Напомним, обвиняемых трое: Евгений Барановский, Егор Скуратович и Антон Вяжевич. Старшему из них — 23 года. Подсудимые обвиняются в совершении преступлений, предусмотренных ч. 1, 2 ст. 430 и ч. 3 ст. 455 УК. Один из них также обвиняется по ч. 1 ст. 205 УК.

---

10:30

Первым допрашивают командира отделения, в котором служил Александр Коржич, Евгения Барановского.

Барановский говорит, что не принимал торжественную присягу. Почему это произошло, сейчас вспомнить не может. Говорит, что только расписывался в бланке присяги.

— Я был призван 17 мая 2017 года в Печи. Проходил там курс молодого бойца до 7 июля, потом проходил обучение на наводчика орудия танка. В ноябре остался там постоянно, получил звание младший сержант, затем в мае получил сержанта. Курсов мы не проходили, обучения не было. Собрали военники, никто нас не назначал. Просто в военник вписали — командир отделения. Во время курса молодого бойца я задействован не был и временно исполнял обязанности командира взвода. С июля по октябрь я был командиром отделения — в него входило 11 человек.

Гособвинитель настойчиво пытается уточнить у Барановского, в связи с чем ему было присвоено звание сержанта.

— Я думаю, что пришел срок службы.

— Какая разница между начальником по воинскому званию и между начальником по служебному положению? — уточняет гособвинитель.

— На данный момент я не могу пояснить. Прошло много времени.

— Является командир отделения, сержант начальником для своих рядовых?

— Начальником по воинскому званию да.

Гособвинитель настойчиво пытается уточнить статус командира отделения. Барановский не может вспомнить. Адвокат обвиняемого просит суд снять вопрос.

— Являлись ли вы должностным лицом?

— Не могу сказать.

— Вы согласны, что вы являлись должностным лицом? — уточняет судья.

— Нет, я не согласен.

— Можете обосновать?

— Нет, не могу.

— Можете рассказать свои должностные обязанности? — продолжает задавать вопросы гособвинитель.

— Не помню их.

— А раньше знали?

— Раньше знал.

— Выполняли их?

— Выполнял.

— В полном объеме?

— Не в полном, но выполнял.

Далее гособвинитель уточняет у Барановского информацию по поводу пользования военнослужащими телефоном на территории части.

— Что вам известно по поводу эксплуатации военнослужащими мобильных телефонов?

— В свободное время. Получали телефоны только на выходные, но они могли также брать в свободное время и по строгой необходимости.

— Вы должны были пресекать пользование военнослужащими телефонами на территории части.

— Да, я знал об этом.

— Какими телефонами запрещено было пользоваться военнослужащим?

— С камерой, с диктофоном, с выходом в интернет, с флешкой.

— При выявлении фактов пользования телефоном каков порядок ваших действий?

— Забрать. Доложить командиру роты. Если телефон забрали, его должны были передать родителям. Как происходило на самом деле, я не знаю.

— Как оформляют сдачу телефонов командиру роты?

— Они пофамильно подходят, сдают телефон под подпись и кладут их в ящик.

— Как командир отделения, вы разъясняли военнослужащим порядок сдачи телефонов?

— Нет, этим занимались офицеры.

— Вы вправе получить у командира телефоны и выдать их военнослужащим?

— Нет, я такого права не имел. Но когда ко мне подходили и просили, я спрашивал у командира роты.

— В какое время военнослужащие пользовались телефонами?

— В воскресенье стопудово, ну и по необходимости подходили.

— Вы видели, чтобы военнослужащие пользовались мобильными телефонами в запрещенное время?

— Нет, такие факты мне неизвестны.

Гособвинитель зачитывает эпизоды с участием Барановского, когда он якобы разрешал пользоваться военнослужащим неуставными мобильными телефонами за деньги.

— Я не считаю, что это была взятка. Это было злоупотребление властью. Как только они прибыли, ко мне зашли рядовые с просьбой выкупить мобильные телефоны. Я сначала отказался, но постоянно подходили ко мне. Я согласился. Он мне сказал, какие у них расценки были, и я на них согласился.

— Вы приняли 30 рублей. Согласны?

— 30 рублей не знаю… Мне кажется, что 20 рублей. Злоупотребил немножко. При мне этими мобильными телефонами никто никогда не пользовался. С самой статьей я не согласен, я не брал взятки.

