Сегодня Минский областной суд на выездном заседании продолжил рассматривать дело, связанное со смертью рядового Александра Коржича. Это первое слушание после перерыва: следователи проверяли факты давления на обвиняемых. Onliner.by ведет прямую текстовую трансляцию из зала суда.
Читать на OnlínerНапомним, на скамье подсудимых трое военнослужащих — непосредственные командиры из роты, где служил погибший. Это Евгений Барановский, Егор Скуратович и Антон Вяжевич. Старшему из них — 23 года. Подсудимые обвиняются в совершении преступлений, предусмотренных ч. 1, 2 ст. 430 и ч. 3 ст. 455 УК. Один из них также обвиняется по ч. 1 ст. 205 УК.
Суд допрашивает свидетеля Виолетту Дятел — двоюродную сестру Саши Коржича.
— У нас очень близкие отношения, почти родные. Мы жили и вместе, и рядом. Росли с ним вместе с детства. Саша жил в хорошей семье, как и все дети, ходил в сад, учился в школе. Проблем не было, ни в какие истории не попадал. Как и все дети, болел простудными заболеваниями. А перед армией жаловался — сердце у него иногда побаливало. Я знаю, сколько я работаю в больнице, он ко мне приходил, мы делали кардиограммы — у него был пролапс митрального клапана. Саша был очень общительный, у него было много друзей. Когда он ушел в армию, мы не переживали: знали, что у него там проблем не будет.
Он ходил на карате несколько лет, занимался еще в школе. Они ездили на какие-то соревнования. В школе он учился хорошо и окончил 11 классов. Он окончил колледж, а потом работал на станции — чинил машины. У него все получалось, и нам машину ремонтировал. Он понимал в этом.
У него было много друзей. Илья Козубовский — близкий друг, вместе работали. Дима Казак — с Сашей они вместе с детства росли. Саша Мозоль — тоже хорошо общались.
У меня есть копия повестки — он с ней приехал к нам домой и сказал: «Меня берут в армию. Отслужу — не хочу никуда бегать: здесь мама, бабушка, племянники». Посидели, поговорили. Это было в мае 2017 года. 19 мая ему нужно было вернуться на сбор. Накануне вечером отпраздновали, провели его, а утром поехали на сборы, потом провели его на вокзал. Стояли, прощались.
Потом мы все время были на связи. Их привезли в Брест, а через два часа он позвонил и сказал: «Мы на вокзале, нас везут куда-то». Потом узнал и сказал, что везут в Печи. Там и слезы были, и все такое. Говорил, что даже воды не дают, никуда не пускают.
Мы ездили на присягу 10 июня. Я, мама моя и два Сашиных друга — тетя Света не смогла поехать, потому что работала. Накануне он заболел, сказал, что температура. Мы набрали антибиотиков. По нему видно было, что приболел: был бледный.
Ничего такого он нам не рассказывал. Говорил, как тренировались, какая подготовка была. Тяжело, сказал, режим соблюдать. Ранний подъем, в десять отбой. Про какие-то противоправные действия он ничего не рассказывал.
Потом где-то в июле ездила мама, а потом их перевели в третью школу. И Саша мне тогда звонил и рассказал случай: ночью проснулся, услышал то ли шум, то ли шорох. Захожу в туалет, а там висит парень. Я испугался, схватил за ноги, приподнял и стал звать, но никто не подошел. Потом три солдата проснулись. Мы, как могли, оказывали ему помощь. Потом сержанты с ним утром поговорили. Я не знаю, про кого конкретно шла речь, сказал — просто солдат.
Он сказал, что очень испугался и несколько дней не мог спать после этого: тряслись руки и ноги. Еще рассказывал, что ходили и казарму разбирали, нашли какие-то письма сержантов. Выполняли разные работы, красили бордюры. Он в основном звонил в выходные дни. Я спрашивала: «Чего ты звонишь с чужого номера телефона?» А он отвечал: «А нам не выдали наши». Звонил в основном по воскресеньям, но иногда и в будние дни.
