Минский фирменный магазин находился в закуточке на улице Клары Цеткин, по дороге к железнодорожному вокзалу. Там можно было зацепить бутсы на 13 шипах или огромные черно-белые кожаные кроссовки, похожие на те, в которых играли ребята из НБА. Иногда везло на пару прямо из Испании с латинской надписью Kelme и прикольной лапкой льва. Обувь приезжала в Минск из маленького Белоозерска, где и базировалась компания «Белкельме». Сергей Мелех родом оттуда, до сих пор помнит, что обувь по-испански — zapatos. В 1995-м он начинал простым специалистом и видел, как создавалась, росла, преуспевала, умирала и возрождалась фабрика, воспоминания о продукции которой заставят многих умилиться.
Читать на OnlínerРаньше тут были деревни. Потом придумали Березовскую ГРЭС. Экспериментальный проект щедро утвердил Никита Хрущев. Его принялись реализовывать ровно 60 лет назад. Всесоюзная стройка прошла — появилась, собственно, ГРЭС. Потом возник Белоозерский энергомеханический завод. Таких в СССР было всего два.
Обеспечить занятостью мужчин было легко. Дела с женщинами обстояли труднее. Правда, в восьмидесятых годах правительство БССР решилось на строительство двух экспериментальных фабрик — в Брестской и Гродненской областях. В Брестской — по производству спортивной обуви. В Гродненской — по производству спортивного трикотажа.
Шить треники в итоге так и не начали. А вот проект по кедам и кроссовкам запустили. В 1987-м на окраине Белоозерска стали делать подсыпку и забивать сваи. На месте фабрики раньше стоял частный дом. Кругом хутора были болота. Мелех вспоминает, как в детстве неподалеку отсюда ловил с пацанами рыбу.
Отец работал на энергомеханическом заводе водителем. Мама — там же бухгалтером.
В Союзе выходила на пик фарцовка. Рубашечки, маечки, брючки — юноше хотелось чего-то прикольного. Мелех вспоминает, что стоял 1986 год. Продовольственное обеспечение города энергетиков было даже чуть лучше, чем в районном центре. В магазине висели джинсы Montana и Levi Strauss. Правда, стоили 100 рублей. А мама Сергея получала 120.
Тогда можно было сходить в Дом быта и нарисовать швее все что хочешь. Она делала очень приближенную к оригиналу шмотку. Если в магазине брюки стоили 80 или 100 рублей, то метр полушерстяной ткани обходился в 8—12. На штаны требовалось 1,3 метра. В итоге новая пара из Дома быта становилась в тридцатку.
В какой-то момент Мелех отыскал книжку по конструированию, стал изучать и рисовать на обоях будущие модели, а потом строить лекала и шить одежду. Дома была подольская машинка. Мама объяснила, как правильно ее заправлять.
Первая пошитая рубашка оказалась ничего себе чисто внешне, но внутри все вышло не очень аккуратно. Потом молодой человек сочинил брюки, потом куртку.
Интерес к обуви совпал со строительством фабрики. Плюс в городе появились первые мокасины. Их привозили из Армении.
Парень подумал, что было бы неплохо в итоге устроиться на фабрику. Захотел учиться на модельера-конструктора обуви. Принялся вентилировать тему. Оказалось, обувщиков тогда готовили в трех советских городах: Киеве, Москве и Витебске. В 1988-м в Витебском технологическом как раз открылось первое отделение по художественному проектированию обуви и кожгалантереи.
На экзаменах Сергей получил двойку за рисунок. Через несколько лет, когда уже выпускался, преподаватели рассказали, что портрет был похож чисто внешне, но анатомию абитуриент не выстроил.
«Чтобы посадить глаз на лицо, я вырезал дырку в черепе в другом месте», — смеется директор.
Во избежание повторной двойки отправился в Брест на годичные курсы подготовки и переподготовки работников культуры. Там было отделение художников-оформителей. Получился год в сплошном искусстве. Ни дискотек, ни девочек, ничего — полная дисциплина.
Конкурс — пять человек на место. С первого раза не поступал практически никто. Если поступали, то ребята искушенные, с художественными школами или техникумами за спиной и набитой рукой.
На третьем курсе купил себе обувную машинку — оршанскую, 22-го класса. В то время в Витебске широко раскинулся рынок на стадионе «Динамо». Хрестоматийная вещевая барахолка. Там Мелех брал кожу, кроил ее и шил обувь. Работники местных предприятий тянули на базар все что угодно. Можно было приобрести полную комплектацию для обуви.
Перекупы толкали ботфорты от «Красного октября» за $35. Себестоимость сапог, которые делал Сергей, составляла $12—15. Они спокойно продавались за $30. Предприимчивый малый. Сам шил, сам продавал. Потому студенческое время прожил неплохо.