— Поясните, почему вы не согласны?

— Обосновать я не могу.

— Откуда вам известно понятие «злоупотребление властью»?

— Я уже не помню.

— Что вы можете пояснить по поводу эпизода с военнослужащим Аскерко?

— По поводу Аскерко я пояснить ничего не могу. Я узнал, что у него есть мобильный телефон только после того, как его изъял командир роты. Деньги я не брал у него.

— Эпизод с Коржичем.

— Подходил ко мне Коржич с тем же вопросом, с просьбой разрешить пользоваться неуставным мобильным телефоном. Я принял 40 рублей, но не в качестве взятки. Это было злоупотребление.

— В связи с чем вы получили от Коржича 40 рублей?

— Не могу пояснить.

— Почему вы категорично утверждаете, что это было злоупотребление, а не взятка?

— Я не могу пояснить.

Барановский утверждает, что не видел, чтобы кто-то в его присутствии пользовался неуставными мобильными телефонами.

— Я никогда не видел, чтобы Коржич пользовался при мне мобильным телефоном.

— Известно вам, что он пользовался мобильным телефоном?

— Да, известно. Он у меня его выкупал.

— От кого вам стало известно?

— Ни от кого.

Гособвинитель спрашивает про посещение военнослужащими магазина.

— Подходили, спрашивали, отпрашивались. Чтобы я знал, куда они идут. Время и порядок работы я не знаю. Подходили военнослужащие и говорили, что им нужно сходить в магазин.

Прокурор задает вопрос про Коржича.

— За это время у нас сложились товарищеские отношения с Коржичем. Покупать? Когда-то он покупал, когда-то я. Бывало, что вместе ходили. Я ничего не требовал. На допросах говорил приблизительно. Покупки были, но я не требовал.

— За личные деньги Александр приобретал для вас продукты?

— Бывало, что приобретал. Но я сейчас не помню конкретные эпизоды.

— Вы согласны с обвинением, что вы требовали приобретать продукты за право посещать магазин?

— Нет. Я не согласен, что это взятка. Я не могу описать, что это было.

— Коржич угощал вас? — спрашивает судья.

— Да, он меня угощал, я его иногда угощал. Суммы я сказать не могу.

На все вопросы гособвинителя Барановский отвечает примерно одинаково. Взятки не брал, суммы не помнит, просил военнослужащих приобрести продукты, но не за разрешение посетить магазин. Обстоятельства и условия, на которых покупались продукты, не помнит.

— От меня требовало руководство роты покупать продукты. Тогда я просил купить продукты и передавал их. Сам я это сделать не мог, потому что не всегда имел деньги. Такое я могу сказать по большинству эпизодов. Я никогда ни у кого не требовал. С просьбой подходил. В основном все передавалось командованию роты. Если что-то и брал для себя, то немного.

11:15

Гособвинитель зачитывает эпизоды, связанные с превышением должностных полномочий.

— Какой дисциплинарной властью вы обладаете?

— Я могу им назначить только наряд вне очереди за попустительство по службе.

— Какие еще у вас полномочия?

— Больше никаких.

— До того как объявить дисциплинарное взыскание, что любой начальник должен сделать?

— Построить военнослужащих, вызвать солдата, поставить его перед строем и объявить о взыскании.

— Вы вправе проводить со своими подчиненными занятия по физической подготовке в не установленное для этого время?

— Нет.

— Отжиматься вы их вправе заставлять в не установленное для этого время?

— Нет.

Гособвинитель зачитывает эпизоды, в которых Барановский приказывал военнослужащим отжиматься и замирать на полусогнутых руках.

— Совместно со Скуратовичем никогда такого не было. Что Скуратович делал, я не знаю. Факт, может быть, был. Какое-то попустительство по службе. Если и делалось, то не просто так. Я предупреждал не раз: «Ведите себя хорошо». А это были крайние меры. По поводу этих фактов я ничего сказать не могу, потому что не помню, как это происходило. Перед тем, как это сделать, я предупреждал и не раз, чтобы вели себя хорошо. Они разговаривали в строю и все такое.

— Напоминали военнослужащим о добросовестном выполнении своих обязанностей?

— И не раз. А это были крайние меры.

Барановский утверждает: «Совместно со Скуратовичем я ничего не делал. Ночью я поднимал военнослужащих только два раза. Перед тем, как все это было, они неоднократно предупреждались. Это были крайние меры».

