Но в этом тексте мы не будем детально анализировать работы Селиханова — оставим это дело профессионалам-искусствоведам. Мы попытаемся взглянуть на него глазами внука — тоже известного скульптора Константина Селиханова — и попробуем понять, каким был этот человек, как воспринимали его коллеги и повлиял ли он на становление внука.

«Для 1950-х такая квартира считалась чем-то особенным в сравнении с тем, как жили современники»

Фасад массивной сталинки, расположенной рядом с цирком, буквально обвешан темными прямоугольниками мемориальных досок. По ним можно легко изучать историю дома. Здесь жили и композиторы, и актеры, и художники, а в 1957 году трехкомнатную квартиру тут получил скульптор Сергей Селиханов, переехавший на новые «квадраты» с улицы Островского вместе с женой и дочкой.

К тому моменту Селиханову было уже 40. Жизнь прилично побросала этого высокого светловолосого мужчину: родился в Петрограде, жил в Орше, учился в Витебске, где познакомился с будущей супругой Раисой, ушел на фронт, завершил войну в Праге и в итоге осел в Минске.

Обосновавшись в столице, Селиханов продолжил заниматься скульптурой и за первую послевоенную десятилетку создал ряд значимых и узнаваемых работ: памятник партизану Константину Заслонову в Орше, горельеф для монумента Победы на Круглой площади, участвовал в работе над памятником Сталину… Так что его появление в таком доме, где по соседству жили известные композиторы Николай Аладов и Владимир Оловников, отнюдь не случайно.

— Этот дом строили конкретно для творческой интеллигенции, и дед получил в нем трехкомнатную квартиру. На то время такая квартира считалась чем-то особенным в сравнении с тем, как жили современники. Например, в доме был лифт, а в квартирах — мусоропроводы, — говорит Константин Селиханов.

Мы заходим во двор и проходим вдоль подъездов. Константин здесь не жил. Родительская двушка находилась на нынешнем проспекте Независимости, недалеко от Круглой площади, но в гостях тут он бывал нередко.

— Я прекрасно помню эту квартиру. Окна выходили во двор. Была проходная гостиная, на стене которой висели акварель художника Абрама Заборова и живопись самого деда. Помню стол, за которым я пытался что-то рисовать. Для меня дед был больше миф, чем живой человек. В памяти осталось всего несколько ярких эпизодов с его участием: как храпел, когда спал, как мы перемигивались друг с другом, как он мастерил сарай на даче, — но не более того. Этому есть объяснение, — вспоминает внук. — Так случилось, что в начале 1970-х он развелся с бабушкой и ушел в другую семью. На тот момент мне было около 4 лет.

Мама сильно переживала, считала подобное решение несправедливым в отношении бабушки, и на этом наше общение с ним прекратилось. До похорон я его больше не видел.

Сергея Селиханова не стало осенью 1976-го. Как рассказывает Константин, скульптор умер во время заседания очередного выставкома. Он обсуждал свой проект памятника революционеру Михаилу Фрунзе, поворачивал станок с пластилиновой моделью и неожиданно упал навзничь. «Все сидели пораженные, как в театре», — сказал позже известный скульптор Иван Миско.

— Он умер от разрыва сердца, ему было 59 лет. Бабушки не стало в том же году, пережила его всего на пару месяцев, — вспоминает Константин. — Я прекрасно запомнил его похороны. Они были грандиозны и произвели на меня сильное впечатление. С Селихановым прощались в актовом зале Дворца искусств на улице Козлова. В карауле у гроба стояли известные белорусские художники и скульпторы. Среди них были Заир Азгур и Анатолий Аникейчик. Людей собралось очень много.

В тот момент я как-то начал осознавать, что дед был значимой фигурой. Уже тогда я ходил в кружок лепки и помню, что после его смерти стал относиться к этому делу серьезнее и более вдумчиво.