А в 1992 году в Питере случилась огромная выставка, связанная с производством обуви и кожгалантереи. Втроем (с однокашником и куратором) прыгнули в поезд Брест — Санкт-Петербург и укатили ловить впечатления. Полуавтоматические машины, даже мини-цеха, в которых производилась обувь: кроссовки, желтые ботинки. Все это после дома, где по талонам реализовывали строгие черные однообразные туфли… От впечатлений у парня немного случился взрыв мозгов.
Отгрохать фабрику до развала Союза в Белоозерске не удалось, хотя помещения почти приняли итоговые очертания. Проект, который в прошлой жизни курировал главкомспорта СССР, в 1992-м стал заботой Национального олимпийского комитета Беларуси. Достаточно долго все площади завода находились в собственности Минспорта. Когда решался вопрос о недострое, в состав акционеров вошел Бобруйский кожевенный комбинат, который и завершил стройку.
Встал вопрос о привлечении иностранного инвестора. По плану ребята из-за границы должны были привезти с собой технологии и богатый ассортимент. К Белоозерску присматривались испанцы из фирмы Kelme, немцы из Adidas и корейцы, названия которых никто уже не помнит.
Победили испанцы.
Adidas в Беларуси не случилось, потому что Kelme предложили наиболее дешевый вариант реализации проекта. Платить за оборудование все равно приходилось белорусской стороне. В итоге в испанском банке «Бильбао» была открыта кредитная линия под гарантию белорусского правительства.
В 1995 году предприятие запустили. «Белкельме» стартовал.
Мелех проходил преддипломную практику в минском Доме моделей (здание с горельефом «Солидарность» на Немиге) и по распределению отправился домой дипломированным художником-модельером.
Тогдашний директор посмотрел на проекты моделей, которые восторженный выпускник привез с собой, и сказал: «Знаешь что… А нам не нужны художники-модельеры. Конструкторы даже не нужны. Испанцы поставляют ассортимент и материалы… Если хочешь, поработай пока в отделе снабжения».
После отдела снабжения Мелех долгое время занимался сбытом и маркетингом. Напрямую с дизайном и разработкой связан не был, но всегда находился где-то рядом. Участвовал в отборе моделей, в формировании ассортимента, в согласованиях с испанцами.
Их тут поначалу было много. Предприятие снимало иностранцам квартиры в Белоозерске. Технического директора звали Луис Альберто. Коммерческим был Антонио Килес, один из братьев Килес, которые основали Kelme. Мелех говорит, ему очень нравились дни легкой промышленности. Испанцы активно участвовали в подобных праздниках. А по выходным играли с белорусами в футбол на школьных стадионах.
Приезжие ребята были горячими. Заводились, взрывались, кипели, но через десять минут успокаивались и все у них в жизни становилось замечательно. Белорусы на их фоне смотрелись сдержаннее.
Мелех вспоминает, что стороны не могли прийти к согласию по ассортименту.
— Испанский рынок и рынок постсоветского пространства, на который изначально делалась ставка, разные. Для них не всегда была понятна ситуация сезонности продаж. Климат там помягче и поровнее. А чтобы продать зимний ассортимент, товар должен быть в Беларуси как минимум осенью. Летний — уже ранней весной. Испанцы этого не понимали. Очень часто случалось, что мы не попадали в сезон. Плюс как такового теплого ассортимента у них и не было. Пока нам что-то зимнее привезут, глядишь, уже и лето скоро. Это утрировано, конечно, но подходит для описания ситуации.
Порой происходили огненные споры. Кабинет, длинный стол, с одной стороны — испанцы, с другой — белорусы, где-то посредине — переводчик, который транслирует информацию на бешеной скорости. Мужчины общаются и начинают заводиться. Когда эмоция бурлит, переводчик все равно не останавливается. Работа такая.
Продукция «Белкельме» продавалась. Но нюансов хватало, и они не позволяли уверенно стоять на ногах. В 2000-м в Беларусь активно хлынули Nike, Reebok, Adidas, Lotto, Kappa, Umbro. Конкуренция обострилась. Площадки мировых брендов уже размещались в Китае и Вьетнаме. Потому как производство подошвы для спортивной обуви трудоемкое, вредное и сложное. Если бы сборка происходила в Европе, готовые изделия стоили бы колоссальных денег.
— Я возглавлял маркетинг, по сути, был заместителем коммерческого директора Антонио Килеса. Он не знал русского, я не знал испанского, но мы друг друга понимали. Когда находишься в постоянном контакте, хватает ограниченного количества профессиональных терминов. Ну и переводчиков на предприятии была целая бригада. В один прекрасный момент (шел, кажется, 2006-й) после очередного собрания Антонио сказал мне: «Все! Испания больше не будет участвовать в этом проекте. Ищи работу, Сергей. Здесь через полгода будет висеть амбарный замок».
