Один мой знакомый преподаватель рассказывал: «Сколько раз я видел циничное, ухмыляющееся лицо школьника, занимавшегося буллингом, который с интересом наблюдает, как взрослые — родители, учителя, директор — выясняют отношения. Парень ничего не боится, не сожалеет о случившемся, потому что прекрасно понимает, что в этой ситуации он единственный в комнате, у кого точно не может быть никаких проблем». Давайте сегодня попробуем разобраться, как вообще может возникнуть такая парадоксальная ситуация.
Читать на OnlínerМы часто слышим о детях, которые стали жертвами насилия в школе, но мало кто задумывается о другой стороне вопроса: что может предпринять педагог, чтобы навести порядок в классе? Каким инструментарием, рычагами воздействия он располагает? Аргумент «Вы же учитель — разбирайтесь!» даже не будем брать в расчет: с таким же успехом хирургу без инструмента можно сказать «Ты же врач — лечи!», а водителю без автомобиля — «Перевози, крутись как хочешь».
Поговорить на эту непростую и, надо признать, непопулярную тему с нами согласился Евгений Ливянт, преподаватель математики и физики, соучредитель центра «100 баллов». Евгений работает в системе образования более 30 лет и известен достаточно резкими высказываниями о том, что сегодня происходит в наших школах. Он неоднократно поднимал вопрос очерчивания границ ответственности учителей и учеников.
— Вы могли бы коротко описать, что, на ваш взгляд, сегодня происходит в школе? Насколько актуальна тема насилия, стало ли его больше за последнее время?
— Для начала надо понять, что произошло с белорусской школой. Когда-то она базировалась на советской концепции образования, которая включала в себя не только обучающий процесс, но и определенный набор правил (писаных и неписаных), которые создавали, можно сказать, систему сдержек и противовесов.
О чем я говорю? Например, если ученики вели себя в школе паршиво (не важно, по отношению к другим ученикам или к учителям), их могли «привести в чувство» с помощью писаных и неписаных правил. Часто было достаточно замечания в дневнике от учителя и уж тем более завуча или — в самом крайнем случае — директора. Хватало даже угрозы появления такого замечания. Плохая характеристика по окончании учебы тоже была вполне себе серьезной угрозой. Если это не помогало, родителей вызывали в школу для беседы. Следующий этап — письмо родителям по месту работы, и у них из-за таких писем действительно были неприятности. В самых запущенных случаях подключалась инспекция по делам несовершеннолетних.
Нигде не было написано, что учитель всегда прав, но педагог действительно обладал авторитетом и, я бы сказал, властью. Это не решало проблемы на 100%, в реальном мире такого результата достичь невозможно. Но значительную их часть удавалось или избежать, или сгладить, или пресечь на ранней стадии возникновения.
Я считаю, на самом деле мало что поменялось за последние десятилетия. Все так же, как и в моем детстве. Думаю, у нас было даже пожестче, чем сейчас: и учителей доводили, и одноклассников, и драки были район на район, школа на школу, класс на класс. Ну уж точно не ужас-ужас-ужас. Это с одной стороны.
А с другой — значительно ослабла система сдержек и противовесов. Не важно, на чем она держалась: на воспитании, на советских законах, на идеологии, на страхе или на традициях. Сейчас этой системы нет, а аксиома «Учитель всегда прав» у большинства школьников и их родителей вызывает недоумение и смех.
— Но о буллинге в школе говорят значительно больше, эта тема постоянно на слуху…
— Информация стала распространятся значительно быстрее, есть родительские чаты, социальные сети, события получают бо́льшую огласку. И здесь мы наблюдаем смещение фокуса, искажение восприятия информации. Да, информация о том, что происходят такие события, важна, но еще важнее то, что мы видим, как педагоги зачастую не могут ничего поделать с происходящим.
Конфликтов не стало больше, но значительно снизилось качество реагирования на них учителей и руководителей школ. Исходя из логики компаний против буллинга, очень часто крайними оказываются учителя.
Потому что все видят их беспомощность, загруженность, забитость. Педагоги находятся в слабой позиции, и тут интересно: по всем правилам буллинга именно такие люди и становятся жертвами.
— В чем заключается беспомощность, о которой вы говорите?
