«Есть некий бедный магистр искусств, который прибыл из самых отдаленных мест, быть может, более чем за четыре тысячи миль отсюда, чтобы подтвердить славу этого цветущего университета, и желает, чтобы ему по особой милости была предоставлена возможность [сделать это] в области медицины», — такую запись 513 лет назад бегло вывело перо летописца университета Падуи, центра притяжения всех светлых умов Европы в эпоху Ренессанса. А этим самым бедным магистром искусств был уроженец Полоцка, гуманист и философ, родоначальник восточнославянского книгопечатания и просто гений своей эпохи — Франциск Скорина. Белорусы знают его в первую очередь как издателя Библии, но в Италию Скорина приезжал за официальным подтверждением другого своего амплуа — врача. Девятого ноября 1512 года он сдал экзамен на получение докторской степени по медицине, а мы в годовщину этого события публикуем репортаж из современной Падуи, где нашлось довольно много следов нашего легендарного земляка.
Читать на OnlínerМы побывали в Падуе за несколько недель до официального начала нового учебного года, однако это не помешало увидеть, насколько сильно город пропитан университетским духом. Группки кудрявых парней, приехавших на подготовительные курсы, переминаются с ноги на ногу у входа в segreteria studenti — канцелярию. Девушка с прической-пучком, сидящая за столиком кафешки у студгородка, синхронизирует глотки из термоса c перелистыванием страниц конспекта. На всех, кто старше 20 и не одет как преподаватель, в окрестностях новых учебных корпусов зыркают с подозрительным любопытством.
На какое здание ни брось взгляд, упрешься в вывеску со словами вроде accademico, fisico, università, biblioteca. И хотя сам положил диплом в шуфлядку почти десять лет назад, все равно невольно ловишь в воздухе это щекочущее ощущение последних дней длинных каникул: когда вроде бы и выспаться еще можно, но и разговоры с друзьями уже только о парах, расписаниях и свободных местах в общаге.
Современный Падуанский университет предлагает более сотни программ бакалавриата и магистратуры, а еще под три десятка спецкурсов. В основном сюда по традиции стремятся итальянские подростки, мечтающие стать врачами. На то, что именно медицина здесь в топе, намекает даже туристическая сувенирка в виде пластиковых костей и органов. Еще за последние годы очков престижа поднабрал аграрный факультет — сейчас он 78-й в мировом рейтинге в своей нише. А так кафедр и специальностей на любой вкус — от философии до Data Science.
Сегодня в Падуе учится около 75 тыс. студентов, и примерно 11% из них — иностранцы.
Эта цифра даже ниже средней относительно других престижных вузов по всему миру, притом что пять сотен лет назад Падуанский университет благодаря открытости Венецианской республики и отсутствию религиозных ограничений имел репутацию учебного заведения, «в котором находится больше иностранных студентов, чем в любом другом университете христианского мира». Среди них, собственно, затесался и наш Франциск Скорина.
Здесь надо бы подчеркнуть: Скорина не учился в Падуе как студент, он лишь защищал перед коллегией университета докторскую степень по медицине, в общей сложности пробыв в городе, вероятнее всего, не больше пары дней. Но именно эта «итальянская неделя» — один из наиболее хорошо задокументированных периодов жизни белорусского первопечатника.
Практически весь остальной таймлайн вплоть до издания Библии на старославянском дается с оговорками и догадками историков: родился в 1490 году (но это не точно), получил первое образование в Полоцке (скорее всего), затем отучился в Кракове на философа (когда именно, не до конца понятно). Как минимум шесть лет перед появлением Скорины в Падуе и вовсе покрыты густым туманом: никому вообще не известно, где он пропадал все это время и как умудрился стать еще и медиком.
В общем, юный гений Ренессанса с белорусских земель — фигура до сих пор скорее полумифическая, и чем дальше идешь по его неуловимым следам, тем больше появляется азарта дополнить этот миф всякими дурацкими мелочами. Смеемся с фотографом Максимом, в третий раз за минуту поправляющим лямку тяжеленной сумки с техникой, что нам все-таки повезло больше, чем Скорине, который не мог закинуть свои пожитки в салон райанэйровского Boeing — в лучшем случае месяц тянул их на обозе, молясь, чтобы не засекли разбойники.
Прихватил ли Франциск вина, головку пекорино и унцию вяленых анчоусов на рыночной Пьяцца делла Фрутта? Вполне мог, грех же не гульнуть после сложного экзамена.