Саша рассказывал про двух сержантов. Сказал, что один из них (я думаю, что это Барановский, потому что его звали Бэран) ушел и пропал ночью, а потом вернулся в нетрезвом состоянии. Его солдаты искали и не могли найти. А потом он утром вернулся. Говорил, что сержанты могли перевернуть кровати, выбрасывали все из тумбочек. Однажды еще рассказывал, что заставили убирать в туалете. Все по возможности убрали, а потом пришел сержант и сказал, что плохо все сделали, плохо пахнет. Саша сказал: «А как мне сделать, чтобы пахло приятно?» — «А ты не знаешь? Бери зубную пасту и натирай швы». Еще рассказывал, что сержанты вымазали стены кремом для обуви, а потом заставляли солдат убирать это, чистить. Рассказывал, что сержанты привели в казарму девушек — одну или две. Я еще спросила, как такое возможно. Школа ведь прямо возле КПП.
Помощи Саша не просил. Я говорила: «Давай я приеду, помогу». Он отвечал: «Не надо, у нас так не принято». Про побои я спрашивала, но он никогда мне ничего не рассказывал. Мы с Сашей договорились еще перед армией, что я ему буду оплачивать телефон. Мы несколько раз переводили ему деньги на карточку. Он говорил, что в армии можно все купить. Мы ему все с мамой отправляли, но однажды отправили посылку, а он ее только через месяц получил. Сказал, что проще на месте все купить. Еще рассказывал, что для того, чтобы постирать форму, нужно было заплатить два или три рубля.
Дальше Виолетта описывает период, когда Александр Коржич заболел.
— Где-то в конце августа он стал жаловаться, что заболел. Спросила: «Чем лечат?» Сказал, что на ночь колют димедрол, а днем дают валерьянку. Попросил прислать лекарства, я ему все по списку выслала. Он получил посылку 20 сентября. Саша говорил, что ничем не лечат, что ничего там нет. Потом позвонил и сказал: «Все, меня выписывают». Про медроту сказал, что заболел.
Еще в сентябре он позвонил и сказал, что сердце покалывает. Говорил, что из медкарты вырваны страницы — там, где он проходил УЗИ. Попросил съездить за копией. Мне, наверное, даже кто-то из сержантов звонил. Это было так: я отвезла детей в сад. Сначала позвонил Саша и сказал, что даже элементарную ЭКГ не сделать. Пришли мне хотя бы то УЗИ, которое уже делали. Я спросила: «Им разве сложно сделать кардиограмму?» Потом следом кто-то позвонил и представился. Я не помню, кто именно. Сказал, что какой-то начальник.
Мы поговорили с Сашей. Он попросил прислать антибиотики и какие-нибудь витамины для сердца. Сказал, что в армии ему дают валерьянку.
Посылку и письмо с результатами УЗИ я отправила. Он перезвонил дня через два и сказал, что все получил. Последний разговор был в выходной день, в воскресенье. Я спросила про здоровье. Сказал, что нормально себя чувствует и через два дня его выписывают. Я спрашивала про телефон, он сказал, что его не принесли сержанты.
Когда Саша перестал выходить на связь, я стала звонить по тем номерам, с которых он мне звонил. Но никто не отвечал. Мне позвонила бабушка, плакала, что убили ребенка. Я с тетей созвонилась, позвонила Илье Козубовскому. Мы сели в машину и поехали туда на место.
С сослуживцами я общалась, когда они приехали на похороны. Саша рассказывал, что, когда на экскурсии возили, не кормили утром. Солдаты стояли на улице, мне стало их жалко. Я купила им печенье и воды. Но они боялись есть, пришлось спрашивать у командира разрешение. Я спрашивала, что случилось. Но как они могли что-то сказать, когда командир рядом стоит? Сказали: «Мы сами не знаем, что случилось. Саша был хорошим парнем».
Он не мог сам это сделать. Я никогда в это не поверю. Мы разговаривали с ним, он деток моих очень любил, они его ждали. Мой ребенок до сих пор про него спрашивает.
Виолетта рассказывает, что Саша Коржич расстался с девушкой перед армией. Сказал ей, что не хочет переживаний. Расстались спокойно — никаких душевных терзаний он по этому поводу не испытывал. По словам двоюродной сестры, на работе у него были хорошие отношения, его ждали из армии.
Гособвинитель зачитывает протоколы допроса Виолетты. Там сказано, что Коржич в разговорах с двоюродной сестрой рассказывал про двух сержантов: «Сказал, что они нелюди — звери какие-то. Что разговаривают только матом, заставляют убирать туалет зубной щеткой. Первый сержант — Бэран. Второго я просто не помню».
Также Коржич рассказывал, что их заставляли ночью отжиматься, не давали спать. Когда засыпал, они переворачивали кровать вместе с тобой. Зачинщиком он называл кого-то по кличке Бэран. Говорил, что сержанты — просто садисты.
