В ночь на 26 апреля 1986 года взорвался 4-й реактор Чернобыльской АЭС. К каждой годовщине этой катастрофы полагается причитать и закатывать глаза. Искать жертв... Но все персонажи уже многократно высказались. Самоселы либо умерли, либо перевезены родственниками в город, либо не хотят больше выступать в качестве экспоната для экскурсий. Наш сегодняшний герой все эти 36 лет не особенно распространялся о том, каким образом в этом участвовал. Но его история довольна интересна. Вертолетчик Иван Ульянович находился над происходящим.
Читать на OnlínerВ первые дни после аварии к АЭС направили военных вертолетчиков. Они (во многом методом тыка) с воздуха искали варианты решения проблемы, с которой мир никогда еще не сталкивался. Внизу — ученые, инженеры, кадровые военные и «партизаны», вверху — вертолеты. Делали замеры, пытались засыпать жерло свинцом, доломитом и прочими смесями, заливали площади клейкой массой. На ходу экспериментировали с приспособлениями и составами в горячем от жара и радиации воздухе. В экипажах — сплошь «афганцы», некоторые прибыли совсем недавно.
В том числе 34-летний майор Иван Ульянович.
— История моя очень простая. Родился в деревне Хоростово Солигорского района, отучился в школе, срочную служил в ВДВ. Потом закончил Саратовское военное авиационное училище летчиков. В 81—82-м в Афганистане был командиром Ми-24...
К апрелю 1986-го Ульянович уже служил под Киевом в Белой Церкви командиром звена (четыре «крокодила»). Там и застало его сообщение о взрыве на Чернобыльской станции. До которой, кстати, было рукой подать.
В программе «Время» про аварию на ЧАЭС впервые упомянули только 28 апреля (в 21:00). В «Известиях» микроскопическая новость была напечатана 29 апреля.
Военные узнали раньше. Ну как — узнали...
— 26 апреля утром командир построил часть и сказал: есть сведения, что взорвался чернобыльский реактор, но информация неподтвержденная, неофициальная. Болтать поменьше, работаем, как работали. Ну и пошли заниматься своими делами по плану.
Еще недели три Чернобыль существовал отдельно — часть отдельно.
— Я четко помню, как 15 мая в нашу столовую во время обеда зашел командир — и кого-то ищет глазами. Увидел меня: «О, где твои? Срочно на вылет». Взяли ОЗК, противогазы — и через час уже были на аэродроме в Гостомеле. А там рукой подать до АЭС. Ну и отправились. Особых опасений не было, приказ есть — надо выполнять. Все молодые, слишком смелые, после Афгана ничего не боялись.
На тот момент летчик знал о радиации ровно то, что рассказывали в пределах курса защиты от оружия массового поражения. То есть примерно то же, что и каждый советский старшеклассник. До сих пор ведь воевали с другими противниками.
— Мы были уверены, что наши ученые быстро решат проблему: как-то заткнут все, законопатят — и будем жить дальше. Не может же быть, что это надолго.
Чернобыльскую станцию Ульянович видел и в «мирное время» — базировались-то рядом. Летать над ней запрещалось, но издали вполне можно было разглядеть. 15 мая он впервые увидел ее в изувеченном виде.
— Все разворочено, и над этим какая-то странная дымка висит, что-то испаряется оттуда. Тогда ведь с земли и воздуха все это дело заливали и забрасывали всем подряд. Площадочка наша располагалась прямо под машинным залом. Там получали задачу, оттуда взлетали.
Ми-24 Ульяновича в засыпании и заливании энергоблока не участвовал, у него были другие функции.
— Мы над реактором и по окрестностям круги наматывали, делали замеры, которые требовались специалистам. Где надо — садились для забора проб.
Формально управлять Ми-24 может один человек — и пилотировать, и стрелять. Но все равно в горячую зону летать полагалось полным экипажем. Радиация — не повод нарушать инструкцию.
Для защиты людей кабину изнутри обили свинцовыми листами. Ульянович до сих пор восхищается, насколько аккуратно это было сделано.
— Эти работы выполняли люди из КБ Антонова. Там ограниченное пространство, всюду рычаги, выступы — но они исхитрились сделать так, будто эти пластины там всю жизни и лежали. Я все удивлялся, как они красиво и аккуратно все устроили: ничего не мешает пилотировать, все рычаги двигаются.
Защитных костюмов (кроме бесполезных против радиации ОЗК) экипажу не досталось. Зато выдали свинцовую дробь — в фабричных мешочках по 2 кило, как ее в охотничьих магазинах продают.