— Крайние меры перед чем?

— Не понял.

— О чем вы хотели предупредить и крайняя мера перед какими действиями?

— Мы постоянно предупреждали, а когда уже довели, отжимались.

— За какие проступки военнослужащие наказывались отжиманиями?

— Кто-то кого-то толкнул… Ну я не знаю. За несвоевременное построение точно такого не было — не знаю, почему потерпевшие так говорят в своих показаниях.

— Почему, когда кто-то кого-то толкнул, вами наказывались все? 

— Коллективная ответственность.

— Известно ли вам, что согласно уставу запрещены коллективные наказания?

— Не могу сказать. Раньше, наверное, знал.

Барановский утверждает, что военнослужащих других взводов он никогда не трогал: «Я не знаю, почему потерпевший Кучинский так говорит».

Барановский рассказывает про эпизоды с воротничками: «Воротнички отрывал, было такое. За полчаса до отбоя у них было достаточно времени их подшить».

Барановский вспоминает один из эпизодов, когда военнослужащие после отбоя отжимались в противогазах.

— Пришел проверяющий, они ничего не слушали, шумели после отбоя. Нервы не выдержали, поэтому они отжимались в противогазах. Их не один раз предупреждали, что такое может произойти, но до них не доходило. Встали все, но по поводу Коржича я не могу сказать. В противогазах отжимались в сентябре — был он в это время или нет, я не вспомню.

— Зачем нужно было отдавать команду надеть противогаз?

— Нервы не выдержали.

— А откуда вам известно про такие методы воспитания?

— Я не помню, откуда мне это известно. Может быть, от кого-то слышал.

— Кто-то отказывался выполнять этот приказ?

— Я не помню. Лучко стало плохо. Он перестал отжиматься и сказал мне об этом. Я сказал, чтобы все встали. Они отжимались недолго — минуты две или три.

Гособвинитель спрашивает: «Как вы думаете, эти действия повлияли на поведение личного состава?» 

— Нет, — отвечает Барановский, но не может объяснить почему.

Барановский рассказывает про эпизод, в котором вымазал унитаз обувным кремом и заставил военнослужащего убирать.

— Я не помню, кто мне сказал, что Сабатович покурил в туалете. Я поставил его перед фактом: либо дежуришь по роте, либо убираешь туалет. Он сказал: «Я лучше выберу туалет». Мы начали спорить. Тогда я пошел и вымазал обувным кремом унитаз. Я не знаю, зачем это сделал. Наверное, нервный срыв.

— Нервный срыв? — уточняет гособвинитель.

— Да, нервы не выдержали.

— У вас до армии были проблемы со здоровьем?

— До армии был спокойный. Но раз призвали, значит годен.

11:50

— Бывали случаи, когда в посылке могли передать водку или мобильный телефон. Поэтому посылки проверяли в помещении казармы. Пару раз проверял я. Мы не должны были этого делать, должны были офицеры, но они говорили это делать нам. Мог приказать либо командир роты, либо заместитель командира роты, — рассказывает Барановский про посылки, которые передавали военнослужащим.

— Вы должны были изымать продукты питания? — уточняет гособвинитель.

— Нет.

Гособвинитель просит пояснить эпизоды, связанные с передачей военнослужащими своим командирам продуктов питания. Барановский снова утверждает, что сержанты не требовали покупать и передавать для них продукты, могли только попросить — большинство из списка передавалось командирам роты: кофе, вафли, сигареты.

— Военнослужащие знали, что вы продукты передаете начальникам?

— Наверное, знали.

— Но ни один потерпевший про начальников не пояснил.

— Я не знаю почему. Наверное, что у них спрашивали, то они и отвечали.

— Почему вы тогда соглашались с показанием и не выясняли этот момент?

— Я с показаниями не соглашался, а свою точку зрения поясняю сейчас.

— Можете пояснить, почему не задавали этот вопрос? — уточняет судья.

— Не могу пояснить.

По словам Барановского, продукты питания он не забирал — военнослужащие сами угощали сержанта. Почему потерпевшие утверждают обратное, он пояснить не смог.

