабушки уже приличный возраст, и, может, она действительно не помнит какие-то моменты. Но вспоминать только о войне, которая закончилась 70 лет назад, — это, по-моему, очень грустно. Память стерла самое светлое и держит в голове только трагические моменты.

Тем не менее бабушки охотно делились с «временной внучкой» опытом, который они долго хранили в своем семейном одиночестве. Присутствие в доме девушки из Германии их не смущало: Лаура не первый волонтер, который им помогает.

— Вначале было немного трудно, ведь я не говорила по-русски. Но они уже знают ситуацию, поэтому общение не было особой проблемой. Работа с бабушками очень полезна для того, чтобы учить язык. Они часто рассказывали одни и те же истории. И каждый раз я понимала все больше и больше, — улыбается наша собеседница. — Кстати, мои бабушки — женщины с юмором. Однажды мы собрались вместе идти на рынок за продуктами. Предварительно созвонились. «Хорошо, я буду ждать тебя, как пионер», — сказала она на прощание. Прихожу к ней, стучусь — дверь мне открывает бабушка с пионерским галстуком на шее и отдает салют.

Когда девушка говорит о Беларуси и белорусах, ее речь струится восторгом и многочувствием, связанным со здешней жизнью. Прошлогоднее «я хочу домой» сменилось на «я не хочу отсюда уезжать». Лаура убеждена, что белорусы сами о себе придумали, будто они грустные и унылые.

— Со мной жила немка, которая тоже приехала работать волонтером. Она уехала заранее, потому что ей не понравилось. Когда она приходила домой, всегда говорила: «Лаура, я сидела в автобусе, и все так грустно смотрели. Как так может быть?» Боже, в Германии я тоже не улыбаюсь каждую минуту. Это нормально! Но она видела только то, что хотела видеть, думала, что все здесь грустное и серое. Я искала только хорошее, встретила много замечательных людей. Иногда доходило до того, что я, может быть, видела серый некрасивый дом и говорила себе: «Какой красивый дом! Это самый красивый дом в мире», — заливается смехом Лаура. — Сколько раз я гуляла по проспекту, смотрела вокруг и думала: «Вау! Какой прекрасный город!»

Такое окрыленное ощущение Лаура сохранила до сих пор.

— Помню, как мы приехали в Минск на автобусе очень рано. Никого не было, чтобы впустить нас в здание. Мы не говорили по-русски и не знали, куда идти, как и что делать. Мы искали, кто нам сможет помочь. Классно, что нашлись люди, которые давали деньги на проезд, объясняли, где покупать талоны, позволяли воспользоваться телефоном, чтобы позвонить организаторам. Это здорово! И я подумала тогда: «Да, здесь можно остаться». Была осень, такая чудесная, желто-оранжевая. В первые дни я долго гуляла по городу. Казалось, я могу летать. И все так хорошо начиналось с бабушками.

Правда, в общении с пожилыми людьми не обошлось и без трудностей. «С ними не всегда легко», — не скрывает Лаура.

— Иногда задумывалась: зачем мне все это? Это только стресс и проблемы. Было бы легче учиться в Германии, как делают все. Но есть такие маленькие моменты, когда понимаю: решение было верным.

Все мои впечатления собираются из мелочей. Например, когда первый раз я смогла поговорить с бабушкой. Она была очень горда, что я столько выучила и теперь говорю по-русски. Или, к примеру, в Еврейском центре я помогала во время Шабата. Там было мероприятие для бывших узников. Я сидела рядом с человеком, который во время войны попал в Освенцим. Это было очень странно для меня. Мы говорили о холокосте. Мне почему-то было очень неловко. В конце мне сказали: «До свидания, очень приятно. Спасибо, что ты у нас и что ты поешь с нами». Хотя я не делала ничего. Я сидела, пела с ними. Мы разговаривали, пили чай. И за это мне сказали спасибо.

Сказать ответное спасибо Лаура прежде всего хотела бы своему волонтерскому году и людям, которых она обрела за это время.

— Честно, я буду очень скучать по коллегам из исторической мастерской и, конечно, по бабушкам. Я их так часто видела, они всегда были рядом и стали для меня друзьями. Иногда из-за них я сильно раздражалась, иногда была очень рада быть с ними. Порой я очень уставала и не хотела работать, но потом шла и спрашивала, какую посуду помыть, где вытереть пол. Они стали частью моей жизни. И мне действительно очень грустно, что надо возвращаться. Я не знаю, что будет с ними. Они ведь уже немолодые.

Но больше всего мне будет не хватать дорог, по которым я каждый день ходила: из дома в метро, из метро до работы. О чем я думала, пока шла?

В октябре у Лауры началась абсолютно другая, студенческая жизнь. В Йенском университете она будет изучать славистику, потому надеется, что русский язык не забудет. Правда, о предстоящей учебе девушка задумывается не особо: это будет потом, а она привыкла жить в настоящем. Пригодится ли ей опыт добровольного социального года? Возможно, ведь немецкие работодатели обращают внимание на пункт в резюме о волонтерской работе за границей.

— То есть это показывает, что человек умеет быть самостоятельным, жить в другой культурной и языковой среде. Если я захочу работать в социальной сфере, то этот опыт мне поможет при трудоустройстве. Но я не ехала на социальный год ради этого. Я делала это для себя, для бабушек. Хотя в Германии многие поступают так с расчетом. Но это тоже хорошо: главное, что есть результат. Хотя мотивация у него ужасная. Ты ведь помогаешь потому, что просто хочешь помочь, а не заработать себе бонусы на будущее.

В Беларуси я многому научилась. Главное — это видеть мир не только белым и черным. Я слушала истории, о которых не напишут в учебниках. Они очень интересные и важные. Раньше история для меня была предметом в школе, экспонатом в музее, то есть далекой. А теперь она стала одушевленной, персональной. Раньше на меня такие рассказы очень давили, ведь это все было. Война затронула практически каждую семью в Беларуси. Теперь я знаю таких людей, и они стали для меня гораздо ближе. Я очень этому рада.

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. db@onliner.by