— Да во всем! Начиная с простейших вещей. Учитель не может выгнать ученика из класса. Ученика нельзя отстранить от уроков. Его нельзя выгнать из школы за демонстративно отвратительное поведение. Писать многим родителям письма, проводить с ними беседы бессмысленно. В общем, если ученик не совершает ничего, что можно расценивать как уголовное преступление, он чувствует себя абсолютно безнаказанным. Постоянно срывать уроки или толкнуть одноклассника, высмеивать его, дать затрещину, поставить подножку — это не преступление. По крайней мере до тех пор, пока тот не упадет и, допустим, не сломает себе руку.
Молодые люди, которые и сами не учатся, и другим не дают, прекрасно понимают, что им могут погрозить пальчиком, в сотый раз прочитать нотацию и пообещают плохой аттестат. Пару лет назад мне несколько месяцев подряд писала молодая учительница из одного небольшого города. В ее классе появился неадекватный четвероклассник, который постоянно избивал детей, а когда учительница пыталась его удержать, он бил ее — до синяков.
С парнем совершено ничего нельзя было сделать. Все попытки наладить контакт с родителями приводили к тому, что они в ответ начинали строчить жалобы во все инстанции. Трогать родителей руководство школы перестало. Ребенок на замечания вообще не реагировал. Учительница просила меня подсказать, что делать в такой ситуации.
— Какой совет вы дали?
— Я посоветовал делать то, что у нас делают крайне редко: придать делу официальный характер. По моему совету она написала докладную на имя директора и одновременно в милицию. И потребовала зарегистрировать оба документа. Каждый раз, когда ребенок в очередной раз кого-то избивал, она это фиксировала и писала докладные. Я уговорил ее снять побои.
У учительницы были большие проблемы, директор уговаривала, чтобы она забрала все эти докладные. По-моему, даже требовала уволиться. Она выдержала давление и не сделала этого. В какой-то момент те, кто должен был принять решение по вопросу, поняли, что у истории есть юридический бэкграунд и, случись что-то серьезное, у них возникнут проблемы. Ответственность будет уже не на учителе (на которого привыкли спихивать все), а на тех, кто действительно бездействовал.
Ребенка со скандалами, но перевели на домашнее обучение. Хочу отметить здесь критически важный момент: родители мальчика не хотели видеть проблему, не собирались сотрудничать со школой. Если бы у них было такое желание, я уверен, парню можно было бы помочь без кардинальных мер.
Я знаю много случаев, когда ребенок ведет себя неадекватно, а проблемы в конечном итоге не только у его одноклассников, но и у учителя. Знаю конкретные примеры, когда педагоги из-за этого уходят с работы, потому что понимают, что терпеть издевательства не хватает нервов, а изменить своими силами ничего невозможно.
— Может быть, проблема в том, что у нас понятие ответственности применяют только к взрослым людям?
— На самом деле все еще хуже. У нас нигде не прописана ответственность — ни у детей, ни у взрослых. Ни у родителей, ни у учителей. Ведь ответственность подразумевает целый комплекс понятных, четко оговоренных правил и юридических механизмов их исполнения. Таких правил сейчас в образовании не существует. Но по умолчанию учитель всегда виновен.
Когда вы покупаете в магазине телефон, то ставите свою подпись на десятке листов набранных мелким шрифтом различных документов. Они описывают все возможные варианты развития событий и их последствия. Когда вы приводите ребенка в школу, то расписываетесь под одним-двумя абзацами текста, набранного крупным шрифтом.
То есть юридическое сопровождение банального действия — покупки телефона — значительно более серьезное, чем многолетнего сложнейшего взаимодействия со школой ученика и его родителей.
Десять лет назад был принят Кодекс об образовании. Честно говоря, я очень на него надеялся, а в итоге был разочарован. В этом документе нет ничего про права, обязанности и ответственность всех участников образовательного процесса — а это ученики, их родители, учителя, администрация школы и так далее…
— Но раньше же как-то все работало и без этого, вы сами говорили про авторитет учителей…
— Мы живем уже в совершенно другом мире — не таком наивном, более прагматичном. Он требует, чтобы все возможные уже известные варианты неблагоприятно развивающихся событий в школе были юридически прописаны, чтобы у педагога существовал набор четких и понятных протоколов. Конечно, охватить все в принципе невозможно, но ведь большинство возникающих проблем, включая травлю, драки, хамство, срывы уроков, — это вполне стандартные, знакомые учителям ситуации.