Мелех, напротив, завелся. Стало любопытно. Хотелось понять, есть ли жизнь после испанцев, и показать их неправоту.
Kelme формировали ассортиментную политику предприятия, давали коллекции и поставляли под них материалы.
— Предприятие было не совсем полноценным. В производственном цикле не хватало научно-исследовательского и опытно-конструкторского звеньев. Стали формировать конструкторский отдел. Благо Витебский технологический институт тогда готовил кадры.
В 2008-м испанцы не подписали контракт на использование торговой марки Kelme — лапки льва когтями вверх. На белоозерской обуви начали писать «Белкельме». Лапка льва стала лапкой волка и чуть поменяла наклон. Но проблема состояла в том, что точно такую же уже использовал немецкий производитель туристической экипировки Jack Wolfskin.
— Сейчас мы выпускаем спортивную обувь под брендом Spotter. Предлагал переходить на него полностью уже тогда. А предыдущий руководитель не хотел уходить далеко от Kelme и лапки. Jack Wolfskin тогда была мало представлена не только в Беларуси, но и в России, но все понимали, что фирма придет на наш рынок, и тогда начнутся проблемы.
Примерно так и случилось в 2014 году. Счет не выставили, стороны договорились, что «Белкельме» больше не будет использовать лапку волка.
— Когда строили фабрику, планировали, что предприятие будет выпускать под 1 млн 200 тыс. пар. А «Белкельме» максимум выпускала 360 тыс. пар. В 2013-м под реализацию инвестдоговора образовалось еще одно предприятие, с российскими деньгами — Denvis. Приобрели новое оборудование, поставили. Маленькое предприятие по производству мужской обуви. Я возглавил его.
Кризисы добили «Белкельме». Мелех, который стал директором в 2015-м, говорит, что оно и так не очень крепко стояло на ногах.
— Когда предприятие начинает работать неритмично и нестабильно, вся затратная часть на единицу товара увеличивается. Рентабельность падает. Ценник упирается в потолок. Надо быть честным, период 2013—2017 годов фабрика провела в коме. В прошлом году снежный ком проблем поглотил ее. Предприятие признали банкротом. Оно как бы еще живо, но находится в процессе ликвидации.
Потеря 300—350 рабочих (тем более узких специалистов) в почти 13-тысячном Белоозерске — это удар. Проблемой озаботились исполкомы и «Беллегпром». Стартовали поиски инвестора. Был даже вариант с воссоединением фабрики и испанцев, но не случилось.
— Обидно, столько лет… Хотя, наверное, у каждого предприятия есть свой жизненный цикл. Пик «Белкельме» прошел. Благо нашелся инвестор. Мы оказались частью Marko и начали новую жизнь. Люди остались те же. С 2007 года мы наработали неиспанский ассортимент. Так что в некоторых моделях угадывается «Белкельме». Инвестор сохранил производство спортивной обуви, добавил комнатную, литьевую, рабочую, пляжную, хозяйственную.
Мелех водит нас по цехам и коридорам, пахнет свежей краской и перспективами. Мы, понятно, не знаем всего, но чисто внешне на фабрике все нормально. Чувствуется ток жизни. Предприятие теперь называется «Вердимар», за год готово выпустить больше миллиона пар продукции. От «Белкельме» остались только воспоминания.
— Хорошо, что хорошие. «Белкельме» — уникальная история. Это продукт эпох, которые сменяли друг друга. В нынешнее время что-то подобное вряд ли бы случилось. Это чем-то похоже на работу Adidas в Москве. Проект также был не самым долгосрочным. «Вердимар» — другая история. Но я считаю наследником «Белкельме» бренд Spotter.
— У вас два образования, большой опыт. Почему не уехали отсюда?
— Работа не дала. Не знаю, может, если бы искал в России, Минске или Витебске… Спрашивал у столичных коллег, как им трудится, и понимал, что у меня работа интереснее. Пусть предприятие и находится в маленьком городке. Мне было интересно, хотелось развиваться. Жизнь давала возможность. С 1995 года был на пике каких-то актуальных событий. Переговоры с испанцами, формирование ассортимента, участие в выставках. Классный жизненный этап.
Швейные машины в каталоге Onliner
«Кроссовки. Обсуждаем все!» для ценителей, заинтересованных и желающих узнать что-то новое
Кстати, есть вариант зацепить кроссовки на «Барахолке» Onliner
Читайте также:
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!
Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by