12:20

— По этому могу сказать, что разговор у нас с ним состоялся. Не помню, о чем мы с ним договорились, но денег я от него не получал. Где-то в середине или в конце августа он подходил ко мне с такой просьбой, чтобы его никто не трогал. Я сказал, что надо подумать. Но денег не брал у него. Его никто ни от чего не освобождал. Может быть, отношение стало лучше. Ко мне как-то Коржич подходил и сказал, что у него какой-то конфликт с Вяжевичем. Я сказал: «Забей, не обращай внимания». И он больше ко мне не подходил.

— Коржич предлагал вам за денежное вознаграждение дать ему льготы? — уточняет гособвинитель.

— Был такой разговор. Я сделал вид, что согласился, но денег от него не брал.

Барановский рассказывает эпизод, когда взял у Коржича деньги и ушел в самоволоку: «Я был на охране в воскресенье и самовольно оставил воинскую часть. Я попросил у Коржича, чтобы он одолжил мне 20 рублей. Он сказал, что у него только пять рублей. Он дал мне эти деньги. Утром я вернулся. Я потом хотел вернуть эти деньги, когда он вернется из медроты, но так получилось, что он не вернулся».

— Куда вы потратили пять рублей?

— На такси.

— Когда вы собирались вернуть сумму?

— Когда он вернется из медроты.

— Каким образом?

— Мне сестра и мать переводили деньги.

— Сколько вы получали как командир отделения?

— 19 рублей с копейками.

— Сколько денег вы получали от Александра Коржича за время службы?

— Точно я сказать не могу. 5 рублей получал точно.

12:40

Прокурор задает вопрос по поводу выводов следствия. Там сказано, что действия сержанта повлекли тяжкие последствия, которые привели к самоубийству Александра Коржича.

— Я считаю, что наши действия не могли повлечь тяжких последствий. Ну да, превышали власть. Я даже не знаю, как это объяснить и почему следствие сделало такие выводы.

— Находился Коржич по отношению с остальными военнослужащими в привилегированном положении?

— Нет, такого не было. У меня было ко всем одинаковое отношение, за исключением военнослужащих, из-за которых я ежедневно отхватывал от командиров. Это Осипук, Сабатович, Пешко.

Барановский вспоминает эпизод, когда Александр Коржич пожаловался ему на боли в сердце.

— Он обратился ко мне по поводу того, что у него болит сердце. Я повел Коржича в медпункт, ему померили давление, сделали кардиограмму, дали какие-то лекарства. Возможно, валерьянку. Врач попросил какие-то медицинские документы, которых у Коржича с собой не было. Тогда он попросил меня позвонить его родственникам. Я позвонил Светлане Николаевне. Представился, попросил выписку из медицинской карты. Вроде бы она мне ничего не ответила или связь пропала. Потом он дал номер сестры, мы договорились, и мне в течение недели пришла эта справка. Я передал ее командиру роты. 

— Что мешало ему самому позвонить?

— Я не знаю. У него был мобильный телефон, и мог сам позвонить.

— В разговоре со Светланой Коржич поднимался вопрос о симуляции заболевания?

— Нет. Такого разговора не было.

Ничего конкретного про нахождение Александра Коржича в медроте и его охрану Барановский сказать не смог.

Далее обвиняемый вспоминает о том, как узнал про трагедию.

— Я в тот момент находился на полигоне. Я подошел к Субоцкому и взял у него сигарету. Он мне рассказал, что повесился Коржич. Я как стоял, так и сел. В казарму приехал около трех часов, там никого не было. Про причины этого поступка мне ничего не известно. Со Скуратовичем и Вяжевичем я не обсуждал случившееся.

— Почему тогда потерпевшие говорят о таком эпизоде? — задает вопрос гособвинитель.

— Сидя там, можно говорить все что угодно, — указывает на места для потерпевших Барановский. — Я не знаю, почему они это делают.

14:10

Гособвинитель переходит к ч. 1 ст. 205 УК, по которой обвиняется Евгений Барановский.

— Вам вменяется хищение телефона.

— Я не признаю такое. Данный телефон находился в ящике. Я спросил, чей это телефон. Мне сказали, что Данилюка. Я взял телефон и подошел к нему. Спросил: «Можно я возьму телефон?» Он сказал: «Да, можно». Через пару дней у меня телефон забрал старший лейтенант Ермаченко. После этого я больше телефон не видел. Как потом узнал, его продали. Почему Данилюк давал такие показания на следствии, я не знаю. Но с теми показаниями, которые он давал в суде, я почти согласен. 