Требуется создание целого комплекса юридической защиты. Например, в израильскую школу ребенка не примут, если у него нет специальной школьной страховки. Эта страховка позволяет решать многие проблемы, которые сегодня в принципе не имеют решения в рамках нашей действительности. Например, два ребенка бегут, сталкиваются в коридоре, кто-то получает травму. Давайте посмотрим на ситуацию здраво: как за подобным можно уследить? Правильно, невозможно. У нас историю часто стараются замять, скрыть, а если не удается, то назначают виновного или виновных.
Израильская школьная страховка выступает как КАСКО для автомобилей, извините за такое циничное сравнение. Она позволяет разрулить как финансовую, так и юридическую сторону вопроса.
— Почему, на ваш взгляд, педагоги стараются не предавать огласке истории с буллингом, которые происходят в школе?
— Я могу только предположить, почему так происходит.
«Сор из избы» не выносят потому, что законодательство в сфере образования сейчас настолько не проработано, что при любой ситуации, когда в школе возникает история, связанная с буллингом, насилием, конфликтами, руководство учреждения и учителя очень больно и, как правило, незаслуженно получают «по шапке». Поэтому они сделают все возможное, чтобы об инциденте не стало известно.
Объясню на примере из жизни. С 1985 по 1987 год я служил в армии. Уже в конце 1985-го в армии начали системно бороться с дедовщиной, которая до этого времени стремительно нарастала. Я в это время был новобранцем и видел все перемены собственными глазами. Знаете, что повлияло на происходящие процессы в первую очередь? До 1985 года командира, в подразделении которого вскрывался факт дедовщины, наказывали, поэтому факты дедовщины старательно скрывали. На уровне министра обороны было принято решение: командир, который скрыл факт дедовщины, будет наказан. И наоборот, командир, который выявил такой факт и наказал нарушителей, будет поощрен. Все! Этого было достаточно, чтобы в течение года уровень насилия в казармах резко упал.
А еще периодически прямо в частях происходили выездные заседания военного трибунала, на которых за дедовщину давали реальные сроки.
То есть, с одной стороны, руководители увидели, что скрывать случаи насилия не выгодно и даже опасно, а с другой — те, кто проявлял насилие, поняли, что есть реально работающие правила и законы.
Дедовщина никуда не исчезла, не надо иллюзий и вранья, но деды сразу стали вести себя значительно сдержаннее, никто не хотел увеличить срок службы еще на год-два, причем в не самых комфортабельных условиях дисбата.
Точно так же и в школах: первое, что надо сделать для борьбы с буллингом, — это создать условия, при которых директор и учителя будут знать, что их накажут за факт сокрытия правонарушения и поощрят, если они об этом сообщат. Это позволит искать реальное решение проблемы или конфликта, а такая возможность — это уже 50% решения. Второй необходимый шаг — системная работа юристов по максимальному наполнению Кодекса об образовании детально проработанными правами, обязанностями и ответственностью всех участников образовательного процесса — если не во всех случаях, то в большинстве.
— Вы высказывали спорное для многих мнение, что педагоги не всегда должны вмешиваться в конфликты среди учеников в школе. Можете объяснить свою точку зрения подробнее?
— Очевидно, что в школе ребенок должен научиться адекватно реагировать на различные психологические стрессы. Чтобы получить эти знания и опыт, придется проходить через испытания и трудности. Если каждый раз при этом будет вмешиваться педагог, ребенок никогда не научится нормальному взаимодействию в социуме.
К чему это приводит? Мы с вами знаем случаи, когда два ребенка переругались из-за лопаточки и ведерка в песочнице. Это нормально, они узнают свои границы, пытаются научится разрешать конфликтную ситуацию. Ненормально, когда затем приходят родители этих детей и начинают ругаться, чуть ли не морды друг другу бить или физически воспитывать чужого ребенка. Дети к этому моменту уже забыли о конфликте, вместе лепят куличики и с недоумением и страхом смотрят на неадекватных родителей — своих и чужих. В конкретно этом случае родители выросли, но так и не научились нормально разрешать конфликтные ситуации.