Также в показаниях Виолетты указано, что Коржичу переводили 30—50 рублей в неделю. Он говорил, что деньги нужны, чтобы сходить в магазин. Но однажды обмолвился: «Лучше я им заплачу, чем они мне будут дурить голову». В суде Виолетта высказывает предположение, что откупиться Коржич хотел от сержантов, которые заставляли чистить туалет.
Судья уточняет, звонил ли Барановский сестре Коржича. Тот подтверждает, что он звонил Виолетте: «Саша сказал, что врач потребовал выписку. Мы сначала матери позвонили, а потом позвонили сестре. И она сказала, что вышлет. Меня отправили с ним в медпункт, поэтому я позвонил. Я ему предложил: „На сам позвони“. Но он ответил: „Лучше вы позвоните“. Я позвонил, представился».
Суд переходит к допросу свидетеля Сергея Дятла — это муж двоюродной сестры Александра Коржича. Он врач — травматолог-ортопед.
— Я знаю Александра лет 12 — с момента знакомства с моей женой. Добрый, мягкий, отзывчивый мальчик. И в то время, как он был подростком, и когда стал постарше. Никаких конфликтов между нами не было.
Физически он был развит несильно, был астеником. Увлекался мотороллерами, а когда стал старше — машинами. С этим и работу свою связал. Работал на фирме отца своего друга — Козубовского.
Были такие нюансы: ему давали отсрочку, потом снова призывали. Он сказал, что пойдет служить, чтобы не находиться в подвешенном состоянии. Последний раз я видел его на присяге. Он был грустным, но никаких жалоб не высказывал. Я ему задавал вопросы по телефону, есть ли проблемы. Он всегда четко и уверенно говорил, что проблем нет.
У него была банковская карточка, на которую он получил последнюю зарплату — 500 рублей. Я ему говорил, чтобы он не брал карточку, но он все равно ее взял. Знаю, что деньги ему переводили моя жена и мама Саши.
По телефону после присяги я с ним разговаривал несколько раз, но кратко. Он не жаловался. Супруга не говорила, что есть какие-то существенные проблемы. Рассказывала, что у Саши проблемы с телефоном — батарейка старая, он быстро разряжается. Мы купили ему новый телефон. Когда он начинал служить, он все время звонил по выходным, но потом начал звонить и в будние дни. Я спросил у супруги, как так, и она мне ответила, что есть способ выкупить мобильный телефон. У кого-то нужно было их выкупать, но я не могу вспомнить, у кого именно.
Мы приехали в Печи. Долго не могли найти командира хоть какого-нибудь. Потом кто-то вышел — я не знаю, кто конкретно. Сказал, что Сашу уже увезли и увидеть его мы не сможем. Сказали, что нужно ждать утра, когда будет какая-то информация.
Я визуально осматривал труп Саши на следующий день в шесть часов вечера в морге в Борисове. Осматривал визуально на предмет целостности конечностей, потому что он уже был одет. Конечности были целы, труп был загримирован, поэтому визуально я ничего не обнаружил. Тогда. Когда Сашу переодевали и осматривали тело моя жена, мама, бабушка, тетя, я в это время там не присутствовал.
4 октября мы возвращались из Борисова своим ходом, а Сашу увезли в сопровождении офицеров и солдат. Привезли, подняли в квартиру. Незадолго до похорон приехала группа солдат из части с офицерами. Все вместе поехали на кладбище. Я с военнослужащими общался. Мне сказали просто и понятно: он совершил суицид. Никаких других вариантов никто не высказывал. С сослуживцами Саши пообщаться не было возможности — лично мне никто ничего не сказал.
Сергею показывают снимки, сделанные после смерти Александра Коржича. Происхождение повреждений он комментировать не готов: «Я не судмедэксперт, я — врач-травматолог». Также Сергей говорит, что в Борисове эксперт не настроен был разговаривать, он просто удалился, сказал, что это не его обязанность.
Суд переходит к допросу Ильи Козубовского — близкого друга Александра Коржича.
— Я знаю Сашу с 12 лет, могу охарактеризовать его только положительно. Он всем помогал, мы хорошо общались и работали вместе, помогали друг другу. Конфликты Саша старался решить на словах. Знаю, что с сердцем у него что-то было: жаловался, что периодически кололо.