Застал ли публичную смертную казнь перед одним из самых больших дворцов правосудия в Европе? Тоже вероятно: подобные страшные мероприятия представляли большой интерес для гуманистов и медиков того времени. Успел ли закадрить какую-нибудь первокурсницу? Вот это уже вряд ли: первая женщина получила ученую степень в Падуе только спустя 166 лет — хотя, говорят, дочери аристократов, профессоров и врачей «нелегально» слушали лекции из-за кулис и гораздо раньше.
Что точно он должен был сделать, так это уведомить университет о своем прибытии, назвать имя и национальную принадлежность, доказать знание латыни (академического языка того времени), предъявить документы или рекомендательные письма, подтверждающие получение базового образования на родине, — стандартная процедура для всех иностранцев.
В начале 1500-х с этим всем было чуть сложнее: Падую зацепила шедшая в регионе война Камбрейской лиги, город то освобождался (силами в том числе восставших студентов) от власти Венецианской республики, то возвращался в ее состав. Образовательный процесс не прекратился совсем, но на фоне боевых действий перешел в полуподпольный режим: лекции ходили слушать в монастыри или в частном порядке домой к профессорам, защиты докторских степеней стали редкостью, обычно помпезные публичные диспуты тоже прекратились.
Записаться в matricula (учетную книгу обучающихся), впрочем, по-прежнему можно было, пройдя пару кварталов по лоджиям от соборной площади к главному университетскому корпусу, он же Палаццо дель Бо. В день прибытия Скорины здание еще было относительно свежим: только в 1493 году его переоборудовали из бывшей гостиницы «У быка» (Hospitium Bovis).
До этого почти три сотни лет университет не имел даже собственной штаб-квартиры — лекции представляли собой стихийные мероприятия в разных точках города, что, в общем-то, соответствовало тому духу свободомыслия, которым славилась Падуя. В 1222 году он начинался как редкое учебное заведение, не подчиняющееся ни папе, ни императору. Университет основала команда отщепенцев — лекторов и слушателей — из Болоньи, когда тамошний вуз окончательно ушел под влияние церкви. В Падуе же организацией учебного процесса полностью занимались сами студенты: издавали указы, назначали деканов и ректоров, даже оплачивали работу профессоров.
Университет делился на два основных кластера: одна часть изучала «искусства», под которыми в то время имели в виду и философию, и право, и богословие, другая — медицину. Весь просвещенный мир знал: хочешь стать первоклассным медиком, практиком, а не схоластом — тебе в Падую. Почти с самого основания в университете практиковали вскрытия тел перед студентами, что по тем временам было немыслимым (и весьма богохульным) ноу-хау. В 1595 году, уже в постскориновские времена, в Палаццо дель Бо появился первый в Европе анатомический театр.
Вместе с учениками и профессорами на процесс вскрытия стали собираться смотреть священники (они надеялись зафиксировать момент выхода души из тела) и зеваки из числа знати: на верхние ярусы буквально продавали билеты.
Церковь официально выдавала университету всего два трупа (один женский и один мужской) в год — это были тела казненных в венецианских тюрьмах преступников, обязательно неитальянцев. Жаждущие знаний об устройстве организма студенты справлялись как могли — в основном тайком выкапывая новых подопытных из свежих могил либо копошась в телах бывших преподавателей, которые завещали себя науке.
Как мы уже упоминали, Падуанский университет был крайне дружелюбным к иностранцам — как к студентам, так и к приглашенным зарубежным профессорам, — так что пришелец из ВКЛ здесь мог чувствовать себя комфортно. Деление обучающихся на nationes, или «землячества», в принципе играло довольно большую роль в академической жизни, всего их было около двадцати в двух категориях: cisalpini и ultramontani, то есть итальянцы «с этой стороны Альп» и приезжие «из-за гор». Германцы, галлы, поляки и другие собирались в своеобразные братства со своими советниками, святыми покровителями, внутренними судами, бытовыми обычаями и символикой.
Примерно в 1490-х, когда университет обосновался в Палаццо дель Бо, у ректоров и выпускников-активистов возникла традиция оставлять свой герб среди арок внутреннего двора. Запретили так делать только в 1688 году: посчитали, что это лишние понты, да и на стены нагрузка. Но Скорина испещренный сотнями фамильных меток двор еще застал.
Сегодня поглазеть на них можно абсолютно свободно. А внутрь исторического корпуса пускают с экскурсией за €9: за полчаса успеете прогуляться по намоленным еще Коперником и Кампанеллой лекционным залам и впитать частичку вековых знаний.
Нас же больше всего интересует «Зал сорока», куда пускают сразу с балкона второго этажа. В углу расположилась куцая деревянная конструкция, которую по незнанию можно принять за какие-нибудь забытые реставраторами остатки строительных лесов.