Мы выходим через арку на проспект и подходим к мемориальной доске, посвященной Сергею Селиханову. Она появилась здесь во второй половине 1990-х. Автор, как несложно догадаться, его внук. Константину, когда он ее создал, было 30 лет.

— Это было сложное время, с деньгами были трудности, и поначалу на стене планировали разместить обычную текстовую доску. Но искусствовед Ирина Метлицкая, работавшая в художественном совете, сказала, что внук может сделать доску с портретом бесплатно. Совет согласился. Возможно, сейчас я бы сделал доску иначе, но тогда старался как мог.

«На Новый год дома любили готовить поросенка»

Все значимые работы Сергея Селиханова в Минске находятся в центре, и мы решили к ним прогуляться. Пока шли к памятнику Марату Казею, расположенному недалеко от театра оперы и балета, разговорились о характере Сергея Ивановича. Константин описывает близкого родственника как сурового и прямого человека, который с трибуны и в лицо говорил все, что думает.

— Он был силен характером, местами категоричен. Говорят, если критиковал кого-то на худсоветах, делал это справедливо. Не терпел фальши и интриг. При этом я не хочу его идеализировать, он мог и не сдержаться. Например, с живописцем Михаилом Савицким они были ярко выраженными антагонистами и постоянно спорили. Но это все равно была битва за искусство, за то, каким оно должно быть. И такие конфликты приводили к какому-то результату. Что интересно, после таких дебатов все те, кто спорил друг с другом, часто могли пойти в ресторан или к кому-нибудь в мастерскую и нормально выпить. Дед не чурался неформального общения. Все-таки он был фронтовик, и наркомовские 100 граммов из его жизни никуда не исчезли.

Да и бабушка была очень гостеприимной. В послевоенные годы в семье любили с размахом отмечать Новый год и готовили, например, поросенка. Тогда было принято дружить семьями, и бабушка с дедом близко общались с Заборовыми, Гугелями, Зайцевым и Ахремчиком (Абрам Заборов, Иван Ахремчик, Адольф Гугель и Евгений Зайцев — белорусские художники; их работы находятся в экспозиции Национального художественного музея. — Прим. Onlíner).

— А как жила ваша семья? Судя по признанию, ваш дедушка был обеспеченным человеком.

— Я слукавлю, если скажу, что он был бедным художником. Дед прилично зарабатывал, ездил в зарубежные командировки, что тоже подчеркивало его статус. Однако по тем временам он точно не был миллионером. Гонорары были большие, но не частые.

У него была машина — первая 21-я «Волга», и поменял он ее лишь к концу жизни. Мама рассказывала, что бабушка (а по профессии она была делопроизводителем) выстраивала семейный бюджет так, чтобы хватало надолго.

— В БССР были скульпторы, которые зарабатывали больше?

— Конечно. В те времена очень здорово зарабатывали статусные и не очень монументалисты, художники, занимавшиеся декоративным оформлением зданий. Тогда же было много работы. Существовало правило или закон: 3% от суммы строительства общественного здания шло на художественное оформление — не важно, школа это или дом культуры в колхозе. Многие занимались такими заказами и даже отказывались от многих проектов вроде «Хатыни», который, кстати, стал знаменитым только потом.

Тем временем мы прошли мост на улице Янки Купалы, повернули направо и вскоре оказались у каменного постамента, на котором возвышается бронзовый Марат Казей. В одной руке у него противотанковая граната, в другой — автомат. Этот памятник возвели за средства белорусских пионеров. Именно здесь минских школьников принимали в детскую коммунистическую организацию, торжественно повязывая на шеях алые галстуки.

— Памятник в чем-то наивный, пафосный, но у него есть достоинства, которые не дают ему быть рядовым. Это пропорции, постамент, динамика, детали. Обратите внимание, как реалистично сделаны складки одежды, разбитые ботинки. Автор умел почувствовать время, эпоху, — говорит собеседник.

