XX век подарил Беларуси целую россыпь талантливых писателей, музыкантов, архитекторов и художников. Многих уже давно нет с нами, но их произведения живы. Над ними можно рефлексировать в художественном музее, прочитать дома, раскрыв книгу, или просто увидеть в городе во время прогулки. Среди этих талантов — Сергей Селиханов. В свое время он был одним из самых известных и успешных скульпторов, чьи произведения прекрасно знакомы многим белорусам. Именно Селиханов создал для Хатыни знаменитую фигуру «Непокоренный человек», а для монумента Победы — бронзовый рельеф, посвященный Советской армии.
Читать на OnlínerНо в этом тексте мы не будем детально анализировать работы Селиханова — оставим это дело профессионалам-искусствоведам. Мы попытаемся взглянуть на него глазами внука — тоже известного скульптора Константина Селиханова — и попробуем понять, каким был этот человек, как воспринимали его коллеги и повлиял ли он на становление внука.
Константин Селиханов. Окончил Белорусский театрально-художественный институт. В 1990-х участвовал в выставках как в Беларуси, так и за ее пределами. В 2019 году с проектом Exit представил нашу страну на Венецианской биеннале. Автор известных городских памятников и скульптур: «Муза оперы» около академического театра оперы и балета, монумент «Река памяти», посвященный погибшим в теракте в метро, «Мельница Переспы» в парке Победы, арт-объекты «Вверх» и «Меняем свет» в «Новой Боровой» и другие.
Подробнее о его творчестве читайте в нашем материале:
Фасад массивной сталинки, расположенной рядом с цирком, буквально обвешан темными прямоугольниками мемориальных досок. По ним можно легко изучать историю дома. Здесь жили и композиторы, и актеры, и художники, а в 1957 году трехкомнатную квартиру тут получил скульптор Сергей Селиханов, переехавший на новые «квадраты» с улицы Островского вместе с женой и дочкой.
К тому моменту Селиханову было уже 40. Жизнь прилично побросала этого высокого светловолосого мужчину: родился в Петрограде, жил в Орше, учился в Витебске, где познакомился с будущей супругой Раисой, ушел на фронт, завершил войну в Праге и в итоге осел в Минске.
Обосновавшись в столице, Селиханов продолжил заниматься скульптурой и за первую послевоенную десятилетку создал ряд значимых и узнаваемых работ: памятник партизану Заслонову в Орше, горельеф для монумента Победы на Круглой площади, участвовал в работе над памятником Сталину… Так что его появление в таком доме, где по соседству жили известные композиторы Николай Аладов и Владимир Оловников, отнюдь не случайно.
— Этот дом строили конкретно для творческой интеллигенции, и дед получил в нем трехкомнатную квартиру. На то время такая квартира считалась чем-то особенным в сравнении с тем, как жили современники. Например, в доме был лифт, а в квартирах — мусоропроводы, — говорит Константин Селиханов.
Мы заходим во двор и проходим вдоль подъездов. Константин здесь не жил. Родительская двушка находилась на нынешнем проспекте Независимости, недалеко от Круглой площади, но в гостях тут он бывал нередко.
— Я прекрасно помню эту квартиру. Окна выходили во двор. Была проходная гостиная, на стене которой висели акварель художника Абрама Заборова и живопись самого деда. Помню стол, за которым я пытался что-то рисовать. Для меня дед был больше миф, чем живой человек. В памяти осталось всего несколько ярких эпизодов с его участием: как храпел, когда спал, как мы перемигивались друг с другом, как он мастерил сарай на даче, — но не более того. Этому есть объяснение, — вспоминает внук. — Так случилось, что в начале 1970-х он развелся с бабушкой и ушел в другую семью. На тот момент мне было около 4 лет.
Мама сильно переживала, считала подобное решение несправедливым в отношении бабушки, и на этом наше общение с ним прекратилось. До похорон я его больше не видел.
Сергея Селиханова не стало осенью 1976-го. Как рассказывает Константин, скульптор умер во время заседания очередного выставкома.Он обсуждал свой проект памятника революционеру Михаилу Фрунзе, поворачивал станок с пластилиновой моделью и неожиданно упал навзничь. «Все сидели пораженные, как в театре», — сказал позже известный скульптор Иван Мисько.
— Он умер от разрыва сердца, ему было 59 лет. Бабушки не стало в том же году, пережила его всего на пару месяцев, — говорит Константин. — Я прекрасно запомнил его похороны. Они были грандиозны и произвели на меня сильное впечатление. С Селихановым прощались в актовом зале Дворца искусств на улице Козлова. В карауле у гроба стояли известные белорусские художники и скульпторы. Среди них были Заир Азгур и Анатолий Аникейчик. Людей собралось очень много.