В школе очень важно понимать, в какие детские конфликты вообще не надо вмешиваться, где надо наблюдать со стороны и вмешаться, если возникнет необходимость, а где надо сразу жестко влазить. То, что учителям не стоит вмешиваться в каждый школьный конфликт между детьми, на мой взгляд, очевидно.
Что касается современного хайпа на тему буллинга в школах, то я очень настороженно отношусь к разного рода кампаниям по борьбе за все хорошее против всего плохого. Слишком часто активисты таких кампаний по каждому малозначительному поводу и без повода кричат «Волки, волки!», и для меня очевидно, что такая активность дает результат, обратный желаемому.
Английские школы — всемирно признанный эталон образования. Мы попросили рассказать о том, как регулируют поведение «трудных» учеников в Великобритании Юлию Косько. Юлия окончила Лондонский университет и получила диплом учителя начальных классов, в течение восьми лет работала классным руководителем в начальной школе в Лондоне. Сейчас она владеет консалтинговой компанией по образованию в Великобритании EducAd Consulting.
— Конечно, проблема буллинга в Англии есть, как и в любой другой стране мира. Чтобы с ней бороться, в нашей стране существуют законы на государственном уровне, регулирующие вопросы, связанные с дискриминацией, правами личного пространства человека (в том числе ученика). Есть и четкие ограничения по физическому контакту с ребенком.
Помимо этого, у каждой школы есть свои «полисы» — свод правил поведения в стенах учебного заведения и за его пределами. В них, кроме прочего, прописаны и все права и обязанности учеников. Наличие «полисов» также является требованием на уровне государства, их актуальность постоянно проверяется. В случае возникновения прецедентов эти протоколы могут расширятся или обновляться.
В правилах в буквальном смысле прописаны сценарии: например, в случае если ребенок кого-то ударил, мы должны реагировать таким-то образом, если это повторяется регулярно, мы действуем так-то. При этом работает политика zero tolerance: вне зависимости от тяжести произошедшего ЧП учитель обязан следовать протоколу.
Еще один важный момент. С ранних лет детей учат тому, что на постсоветском пространстве называется «стучать». Только здесь в этом не видят никакого негативного подтекста. Считается, что ребенка нельзя оставлять наедине с возникшими проблемами, он может и должен обратиться к взрослым, и они обязательно помогут. То есть главное правило, которое прививают ученикам: чтобы ни случилось, расскажи об этом учителю. Дети учатся в школе с 4 лет, и, наверное, очень важно, что педагоги с раннего возраста очень много внимания уделяют именно решению конфликтов. Они учат детей разрешать их цивилизовано.
Также в каждой школе есть педагог, который отвечает за дела меньшинств — детей другой национальности, с отклонениями или особенностями здоровья и образования (например, тех, кто страдает дислексией). После каждого разговора представителей школы с учениками или их родителями составляется протокол беседы. Часто привлекают психолога, задача которого — понять, что происходит с ребенком, какие инструменты ему можно дать, чтобы он мог привести себя в порядок.
Неожиданную роль играет форма, которая в английских школах обязательна. На ней всегда присутствует знак школы, и, если ребенок себя как-то некрасиво проявил за стенами учебного заведения (плохо вел себя в общественном месте, подрался, сквернословил), часто в школу могут позвонить, идентифицировав его по этому знаку.
В период, когда я работала в школе, были проблемы с мальчиком, который с кулаками бросался на детей и учителей. Их решением занималось сразу несколько профессионалов — педагогов и представителей администрации. Для всего педагогического состава школы даже провели срочный тренинг о том, как фиксировать буйного ребенка, не причиняя ему вреда, куда звонить сразу после происшествия, какие меры принимать.
Результатом деструктивного поведения ребенка может стать наказание. Например, ученика могут оставить после уроков на несколько часов в кабинете — «посидеть, подумать». За более серьезные или повторные нарушения могут исключить из школы на один или три дня. Если это не подействует, следующим шагом вполне может стать полное исключение.
Школа не закрывает глаза на происходящее, в ее интересах сразу после того, как появилась информация о буллинге, привлечь все стороны для разрешения конфликта. При этом все действия прописаны в регламентах и правилах — и учителя, и родители, и дети понимают, что их мнение учитывается, а права защищены.
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро
Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ng@onliner.by