— Что любопытно, буквально через дорогу, по пути к театру установлена ваша скульптура «Муза оперы». Для вас такое соседство символично? — спрашиваю у скульптора.

— Для мамы это было символично. Она здесь прогуливалась, и для нее такое соседство действительно было важно. Я отношусь к этому нейтрально. Когда ты что-то создаешь, а потом отдаешь, то перестаешь рассматривать это как нечто свое. Потом ты можешь ехать мимо на троллейбусе, смотреть на свою скульптуру: вот она стоит на своем месте — ну и хорошо. Я, кстати, трижды восстанавливал маску на скульптуре, поскольку ее постоянно отламывали. В итоге смирился. Пускай будет так.

Константин говорит, что в городе сохранились далеко не все памятники, к созданию которых приложил руку его дедушка. Самая известная история — монумент Иосифу Сталину на Октябрьской площади, над которым Селиханов работал вместе с Алексеем Глебовым, Заиром Азгуром и Андреем Бембелем. Высота фигуры вместе с постаментом достигала 10 метров. Скульптор рассказывает, что за него авторскому коллективу должны были вручить Сталинскую премию, но не успели. После смерти Сталина культ вождя развенчали. Закончилось все тем, что в ночь на 3 ноября 1961 монумент исчез.

— С постаментом помучались-помучались, но взорвали. А вот куда пропала фигура Сталина, до сих пор остается загадкой.

Вышеупомянутый квартет скульпторов не единожды работал вместе. Эта четверка создала один из самых узнаваемых памятников столицы — монумент Победы. Каждому было поручено выполнить по бронзовому горельефу. Селиханов работал над композицией «Советская армия в годы Великой Отечественной войны».

— Дед прошел всю войну, и ему поручили раскрыть эту тему. В этом горельефе чувствуется динамика, и в целом он нравится мне больше остальных. Хотя работы Бембеля, Глебова тоже хороши, — стоя у монумента, рассказывает Константин. — Кстати, среди героев дед изобразил сам себя.

Если не ошибаюсь, это персонаж, который стоит рядом с танкистом и держит в руках бинокль.

— У Сергея Селиханова множество работ в духе времени — о войне, солдатах и подпольщиках. А он сам был прожженным коммунистом?

— Он был искателем правды жизни, но все это было помножено на советскую идеологию. Свой партийный билет он получил на фронте в 1943 году. Дед искренне верил в коммунизм, в дальнейшем был председателем парткома Союза художников, депутатом. Истории, связанные с перестройкой в конце 1980-х, как мне кажется, он бы сильно переживал. Скорее всего, подобные переоценки обществом его сильно бы разочаровали. Но я затрудняюсь сказать, как бы он себя повел.

Пиком творческой карьеры дедушки Константин называет совершенно другую работу — памятник «Непокоренный человек», созданный для мемориального комплекса «Хатынь». Если во всех прежних скульптурах четко прослеживается соцреализм, то в Хатыни Селиханов проявил себя по-другому. Он показал не героический поступок, а трагедию. Не бравого солдата, а худого, взлохмаченного старика в разорванной рубахе и мертвым ребенком на руках.

Строили всей страной. Рассказываем, как появился знаменитый мемориал Хатынь

Известный белорусский художник Георгий Поплавский как-то решил свозить в Хатынь своего знакомого моряка из Калининграда и обеспечил тому яркие воспоминания: «Мы оцепенели. Мой старпом не художник, хотя и человек интеллектуальный, был просто поражен. Кроме старпома тогда в Хатыни был и [художник, график] Женя Кулик, хороший парень. Так он аж плакал. Был еще серый день, промозглый, и этот звон. И этот старик с ребенком. Это образ, такой образ!»

А ведь этого произведения в биографии Селиханова могло бы и не быть, если бы не совет жены. Одновременно с Хатынью скульптору за хороший гонорар предложили выполнить памятник Ленину для Пинска. Однако Раиса Савельевна сказала: «Сергей, Лениных будет много, а Хатынь — одна…» Селиханов согласился.