В тот момент я как-то начал осознавать, что дед был значимой фигурой. Уже тогда я ходил в кружок лепки и помню, что после его смерти стал относиться к этому делу серьезнее и более вдумчиво.
Мы выходим через арку на проспект и подходим к мемориальной доске, посвященной Сергею Селиханову. Она появилась здесь во второй половине 1990-х. Автор, как несложно догадаться, его внук. Константину, когда он ее создал, было 30 лет.
— Это было сложное время, с деньгами были трудности, и поначалу на стене планировали разместить обычную текстовую доску. Но искусствовед Ирина Метлицкая, работавшая в художественном совете, сказала, что внук может сделать доску с портретом бесплатно. Совет согласился. Возможно, сейчас я бы сделал доску иначе, но тогда старался как мог.
Все значимые работы Сергея Селиханова в Минске находятся в центре, и мы решили к ним прогуляться. Пока шли к памятнику Марату Казею, расположенному недалеко от театра оперы и балета, разговорились о характере Сергея Ивановича. Константин описывает близкого родственника как сурового и прямого человека, который с трибуны и в лицо говорил все, что думает.
— Он был силен характером, местами категоричен. Если критиковал кого-то на худсоветах, делал это справедливо. Не терпел фальши и интриг. При этом я не хочу его идеализировать, он мог и не сдержаться. Например, с живописцем Михаилом Савицким они были ярко выраженными антагонистами и постоянно спорили. Но это все равно была битва за искусство, за то, каким оно должно быть. И такие конфликты приводили к какому-то результату. Что интересно, после таких дебатов все те, кто спорил друг с другом, часто могли пойти в ресторан или к кому-нибудь в мастерскую и нормально выпить. Дед не чурался неформального общения. Все-таки он был фронтовик, и наркомовские 100 граммов из его жизни никуда не исчезли.
Да и бабушка была очень гостеприимной. В послевоенные годы в семье любили с размахом отмечать Новый год и готовили, например, поросенка. Тогда было принято дружить семьями, и бабушка с дедом близко общались с Заборовыми, Гугелями, Зайцевым и Ахремчиком (Абрам Заборов, Иван Ахремчик, Адольф Гугель и Евгений Зайцев — белорусские художники; их работы находятся в экспозиции Национального художественного музея. — Прим. Onlíner).
— А как жила ваша семья? Судя по признанию, ваш дедушка был обеспеченным человеком.
— Я слукавлю, если скажу, что он был бедным художником. Дед прилично зарабатывал, ездил в зарубежные командировки, что тоже подчеркивало его статус. Однако по тем временам он точно не был миллионером. Гонорары были большие, но не частые.
У него была машина — первая 21-я «Волга», и поменял он ее лишь к концу жизни. Мама рассказывала, что бабушка (а по профессии она была делопроизводителем) выстраивала семейный бюджет так, чтобы хватало надолго.
— В БССР были скульпторы, которые зарабатывали больше?
— Конечно. В те времена очень здорово зарабатывали статусные и не очень монументалисты, художники, занимавшиеся декоративным оформлением зданий. Тогда же было много работы. Существовало правило или закон: 3% от суммы строительства общественного здания шло на художественное оформление — не важно, школа это или дом культуры в колхозе. Многие занимались такими заказами и даже отказывались от многих проектов вроде «Хатыни», который, кстати, стал знаменитым только потом.
Тем временем мы прошли мост на улице Янки Купалы, повернули направо и вскоре оказались у каменного постамента, на котором возвышается бронзовый Марат Казей. В одной руке у него противотанковая граната, в другой — автомат. Этот памятник возвели за средства белорусских пионеров. Именно здесь минских школьников принимали в детскую коммунистическую организацию, торжественно повязывая на шеях алые галстуки.
— Памятник в чем-то наивный, пафосный, но у него есть достоинства, которые не дают ему быть рядовым. Это пропорции, постамент, динамика, детали. Обратите внимание, как реалистично сделаны складки одежды, разбитые ботинки. Автор умел почувствовать время, эпоху, — говорит собеседник.
— Что любопытно, буквально через дорогу, по пути к театру установлена ваша скульптура «Муза оперы». Для вас такое соседство символично? — спрашиваю у скульптора.
— Для мамы это было символично. Она здесь прогуливалась, и для нее такое соседство действительно было важно. Я отношусь к этому нейтрально. Когда ты что-то создаешь, а потом отдаешь, то перестаешь рассматривать это как нечто свое. Потом ты можешь ехать мимо на троллейбусе, смотреть на свою скульптуру: вот она стоит на своем месте — ну и хорошо. Я, кстати, трижды восстанавливал маску на скульптуре, поскольку ее постоянно отламывали. В итоге смирился. Пускай будет так.