— Вы говорили, что продукты питания передавали кому-то из командиров. Вы можете назвать хоть один конкретный случай? — спрашивает гособвинитель.

— Сейчас я этого не вспомню, много времени прошло.

— Конкретные фамилии назвать можете?

— Конкретные факты и конкретное лицо я не назову, потому что прошло много времени.

— Как вы можете объяснить, что ни один потерпевший не рассказал о том, что вы передавали продукты?

— Потому что они не могли знать, что мы кому-то передаем продукты.

Барановский говорит, что продукты передавались старшине и двум офицерам.

— Как это происходило? — задает вопрос судья.

— Просто вызывали в канцелярию сержанта и говорили: нужно то-то и то-то. У солдат просили. Возможно, не говорили про командиров. Возможно, говорили. Я могу эти моменты не вспомнить. Передавали командирам вафли, кофе, сигареты.

14:30

— Какие у вас отношения с Сашей были? Как в ваши руки попал сенсорный телефон? — задает вопрос обвиняемому Светлана Коржич.

— Отношения у меня были не дружеские, но и не служебные. Я ко всем солдатам относился по-человечески.

— За какие заслуги Саша вам покупал продукты питания?

— Я же говорил: иногда он покупал мне, иногда я ему.

Дальше Барановский описывает случай, как к нему попал мобильный телефон Коржича: «Когда у меня сломался телефон, я заметил и подошел к нему: ты не против, если мы вместе будем пользоваться мобильным телефоном? Он согласился».

— В начале июля Саша попал к вам. Вы его непосредственный командир. Если нужны деньги Артуру Вирбалу, вы под конвоем ведете Сашу вместе с пластиковой карточкой.

— Такого не было. Я лично к Вирбалу его не приводил и только на следствии об этом услышал. Я узнал про карточку только после того, как Саша сам мне об этом сказал.

— Где в это время больше двух недель находился Вирбал?

— В отпуске, наверное.

— Вынужденном?

— Вроде бы в вынужденном.

— Со слов мамы Суковенко, он находился в запое.

— Вроде бы.

— Кто требовал, чтобы я переводила Саше деньги на карточку?

— Я об этом услышал только на следствии.

— Какой конфликт между вами случился в середине августа?

— Такого не было. У меня с ним никакого конфликта не было.

— За какие заслуги давались увольнительные и кто их давал?

— Полномочий у нас таких не было. Мы могли попросить, но к нашему мнению никто не прислушивался.

— Вы говорили, что с Коржичем был заключен договор охраны. Почему?

— Я такого не говорил. Я сказал, что такой разговор у меня с Сашей был.

— Сколько вам платили? 

— Мне он не платил.

— Вы могли отказаться от передачи продуктов командирам роты? — задает вопрос адвокат Светланы Коржич.

— Нет, не мог.

— Почему?

— Могли быть последствия.

— Какие?

— Могли ударить или заставить отжиматься. Только все эти наказания были значительнее, чем для рядовых.

Барановский говорит, что в отношении него также случались факты неуставных отношений: его заставляли отжиматься, применяли к нему насилие.

— За проступки моих подчиненных в отношении меня могли применяться взыскания, — сказал обвиняемый.

«Я поступил плохо и признаю противоправность своих действий. Это был для меня значительный урок. Если бы был второй шанс, я совсем по-другому себя повел», — говорит Барановский на вопрос адвоката.

15:35

Гособвинитель оглашает показания Барановского на допросах. На одном из допросов Барановский говорил: «Еще в первый месяц обучения курсантов ко мне подошел рядовой Шилко и предложил дать 30 рублей, чтобы свободно пользоваться мобильным телефоном. Я пообещал, что не буду мешать ему пользоваться телефоном. Взял деньги и половину передал Скуратовичу».

— Я давал такие показания, но не подтверждаю их.

— Почему давали такие показания?

— На меня оказывалось давление сотрудниками КГБ. Я до сих пор в туалет хожу с кровью. Меня очень сильно ударили по почкам, запугивали. Я сообщил об этом следователю, когда переехал в СИЗО №1.

— На вас оказывалось физическое и моральное давление при даче показаний? — уточняет адвокат обвиняемого.

— Да.

— То есть данные написаны вами вынужденно?

— Да.

— Вы написали заявление. Проводилась ли какая-то проверка по этим фактам?

— Мне по поводу проверки ничего не известно, проводилась ли она вообще.