На самом деле это кафедра, которую сколотили студенты для Галилео Галилея и первоначально поставили в зале юристов: в другие помещения просто не влезали все желающие послушать лекции-блокбастеры от знаменитого астронома. Галилей преподавал в Падуе спустя 80 лет после защиты Скорины и называл эти профессорские годы лучшими в своей жизни. Университету почти два десятка лет удавалось прикрывать ученого-еретика от инквизиции — но, увы, вы знаете, как в конце концов повернулась его судьба.
Мы не просто так обратили внимание на кафедру Галилея: прямо над ней — портрет Франциска Скорины.
«О, вот он, наш!» — расплываемся в улыбке, хотя поискать глазами изображение первопечатника все же пришлось долго, опознается оно только по подписи «Франциск Скорина из Полоцка, русин. 1512». Вы, наверное, уже обратили внимание, что лицо Скорины, мягко говоря, отличается от того, которое все привыкли видеть еще в школьных учебниках истории. Дело в том, что этот зал славы сорока самых выдающихся выпускников-иностранцев сделали только в 1942 году, при Муссолини. Художник Джакомо дель Форно попросту не пользовался неитальянскими источниками и изобразил полочанина в образе абстрактного «стокового» доктора эпохи Возрождения.
Впрочем, на территории Палаццо дель Бо есть и еще одно, куда больше соответствующее знаменитому гравюрному автопортрету и довольно уникальное изображение Скорины. Это мемориальная доска, которую вы точно не пропустите, если решите завернуть в университетский сувенирный магазин: висит она прямо напротив входа в него.
Рядом — ничего похожего в честь других падуанских студентов. При этом доска — явный новодел, а как мы помним, последние 400 лет здесь не пополнялась даже коллекция родовых гербов. С чего вдруг такое внимание одному лишь Скорине?
Мемориал появился в 1992 году стараниями тогдашнего министра иностранных дел Беларуси Петра Кравченко.
Забавную байку, связанную с его установкой, пересказывала «Народная газета». Увековечить Скорину предложила белорусская делегация во время визита в Падую. Итальянцы переглянулись и отправили наших к ректору. Тот замахал руками: мол, вы гляньте на стены-то, у нас никаких досок в помине не висело. Тогда Кравченко якобы заявил, что никуда не уйдет из университета, пока доску не установят. Через пару часов настырным белорусам сказали идти выбирать место — с тех пор бронзовый барельеф с надписями на белорусском и итальянском языках явно приковывает взгляды всех туристов и студентов-новичков.
Не чисто символические, а очень даже физически реальные признаки пребывания Скорины в Падуе находятся неподалеку, в соседнем корпусе, а конкретно в университетском центре истории, где хранится бо́льшая часть архивных документов. Скучающая молодая «вахтерша» долго разговаривала с кем-то по телефону, то и дело бросая на нас пристальный взгляд, затем забрала паспорта и отправила куда-то на третий этаж. Учитывая то, что, кроме нас, в этой части здания будто бы никого больше не было, казалось, что на выходе из лифта нас ждет как минимум тайный склад артефактов, как из «Индианы Джонса».
Но, увы, на третьем этаже нас буднично встретила сотрудница архива, провела в один из кабинетов и кивнула на уже лежащую на столе потрепанную и пожелтевшую тетрадь страниц на 200 в кожаной обложке. Это Acta Graduum Academicorum, или сборник отчетов Святой Коллегии докторов искусств и медицины за 1512—1523 годы. Именно из записей оттуда все и узнали о том, чем именно и когда занимался Франциск Скорина в Падуе.
С трудноописуемым трепетом, который бывает, когда буквально прикасаешься к истории, перелистываем страницы и погружаемся в детали того самого экзамена. И нет, мы не настолько умные, чтобы делать это с ходу по неразборчивой рукописи на латыни: архивариусы любезно подготовили все нужные выдержки с переводами.
Первая запись о Скорине в учетной книге озаглавлена так: «1512 nov. 5. Padue in eccl. S. Urbani hora XVII. Gratie in med. amore Dei mag. Francisci Rutheni q. d. Luce».
Если вкратце, то она означает, что 5 ноября 1512 года в 17 часов в церкви Святого Урбана состоялось заседание о предоставлении русину, магистру Франциску, сыну покойного Луки, разрешения сдать экзамен на докторскую степень по медицине. Представлял Скорину комиссии заместитель приора Тадео Мусатти, который описал полочанина как «бедного магистра искусств, прибывшего из самых отдаленных мест, быть может, за четыре тысячи миль отсюда».