Константин говорит, что в городе сохранились далеко не все памятники, к созданию которых приложил руку его дедушка. Самая известная история — монумент Иосифу Сталину на Октябрьской площади, над которым Селиханов работал вместе с Алексеем Глебовым, Заиром Азгуром и Андреем Бембелем. Высота фигуры вместе с постаментом достигала 10 метров. Скульптор рассказывает, что за него авторскому коллективу должны были вручить Сталинскую премию, но не успели. После смерти Сталина культ вождя развенчали. Закончилось все тем, что в ночь на 3 ноября 1961 монумент исчез.
— С постаментом помучались-помучались, но взорвали. А вот куда пропала фигура Сталина, до сих пор остается загадкой.
Вышеупомянутый квартет скульпторов не единожды работал вместе. Эта четверка создала один из самых узнаваемых памятников столицы — монумент Победы. Каждому было поручено выполнить по бронзовому горельефу. Селиханов работал над композицией «Советская армия в годы Великой Отечественной войны».
— Дед прошел всю войну, и ему поручили раскрыть эту тему. В этом горельефе чувствуется динамика, и в целом он нравится мне больше остальных. Хотя работы Бембеля, Глебова тоже хороши, — стоя у монумента, рассказывает собеседник. — Кстати, среди героев дед изобразил сам себя.
Если не ошибаюсь, это персонаж, который стоит рядом с танкистом и держит в руках бинокль.
— У Сергея Селиханова множество работ в духе времени — о войне, солдатах и подпольщиках. А он сам был прожженным коммунистом?
— Он был искателем правды жизни, но все это было помножено на советскую идеологию. Свой партийный билет он получил на фронте в 1943 году. Дед искренне верил в коммунизм, в дальнейшем был председателем парткома Союза художников, депутатом. Истории, связанные с перестройкой в конце 1980-х, как мне кажется, он бы сильно переживал. Скорее всего, подобные переоценки обществом его сильно бы разочаровали. Но я затрудняюсь сказать, как бы он себя повел.
Пиком творческой карьеры дедушки Константин называет совершенно другую работу — памятник «Непокоренный человек», созданный для мемориального комплекса «Хатынь». Если во всех прежних скульптурах четко прослеживается соцреализм, то в Хатыни Селиханов проявил себя по-другому. Он показал не героический поступок, а трагедию. Не бравого солдата, а худого, взлохмаченного старика в разорванной рубахе и мертвым ребенком на руках.
Известный белорусский художник Георгий Поплавский как-то решил свозить в Хатынь своего знакомого моряка из Калининграда и обеспечил тому яркие воспоминания: «Мы оцепенели. Мой старпом не художник, хотя и человек интеллектуальный, был просто поражен. Кроме старпома тогда в Хатыни был и [художник, график] Женя Кулик, хороший парень. Так он аж плакал. Был еще серый день, промозглый, и этот звон. И этот старик с ребенком. Это образ, такой образ!»
А ведь этого произведения в биографии Селиханова могло бы и не быть, если бы не совет жены. Одновременно с Хатынью скульптору за хороший гонорар предложили выполнить памятник Ленину для Пинска. Однако Раиса Савельевна сказала: «Сергей, Лениных будет много, а Хатынь — одна…» Селиханов согласился.
— Он, как талантливый человек, постоянно развивался, чувствовал время, на месте не стоял. И это особенно заметно в «Непокоренном человеке». Эта работа отличается от предыдущих. Она вершина его творчества. В чем его гениальность? В ней нет героизма, но есть гуманизм, трагедия, сопереживание всем жертвам войны. Недаром [знаменитый скульптор] Эрнст Неизвестный, сам фронтовик, назвал эту работу лучшим произведением о Второй мировой войне. Сказал мне лично, когда я был у него в мастерской в Нью-Йорке. При этом «Непокоренного человека» поначалу нещадно критиковали. Причем свои же коллеги-художники, а министр культуры СССР Фурцева и вовсе возмутилась. Несмотря на это, команда авторов мемориала — Валентин Занкович, Юрий Градов, Сергей Селиханов и Леонид Левин — получили Ленинскую премию. В комиссии, присуждавшей ее, все были за и лишь один голос против.
Дед стал единственным белорусским художником, которого удостоили этой премии.
— Константин,. по примеру дедушки вы стали скульптором. А была возможность реализовать себя в чем-то другом?
— Скорее всего, нет. В 5 лет я что-то сделал из пластилина, и мои родители подумали, что я обладаю способностями и меня, помимо привычного бассейна, надо попробовать еще и в искусстве. Так я оказался в кружке лепки у Тамары Тихоновны Порожняк. А дальше все сложилось одно к другому: смерть дедушки, школа-интернат по изобразительному искусству, институт…
— А как влияла на вас фамилия и тень известного родственника?
