«Надоело делать вид, что мне не больно», — признается 26-летняя Аня (все имена изменены). Эта ремарка — про всю ее жизнь, хоть взята из воспоминаний девушки о недавних родах, когда швы после кесарева воспалились так, что невозможно было пошевелиться, а все вокруг твердили «потерпи, пройдет». Она пришла на интервью с историей о своем отце, которую прежде не рассказывала никому. Семье важно было сохранить образ благополучия любой ценой. Но в какой-то момент Аня до смерти устала притворяться. Устала делать вид, что не больно. Слишком дорого обходятся скелеты, спрятанные в шкафу.
Читать на OnlínerОчередная история из цикла «Насилие рядом» убеждает в том, что жестокость в семье почти всегда неразрывно связана с тайной, стыдом, вязким туманом родительского послания: «Храни молчание любой ценой!» Публичный позор каминг-аута «Мой муж — алкоголик и садист!» представляется женщине более страшным, чем издевательства над ее же детьми в тишине квартиры. Почему? Тут есть над чем поразмыслить.
— Первые воспоминания из детства у меня такие: я, совсем еще маленькая, сижу на ковре, а отец — в кресле, смотрит телевизор и пьет пиво. Всегда это пиво! Дальше — больше. На праздники он напивался до того, что не стоял на ногах и ходил под себя. Каждый Новый год из моего детства — это слезы и наши с сестрой просьбы под куранты: «Папа, пожалуйста, встань». За любой проступок мы получали по полной — до шрамов. Например, в детском саду он мог ударить головой о шкаф. Если заплачешь — будет еще хуже. Поэтому мы в семье не плакали.
Всю жизнь у меня перед глазами одна картинка: мы с сестрой сидим в комнате заперевшись и боимся пошевелиться. Иногда к нам стучится мама. Она приходит и плачет: отец ударил ее в грудь и в голову, ей больно, она хочет, чтобы мы ее пожалели. У моей мамы рано умерли родители, и ей не с кем было обсудить, нормально это или нет — то, как ведет себя муж? А родители отца твердили, что это мы ненормальные: «Подумаешь, мужик выпивает. Делов-то!»
В какой-то момент Аня останавливает свой рассказ, смотрит на журналистов вопросительно: «Слушайте, ну это всего лишь история про алкоголика. Она правда стóит того, чтобы быть рассказанной?» Стóит, девочка, стóит. Почему же раньше не оказалось рядом никого из адекватных взрослых, способных защитить?
— Моя мама — потрясающая женщина. Но, знаете, такая по-белорусски робкая и стеснительная: «Ой, только б никто не узнал, такой позор!» Поэтому милицию мы никогда не вызывали. Сейчас я так злюсь, что мама не нашла сил сбежать от отца! Она боялась, что мы умрем от голода, что она одна двоих детей не прокормит. Да лучше бы мы умерли от голода, честное слово!
— Когда я училась в третьем классе, ночью мы с сестрой проснулись от странного запаха гари. Открыли дверь — все вокруг в дыму и огне. Мама была на работе. Я, младшая, побежала к соседям за помощью. А моя сестра — скорей на кухню вытаскивать заснувшего пьяного отца. Она спасла его — чудовище, которое устроило пожар, — и на всю жизнь получила ожоги. Приехали пожарные, все потушили. Назвали причину пожара — папа оставил что-то на плите и, пьяный, заснул. Спасатели сказали, что могут дать какую-то справку, мол, он опасен для общества, его можно выписать из квартиры. Но мама побоялась. Отказалась. Мы снова остались вчетвером. Обгоревшие стены и пол — было страшно смотреть. Мы, девочки, своими руками сбивали краску и зачищали пол наждачкой. Двенадцать лет делали в квартире ремонт, с которым люди справляются за три месяца.
После пожара отец Ани закодировался — но лишь на пару месяцев. Потом сорвался. Снова кодировался, снова срывался. Это или что-то другое повлияло на мужчину, но его прежняя жестокость превратилась в настоящий садизм.
— С каждым днем он становился все агрессивнее, у него начались галлюцинации, он путал меня с мамой. Выломал дверь, когда я была в душе, отдернул шторку, стал меня хватать. Сестру душил так, что она кашляла кровью. Поэтому мы боялись выходить из своей комнаты, даже на кухню и в туалет — только бы не попасться отцу на глаза. В комнате у нас всегда стоял детский горшок и какая-нибудь еда. И это в подростковом возрасте, черт возьми! Защищались чем могли: сковородками, берцами. Ножи в доме старались прятать. Я стала вызывать милицию — бесполезно. Придут, заберут его на ночь, а утром он возвращается еще злее. С каждым днем жить становилось все опаснее. Он угрожал, что если будем вызывать милицию, зарежет нас или вилкой глаза выковыряет. До сих пор не могу понять, почему он так с нами обращался? Мы же его не трогали, сидели тихонько в своей комнате. За что, за что он так?.. Этот вечный запах перегара и мочи. Так противно. Я много раз хотела покончить с собой, — со слезами на глазах признается Аня.