— Он, как талантливый человек, постоянно развивался, чувствовал время, на месте не стоял. И это особенно заметно в «Непокоренном человеке». Эта скульптура отличается от предыдущих. Она вершина его творчества. В чем его гениальность? В ней нет героизма, но есть гуманизм, трагедия, сопереживание всем жертвам войны. Недаром [знаменитый скульптор] Эрнст Неизвестный, сам фронтовик, назвал эту работу лучшим произведением о Второй мировой войне. Сказал мне лично, когда я был у него в мастерской в Нью-Йорке. При этом «Непокоренного человека» поначалу нещадно критиковали. Причем свои же коллеги-художники, а министр культуры СССР Фурцева и вовсе возмутилась. Несмотря на это, команда авторов мемориала — Валентин Занкович, Юрий Градов, Сергей Селиханов и Леонид Левин — получили Ленинскую премию. В комиссии, присуждавшей ее, все были за и лишь один голос против.

Дед стал единственным белорусским художником, которого удостоили этой премии.

Не все работы Селиханова сохранились, некоторые просто развалились

Кроме монументальных работ, Селиханов создавал жанровые скульптуры и портреты. Многие из них находятся в фондах белорусских музеев, часть — в мастерской его внука. Но это далеко не все, над чем он работал. Когда Константин начал готовиться к 100-летию деда, выяснил: некоторые скульптуры утеряны. Например, в Солигорске была утрачена большая работа, посвященная шахтерам.

— Я никогда не акцентировал внимание, что Сергей Селиханов — это мой дед. Напротив, инстинктивно даже отгородил себя от него, чтобы не попасть под его влияние. Но я рос как художник и со временем стал лучше понимать его искусство. Как профессионал, я увидел в них особое мастерство. Появилось чувство гордости, хотя, если честно, не все работы — шедевры. Но это нормально: слабые произведения есть у любого хорошего художника. Поскольку некоторые работы после долгих лет забвения были в нелучшем состоянии, требовалась реставрация. Я решил восстановить их сам, иногда даже реконструировать.

И тут деду, конечно, повезло, что его внук тоже скульптор. Я знал, что делать с этими работами и как с минимальными усилиями получить нужный результат. Это была моя миссия, мой долг перед предком, благодаря которому, простите за пафос, я появился на свет.

В 2017-м в Художественном музее прошла масштабная выставка, приуроченная к 100-летию со дня рождения Сергея Селиханова, и в том же году его работы выставили в Национальном художественном музее Китая. Как так получилось?

Дело в том, что в 1956-м Селиханов ездил в творческую командировку в Китай и подготовил серию скульптурных портретов как обычных рабочих, так и известных представителей творческой интеллигенции.

Константин рассказывает: когда в Минск приехал директор музея У Вей Шань, в некоторых портретах он узнал известных соотечественников. Но больше всего гостя впечатлил портрет всемирно известного живописца, каллиграфа и мастера резьбы по камню Ци Байши.

Тогда же он предложил организовать выставку Сергея Ивановича, а заодно и его внука. Для музея в Китае сделали еще одну отливку в бронзе, и теперь Ци Байши Селиханова украшает парк скульптуры главного музея Пекина.

— Константин, хотел бы завершить вопросом о вашей преемственности и, скажем так, заочном соперничестве в искусстве. Как думаете, дед или внук — кто победил в скульптуре?

— Думаю, мы с ним играем на разных полях и в разных категориях. В искусстве нет соревновательности, это не спорт. Но, раз уж нужно дать ответ, то, думаю, с точки зрения разнообразия инструментария в чем-то я превзошел. Ведь я не только скульптурой занимаюсь, но и видео, графикой, инсталляциями… Однако, если говорить о мастерстве, внутренней энергии, тут я могу без всякого сомнения сказать: он выдающийся скульптор в истории Беларуси XX века.

Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро

Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ga@onliner.by