— Видно, с какой-то базы привезли... Этими мешками полагалось обкладываться — клали на колени, у пояса, с боков. Неудобно, конечно, но велели использовать.
Летчик говорит, что какого-то специального питания или препаратов тогда ликвидаторам не полагалось.
— Разве что пили водку все. Кроме нас — алкоголь и полеты несовместимы... Вообще, мы довольно спокойно к радиации относились, ее же не видно, она не пахнет. Ходили раздетые, загорали. Да и начальства вокруг много, раз оно не боится — так и нам, выходит, нечего опасаться.
Летчикам, как и другим ликвидаторам, раздали накопители. В случае Ульяновича это были советские ИД-11 — опломбированные пластмассовые коробочки «без окон и дверей». Сказали разместить в районе паха.
В конце командировки, через две недели, их собрали. На этом все.
— Этот накопитель нужно вставить в считыватель, и он покажет накопленную дозу, — объясняет летчик. — Сколько там чего получилось, вставлял ли вообще кто — мы так и не узнали. Никто не сообщал.
Да, похоже, бесполезно было уже вставлять. По паспорту время непрерывной работы ИД-11 — двадцать часов.
Позже вертолетчику дали справку, там написано, что за 15 суток вышло 17,3 рентгена. Это тоже много, но Ульянович предполагает, что цифру выводили как некий средний показатель.
Удивительная встреча произошла во время этой командировки.
— Все же видели эту хронику, как «партизаны» сбрасывают с крыши радиоактивные обломки. Каждый год 26 апреля это крутят... В общем, стою я у штаба — прибегает солдат, ищет майора Ульяновича. Кому уже я тут мог понадобиться?.. Вдруг вижу — Вася, брат мой старший, идет! С вещмешком, в форме...
Вероятность такой встречи, да еще при таких обстоятельствах, была крайне низкой с учетом того, что Василий жил в Ростове.
— Оказывается, из Ростова целый эшелон резервистов пригнали — и его с ними. А теперь почти все ростовские уже перебрали дозу, поэтому отправляют домой. Так вот, выясняется, что он как раз один из этих людей из хроники. Рассказывает, что по 30 секунд им там выделили. Тоже все удивлялся, когда меня встретил: «Я вижу, что вертолеты летают, но не может же быть такого совпадения, чтобы ты там был!» Оказывается, может.
Василий Ульянович умер в 69 лет.
У вертолетчиков в районе станции были потери. Ульянович уточняет: конечно, радиация тут ни при чем.
На видео попало падение Ми-8 2 октября 1986 года. Возможно, солнце ослепило пилота, он не увидел трос, свисавший с крана. Четверо членов экипажа во главе с 30-летним капитаном Владимиром Воробьевым погибли.
Тела и крупные части вертолета вывезли тогда же. А осенью 2017-го нашли фрагменты хвостового оперения с обломками рулевого винта. Все собирались после дезактивации отправить в музей.
Тема привязки болезней к чернобыльской аварии будет актуальна до тех пор, пока есть ликвидаторы и пострадавшие. Связано или нет? Можем себе позволить признать связь или не потянет бюджет?..
Иван Нестерович про свои болячки говорить не хочет, но уверен: они являются прямым результатом пребывания в сотне метров над раскаленными остатками реактора.
— У всех до единого, кто со мною там был, есть похожие проблемы со здоровьем. Да не в возрасте дело...
В 88-м Ульянович снова собрался в Афганистан. Но начался вывод, вертолетчик в этот раз там не понадобился. А потом загремел в госпиталь.
— Не хочу про это рассказывать, но после этого вся моя жизнь изменилась. В ноябре 91-го признали негодным к полетам.
Вторая командировка на АЭС состоялась через год. Уже на другом вертолете. В него установили оборудование для замеров — потом с этой же оснасткой своим ходом отправились в Москву снимать данные.
— Сели в Люберцах — а с нами отказываются работать, снимать оборудование, которое мы привезли. Слишком фонит вертолет. Говорят: отправляйся в Торжок, там есть оборудование для дезактивации. А я-то не могу, у меня полетный лист. В общем, притащили все-таки технику, стали обеззараживать вертолет...
На месте деревни Рассоха недалеко от станции долгое время располагалось знаменитое кладбище грязной техники (уже нету). В том числе вертолетов, которые не подлежали дезактивации.
Оба «крокодила» Ульяновича на кладбище так и не попали.
— Они сейчас, скорее всего, благополучно летают где-то в Африке. Туда их продали. Причем наши ребята и летают...
Читайте также:
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро
Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ng@onliner.by
«