— Вы не представляете, каково это — каждый день жить в таком сильном напряжении. Невозможно расслабиться ни на минуту! Шляешься по улице кругами целый день после школы, возвращаешься домой поздно ночью, чтоб все уже заснули, тихонько пробираешься в свою комнату и молишься, чтоб отец не услышал. В 15 лет я впервые сбежала из дома.
Горький парадокс заключается в том, что отчаяния маленькой девочки, а потом уже взрослой Ани никто из окружающих не видел. Семейная система требовала притворяться счастливым ребенком из благополучной семьи. Девушка сама поступила в хороший лицей, затем — на «бюджет» престижного факультета БГУ. Прошла по конкурсу в научный институт Академии наук, собиралась на стажировку в Норвегию, начинала писать кандидатскую. Пока что эти планы поставлены на паузу — пришло время для замужества и декрета.
— Никто не знает, какой ценой дались мне мои пусть и небольшие, но успехи. Когда я поступила на «бюджет» в БГУ, пьяный отец хвастался перед знакомыми. Но что он для этого сделал? Он любит рассказывать, как поил и кормил нас. Как же меня это злит! Чтобы выживать, мне приходилось подрабатывать во время учебы. Я была курьером. Таскала на себе сумки по 20 кило. На улице мороз — минус 20, а я развожу по всему городу эти чертовы пакеты, сил нет, хочется плакать, сжимаю зубы сильней. Где в это время был мой отец?! Писался пьяный под себя?
После очередного пожара, который он устроил, когда мне было 17 лет, у меня начались панические атаки. До сих пор я не могу уснуть, если входная дверь открыта. Прошло десять лет, как я сбежала из дома, но все еще боюсь, что в комнату вломится отец и начнет избивать до крови.
С 15 лет Аня периодически уходила из дома и возвращалась: кроме родительской квартиры ей некуда было идти. Мать девушки не могла уйти от мужа, все повторяла: «А что люди скажут? Это мой крест». Но когда Ане исполнилось 19, женщина все-таки решилась на развод и съехала с квартиры. Старшая дочь вышла замуж и переехала. Аня тоже сейчас живет у своего мужа — правда, в общежитии, на птичьих правах. А двухкомнатная квартира в центре осталась, по словам девушки, в полном распоряжении пьяного чудовища.
— Я злюсь на отца за то, что у меня нет дома! Я хочу быть человеком с домом. Поссорься я с мужем — куда идти? На улицу?.. На самом деле, к этой квартире отец не имеет никакого отношения. Ее построили мамины родители и подарили маме, а папу прописали, потому что он приехал из деревни. Представьте ситуацию: 59-летний человек живет в «двушке» в центре города, приводит туда каких-то бомжей и алкашей, не считает нужным даже платить за «коммуналку», а его дети и бывшая жена должны ютиться неизвестно где! Меня злит наше законодательство! Я обращалась к юристам, но мне сказали, что поскольку отец участвовал в приватизации квартиры, шансов его выписать — ноль. То есть насильник очень хорошо защищен. Сейчас он там пьяный ходит под себя, разбивает бачок унитаза, заливает соседей — и ничего с этим невозможно сделать! Ну как так?! Мама вынуждена оплачивать жировку, хоть там не живет, потому что она собственница квартиры и боится коммунальных долгов. Вот такой расклад: жить в собственной квартире и терпеть ежедневные побои или лишиться жилья, но зато быть в безопасности.
— У меня очень много злости на отца. Прямо ярости! Я злюсь на него за то, что он причинял боль маме и сестре, за то, что превратил нашу жизнь в пытку, за то, что сделал меня тем, кто я есть. Но нет ни одного легального юридического способа наказать его. Остается радоваться, что сегодня я далека от той, прошлой жизни. Я благодарна судьбе за мужа и сына и надеюсь, что мне никогда не придется вернуться к отцу. Это словно страшный сон, который стараешься не вспоминать.
Напоследок мне хочется обратиться к мужчинам, которые зачастую не понимают всей сути домашнего насилия. Давайте вы приедете в квартиру, где живет мой отец, я вас посажу с ним в соседней комнате на неделю — и потом мы поговорим.
Onliner.by продолжает публиковать цикл статей под названием «Насилие рядом». Увы, жестокость, упомянутая, казалось бы, только в фильмах и книгах, может происходить за любой стеной, буквально на расстоянии вытянутой руки. Домашнее, офисное, физическое, экономическое, эмоциональное, сексуальное принуждение со стороны мужчин и женщин, взрослых и детей — мы говорим о каждом виде насилия, задаем вопросы и описываем реальные истории белорусов.
Наша главная цель — это не разобраться с извечными «Что делать?» и «Кто виноват?», а почувствовать сострадание к тем, кто столкнулся с насилием и оказался беззащитен, дать им наконец право голоса. Свои истории вы можете присылать на shumitskaya@gmail.com.
Пока что большинство текстов в нашем цикле — о судьбах женщин, пострадавших от насилия. Дорогие мужчины, уверены, вам тоже есть что сказать. Закрытые учреждения — армии, тюрьмы, интернаты — порождают немало насилия между представителями сильного пола. Пора заговорить об этом вслух. Ждем ваших писем.
Курсы и тренинги в сервисе «Услуги. Onliner»
Читайте также:
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by