Барановский утверждает, что писал показания на допросе под диктовку следователя, и говорит, что на него оказывалось давление:

— Я возмущался, но мне говорили: «Пиши так, как мы скажем». И я писал.

16:30

Когда зачитывают протоколы допросов, Барановский только изредка соглашается с написанным. По его словам, во многих случаях на него оказывалось давление. В некоторых случаях он не может пояснить, что и при каких обстоятельствах происходило, так как не помнит.

На одном из допросов Барановский рассказал, что он и Вяжевич похитили затвор от автомата. Он рассказал, что это случилось после того, как Ермаченко изъял смартфон у Барановского. Тогда он и Вяжевич достали затвор. После этого Барановский предложил командиру роты обменять затвор на смартфон. По его словам, в тот момент он не задумывался, что совершает противоправные действия. В зале суда Барановский говорит, что эти показания соответствуют действительности.

В зале суда объявлен перерыв до 10 утра завтрашнего дня.

---

О чем шла речь на прошлых заседаниях?

• Как сержанты издевались над рядовыми в воинской части под Борисовом. В Минске началось слушание по делу Александра Коржича
• «Сын рассказывал про метод воспитания — ошейник с иголками». В суде по делу Коржича допрашивают потерпевших
• «Саша говорил, что у него есть боязнь умереть». В суде по делу Коржича допрашивают потерпевших солдат
• «Если нужно кому-то, могу вызвать девушек легкого поведения». В суде по делу Коржича продолжается допрос потерпевших
• Светлана Коржич: «Я впервые на суде услышала про какое-то нервное расстройство, в выписках медиков ничего такого не было»
• «По пути в комендатуру он достал иголку и начал колоть себя в вену». В суде допрашивают свидетеля, который обнаружил тело Александра Коржича
• «Не нужно все вешать только на сержантов». Что говорит прапорщик, пользовавшийся карточкой Коржича
• «Ненахождение офицеров круглосуточно в казарме и позволило сержантам это делать». В суде по делу Коржича дает показания экс-командир центра полковник Чернецкий

---

Напомним, 3 октября прошлого года в подвале одного из строений на территории учебки в Печах было найдено тело солдата-срочника Александра Коржича. Согласно предварительным данным, причиной смерти явилась механическая асфиксия от сдавливания органов шеи петлей от ремня при повешении. Полковник Константин Чернецкий был освобожден от должности начальника 72-го гвардейского объединенного учебного центра подготовки прапорщиков и младших специалистов Вооруженных сил. По результатам проводимой военным ведомством проверки за непринятие исчерпывающих мер по поддержанию строгого уставного порядка министром обороны принято решение об отстранении от должностей командира и ряда должностных лиц командования воинской части, в которой проходил службу рядовой Александр Коржич, а также тех, кому военнослужащий был непосредственно подчинен по службе. По факту гибели солдата в Печах было возбуждено 13 уголовных дел, Следственный комитет сообщал о десяти военнослужащих, которым было предъявлено обвинение.

Читайте также:

• Председатель СК о гибели Коржича: «Сроки расследования продлены, факты неуставных взаимоотношений выявлены и в других частях»
• Генпрокурор о расследовании смерти в Печах: возбуждено порядка 15 уголовных дел, фигурантов столько же
• СК о деле Коржича: обвинение предъявлено 10 военнослужащим, еще 5 находятся в статусе подозреваемых
• СК: повреждений на теле погибшего в Печах Коржича не обнаружено, кроме борозды от петли. Возбуждено 13 уголовных дел
• Лукашенко освободил от должности начальника 72-го объединенного учебного центра в Печах
• Министр обороны принес соболезнования родителям Александра Коржича
• Дело Коржича: следователи сообщили о задержании двух офицеров
• В сентябре в военной части Березы скончался солдат. Минобороны о его смерти и других последних событиях
• После трагедии в Печах от должностей отстранены пять человек, еще четыре уволены из армии
• Лукашенко взял на контроль ситуацию с расследованием в Печах
• «Висел с перевязанными шнурком обуви ногами». Следователи сделали заявление по поводу смерти солдата в Печах и назвали три возможные версии произошедшего
• «В контрактной армии дедовщины быть не может». Почему Беларусь нуждается в реформировании Вооруженных сил?
• «Извините, не уберегли». Что известно про смерть солдата-срочника под Борисовом и что говорят военные?

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!