— Она скорее мешала. Все, чего я добился, я достиг исключительно своим трудом. Во-первых, после четвертого класса я семь лет учился и жил в школе-интернате по изобразительному искусству. Там была еще та обстановочка, каждый отвечал только за себя. А во-вторых, из рассказов мамы про его суровый характер я боялся, что при поступлении в институт меня могут даже и «зарубить». Но могут сказать, что в итоге экзамены я сдал первым. После поступления в тот год, тем не менее, я отправился на два года служить в армию. Мама, врач-психотерапевт, могла через знакомых сделать мне бронь, однако решила: надо служить.
— Как скульптор вы формировались, когда разваливался СССР. Творческая молодежь относилась к советским произведениям искусства не очень. Вы тоже критически смотрели на наследие дедушки?
— А вот и нет. Скепсис вызывала разве что скульптура Марата Казея, но потом я стал и к ней относиться по-другому. Что касается других работ, я многих и не видел. Познакомился с ними лишь в середине 1990-х, когда посетил скульптора Василия Полещука, которому перешла мастерская деда, и он, к счастью, сохранил его произведения.
— Вы никогда не хотели взять псевдоним?
— Мама сказала четко и решительно: у нас династия. Так что других вариантов не было. Для нее это было очень важно, а я всегда к ней прислушивался.
— Знаю, что вы воспитали сына. Он не продолжил семейную династию Селихановых?
— Нет, сын занимается молекулярной биологией. Интересуется ли он искусством? Мы вместе с женой (художник Татьяна Радивилко. — Прим. Onlнner) в свое время его перекормили музеями и прочими походами по выставкам, и в какой-то момент наступило перенасыщение и отрицание. Да, талант мы в нем видели, вкус у него есть, но за руку за собой не тянули. Наука его привлекала больше. И я этому рад, потому что всегда больше верил в науку, чем в искусство.
Кроме монументальных работ, Селиханов создал много жанровых скульптур и портретов. Многие из них находятся в фондах белорусских музеев, часть — в мастерской его внука. Но это далеко не все, что он создал. Когда Константин начал готовиться к 100-летию деда, выяснил: некоторые скульптуры утеряны. Например, в Солигорске была утрачена большая работа, посвященная шахтерам.
— Я никогда не акцентировал внимание, что Сергей Селиханов — это мой дед. Напротив, инстинктивно я даже отгородил себя от него, чтобы не попасть под его влияние. Но я рос как художник и со временем стал лучше понимать его искусство. Как профессионал, я увидел в них особое мастерство. Появилось чувство гордости, хотя, если честно, не все работы — шедевры. Но это нормально: слабые работы есть у любого хорошего художника. Поскольку некоторые работы после долгих лет забвения были в нелучшем состоянии, требовалась реставрация. Я решил восстановить их сам, иногда даже реконструировать.
И тут деду, конечно, повезло, что его внук тоже скульптор. Я знал, что делать с этими работами и как с минимальными усилиями получить нужный результат. Это была моя миссия, мой долг перед предком, благодаря которому, простите за пафос, я появился на свет.
В 2017-м в Художественном музее прошла масштабная выставка, приуроченная к 100-летию со дня рождения Сергея Селиханова, и в том же году его работы выставили в Национальном художественном музее Китая. Как так получилось?
Дело в том, что в 1956-м Селиханов ездил в творческую командировку в Китай и подготовил серию скульптурных портретов как обычных рабочих, так и известных представителей творческой интеллигенции.
Константин рассказывает: когда в Минск приехал директор музея У Вей Шань, в некоторых портретах он узнавал известных соотечественников. Но больше всего гостя впечатлил портрет всемирно известного живописца, каллиграфа и мастера резьбы по камню Ци Байши.
Тогда же он предложил сделать выставку Сергея Ивановича, а заодно и его внука. Для музея в Китае сделали еще одну отливку в бронзе, и теперь Ци Байши Селиханова украшает парк скульптуры главного музея Пекина.
— Константин, хотел бы завершить вопросом о вашей преемственности и, скажем так, заочном соперничестве в искусстве. Как думаете, дед или внук — кто победил в скульптуре?
— Думаю, мы с ним играем на разных полях и в разных категориях. В искусстве нет соревновательности, это не спорт. Но, раз уж нужно дать ответ, то, думаю, с точки зрения разнообразия инструментария в чем-то я превзошел. Ведь я не только скульптурой занимаюсь, но и видео, графикой, инсталляциями… Однако, если говорить о мастерстве, внутренней энергии, тут я могу без всякого сомнения сказать: он выдающийся скульптор в истории Беларуси XX века.
Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро
Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ga@onliner.by