Зачем такой акцент на бедности и географии происхождения? Вряд ли ради насмешки — вероятнее всего, именно так Мусатти помогал Франциску избежать платы за экзамен: по мнению историков, долгая и нервная дорога до Падуи вполне могла быть аргументом. В противном случае за право защититься пришлось бы выложить 20 дукатов. Если прогнать эти деньги по нынешнему курсу золота, то получится $5000, однако из сравнения зарплат (на ту же двадцатку венецианскому ремесленнику надо было работать год) и покупательской способности стоимость выходит гораздо более пугающей — около €45 тыс. Вероятно, давно вхожий в ученую среду купеческий сын Скорина не был откровенно нищим, но такая сумма за раз явно была для него неподъемной.
Франциску повезло: комиссия докторов искусств и медицины единогласно разрешила ему бесплатно сдать tentativum — пробный экзамен. Примерно за 12 часов до его начала кандидату выдавался список конкретных пунктов из текстов Авиценны, Галена, Гиппократа, Аристотеля и других ученых, по которым экзаменаторы будут его гонять, проверяя способность дискутировать в области теоретической медицины и анатомии.
Эта часть экзамена прошла в той же церкви Святого Урбана 6 ноября. «Пробным» он назывался, судя по всему, лишь условно, хотя на самом деле считался самым важным этапом перед финальным испытанием — privatum (личный экзамен). По сути, если tentativum сдавался успешно, то privatum был чистой формальностью: кандидат получал степень «автоматом».
Знания Скорины 6-го числа коллегия описала очень красивой фразой — elegantissime se habuit («исключительно прекрасно»).
Собственно, главный экзамен прошел 9 ноября 1512 года — его хроника довольно скупая, но содержит одну любопытную подробность. За четыре дня бедность Франциска куда-то улетучилась, и теперь его представляли уже как secretarii Regis Datiae. Скориноведы долго ломали голову над этой деталью и в конце концов пришли к выводу, что будущий белорусский первопечатник, кажется, действительно приехал в Падую при должности секретаря короля Дании. Когда он им стал, чем конкретно занимался при дворе и сколько лет пробыл в этом качестве, история умалчивает — надеемся, до поры до времени.
Почему-то в записи на этот раз не указано и место проведения личного экзамена. Нам подсказали, что церемонии присуждения докторских степеней в начале XVI века проходили в зале tinello dei dottori, находящемся в здании епархии Падуи. Каменная базилика и площадь перед ней, по логике, подходили для подобных торжественных мероприятий лучше всего. Раньше новоиспеченные доктора подъезжали к собору на лошадях в окружении музыкантов, студентов, профессоров и горожан, потом внутри здания читали речь при толпе и получали из рук епископа докторские символы: книгу по медицине, золотое кольцо и берет.
Сейчас в той части здания работает епархиальный музей, но непосредственно само нужное нам помещение редко открыто для посетителей — там лишь иногда устраивают временные экспозиции.
Снова переживаем несколько томительных минут общения администратора по телефону, и — фух! — этим i ragazzi bielorussi (так нас несколько раз называла девушка за стойкой) лично директор музея открывает тот самый зал. У нас все еще нет стопроцентной уверенности в том, что Скорина сдавал экзамен именно тут, но любопытно воображать, что он, как супергерой, впервые надел свой знаменитый берет под этим красивущим потолком.
Дальше по традиции доктора наук закатывали кутежи с застольями и танцами, но вряд ли что-то такое делал приехавший просто по делам Франциск, да и подобные «афтепати» в военное время уже сошли на нет. Куда он отправился потом? С большой вероятностью — в Венецию, где в 1506 году было напечатано второе издание Библии на чешском языке — считается, что ее Скорина взял за основу своей 11 лет спустя. Узнать об этом просветитель вполне мог как раз во время визита в Падую: как минимум три человека, присутствовавших (судя по тем же актам) на его экзаменах по медицине, были связаны с книгопечатанием, а один из них — переписчик Бартоломео де Сан-Вито — и вовсе считается изобретателем курсивного шрифта. Что ж, удачный вышел нетворкинг.
На Падую опускаются сумерки. Мы наконец выдыхаем, как и, наверное, Франциск Скорина на выходе с финального экзамена, запоздало отмечаем за него докторскую степень «маргаритой» из Da Michele (та самая пиццерия из «Ешь, молись, люби»), последний раз прогуливаемся по двору Палаццо дель Бо и идем высыпаться перед утренним поездом. Дальше нам тоже в Венецию — и наша поездка, в отличие от скориновской, уже пару месяцев как хорошо задокументирована. Если пропустили, то…
Читайте также:
Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро
Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ga@onliner.by