Раньше Саша занимался спортом, подтягивался. Он не был крепкий, здоровый, но среднего телосложения. Увлекался машинами и их ремонтом. После учебы пошел на работу в «АвтоШанс» — я работаю там же. На ногах он стоял крепко и всегда старался работать больше — начал делать ремонт в доме. Он говорил: «Отслужу и все — дальше буду работать, машину куплю». Хотел дальше заниматься своими делами, бизнес открыть.
До присяги он никаких жалоб не высказывал. Мы созванивались по телефону раз в неделю. Когда он просил перечислить деньги или положить их на телефон, я ему помогал. По месту службы я посещал его два раза. На присяге и 16 июля. Ничего конкретного в первый раз он не говорил, а во второй раз мы приехали с друзьями. Мы встретились возле буфета, посидели и пообщались. Насчет службы он говорил, что два ненормальных и один нормальный. Или наоборот. Ничего особого про них не рассказывал. Про конкретных людей он не говорил и про противоправные действия не рассказывал. Жалоб от него никаких не поступало.
Все началось с того, как он начал болеть. Мы созванивались и переписывались: у него была температура, но нормально вылечить его не могли. Вроде подлечился, но потом опять сердце начало болеть. Его отправили в медпункт, и он жаловался, что там даже не знают, как давление померить. Дали валерьянку, и все на этом.
Последний раз я с ним общался, когда он позвонил с неизвестного номера. Он мне позвонил и попросил скинуть денег на телефон. Спросил, как дела. Он ответил, что нормально, и пообещал вечером перезвонить. Но так и не перезвонил. Это было за две недели до случившегося.
Я узнал о случившемся от его двоюродной сестры. Я позвонил его маме, она сказала, что ей сообщили: «Ваш сын повесился». Я заехал, и мы поехали в Печи. Я его знаю, он не мог этого сам сделать. Во время армии он ни на что не жаловался, и таких мыслей у него никогда не возникало — ни до, ни во время службы.
Суд допрашивает свидетеля Сергея Будкевича. Он являлся ответственным за здание медицинской роты и подсобное помещение, где было найдено тело Коржича, с 2015 по 2017 год вместе с командиром роты.
3 и 11 октября он присутствовал при осмотре подсобного помещения, где было найдено тело Коржича. Он отмечает, что в помещении отсутствовал свет. В течение 2017 года ни одна лампочка не была закуплена. В подвалах они горели хорошо, но их приходилось выкручивать, чтобы заменять перегоревшие в других помещениях. Весь 2017 год освещение в подвальном помещении отсутствовало.
Дверной замок находился в неисправном положении месяца два. О неисправностях он устно докладывал неоднократно командиру роты. Но ценностей там не хранилось, поэтому ничего не предпринималось.
От подвала был один ключ, он хранился в медроте у медицинской сестры. Сергей открывал дверь, военнослужащие брали инвентарь и осуществляли уборку.
Адвокат Светланы Коржич говорит, что в ходе осмотра были обнаружены канистры с горюче-смазочным материалом.
— Я этого даже не знал, — говорит Сергей. — 3 октября их там не было точно.
— А лестница, лом, лопата?
— Могли быть.
— Каждая уборка территории была в вашем присутствии?
— Или в присутствии дежурного врача.
— В вашем присутствии кто-то из военнослужащих спускался вниз подвала?
— Я такого не помню.
При этом Будкевич утверждает, что подвальное помещение не освещалось весь 2017 год и два месяца в нем был неисправен замок. Там находился только уборочный инвентарь и ничего ценного не имелось, поэтому «все это спустили».
Напомним, 3 октября прошлого года в подвале одного из строений на территории учебки в Печах было найдено тело солдата-срочника Александра Коржича. Согласно предварительным данным, причиной смерти явилась механическая асфиксия от сдавливания органов шеи петлей от ремня при повешении. Полковник Константин Чернецкий был освобожден от должности начальника 72-го гвардейского объединенного учебного центра подготовки прапорщиков и младших специалистов Вооруженных сил. По результатам проводимой военным ведомством проверки за непринятие исчерпывающих мер по поддержанию строгого уставного порядка министром обороны принято решение об отстранении от должностей командира и ряда должностных лиц командования воинской части, в которой проходил службу рядовой Александр Коржич, а также тех, кому военнослужащий был непосредственно подчинен по службе. По факту гибели солдата в Печах было возбуждено 13 уголовных дел, Следственный комитет сообщал о десяти военнослужащих, которым было предъявлено обвинение.
Читайте также:
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!