«Цены были брутальные: квартира стоила 8000, а пара кроссовок — 2500». Сникерхеды из восьмидесятых о хайпе и идиотизме

Автор: Никита Мелкозеров. Фото: Александр Ружечка
11 августа 2017 в 8:00

Павлу 46. Он в Reebok Blacktop Pump Battleground. Рядом Максим в Nike Air Alpha Force. Ему 45. Оба родились в Витебске и росли в одной тусовке, которая интересовалась кроссовками с середины восьмидесятых. Город маленький, «утюжить» иностранцев было трудно. Многие из них доезжали уже раздетыми. Но чем сложнее предприятие, тем интереснее. С наступлением девяностых появился выбор и пропало приключение, считают мужчины. Они не старые и сварливые, нет. Просто смотрят на вещи трезво. Говорят, кроссовки не могут быть смыслом существования. А не самая адекватная нынешняя мода на них обязательно пройдет. Все проходит.

Читать на Onlíner

Брейк-данс, парниша, Паневежис

1977 год. Павлу 6 с половиной лет, его брату — на 12 больше. Из Польши привезли джинсы и джинсовую куртку Wrangler. Друг брата забрал джинсы, сам брат — куртку. Сказал, что досталась ему за 70 рублей. Правда, джинсы тогда стоили 100—150, а куртки были и того дороже. Возможно, брат скрыл реальную цену.

— У меня в восьмидесятые годы институтская стипендия была примерно 50 рублей. 100 рублей, которые платили за джинсы, — это нормальная зарплата. 200 — хорошая. 300 — очень хорошая. Так что на 70 рублей в конце семидесятых можно было не задумываясь прожить месяц.

У Павла возникли первые волнения по поводу одежды. Тем более быть братом обладателя такой шмотки считалось почетным. В 1979-м он стал заниматься теннисом. В секции познакомился с брендами Adidas, Reebok, Dunlop, Spalding. Затем перешел в стрельбу. Старшие товарищи ездили на спортивные сборы — через них можно было доставать нормальные шмот и обувь.

— Официальный курс доллара на то время был 50—60 копеек. Курс черного рынка — 5—10 рублей за доллар. А при удачном раскладе в поездках моих знакомых выходило один к одному. Иностранцы ценили советскую оптику. Фотоаппарат — 100 рублей, бинокль — 60—70. Не так сложно было их достать. Отыскать же человека, согласного все это отвезти, найти покупателя, взять у него доллары и не потратить на себя самого — намного сложнее.

Витебские ребята котировали баскетбольные кроссовки. Низкие беговые и теннисные их не особо интересовали. В итоге первыми солидными кроссовками Павла стали Air Jordan 1.

— Купил у друга за 350 рублей ($35) в 1990-м. Ношеные. Друг привез их с фестиваля брейк-данса в Паневежисе. Выменял у парниши, чей брат играл в баскетбол за «Жальгирис» и летал в Америку.

«Найки», Рига, валидол

1989 год. Первые кроссовки Максима — Nike Sky Force. Леченые, крашеные, переделанные.

Фото: Sneakerhead.com

Продал их парень из Риги, который уже в то время делал бизнес. В латвийской столице порт. Прибывавшие с рейсов моряки скидывали всякое добро в комиссионные магазины. Парень просыпался и делал обход всех комиссионок. Покупал товар и продавал либо на месте, либо в других городах. Разницу клал в карман.

— Нас объединял брейк-данс. Мы часто ездили в Ленинград и Ригу, ребята оттуда приезжали к нам. Привозили обувь и одежду. Как правило, все было ношеное. Почти все. Если одни убитые кроссовки считались очень крутой собственностью, то у того парня их было двенадцать пар. Я был у него дома. Когда увидел тот ряд, хотел пить валидол. Я просто не мог себе представить, что такое бывает!

Завладев своими первыми «найками», Максим сразу понял, что носить надо аккуратно, иначе никому не продаст. Тем более «лечили» обувь ужасно.

— Как-то вместо профилактики мне поставили каблук. Было смешно. Те убитые Nike стоили очень дорого. Но цену я не запомнил. Никогда бы не подумал, что такая информация станет представлять интерес. А то вытатуировал бы на коже. Свои первые кроссовки я продал. Потом видел в городе на малознакомых людях. А затем уехал в Минск учиться и их судьбу уже не отслеживал.

Карл Маркс, джинсы, нетрудовые доходы

Еще в школе Павел продавал корейские кеды и зарабатывал на них. Потом возил жвачки из Бреста и Гродно. Покупаешь в Минске румынские кроссовки «Томис» за 30 рублей, в Витебске продаешь их за 40. В уголовном кодексе это называлось «нетрудовые доходы». Благо пронесло.

— Время менялось. В 1986 году меня не пустили на первомайскую демонстрацию за то, что я пришел в джинсах. Просто выгнали. Нас таких было трое. И все смотрели на нас с завистью, потому что пошли демонстрировать свое единство с партией на площадь, а не гулять по городу. Но уже в 1988 году я пришел на школьный выпускной в румынских кроссовках «Томис», сделанных под Adidas Super Star, только с кожаным носом, джинсах и джинсовой куртке — и все было нормально.

Об особенностях тогдашней торговли. Однажды Павел купил майку за $0,5 и продал за $20. Получается, прибыли 3900% — в 40 раз выше изначальной стоимости.

— Карлу Марксу с его чахлыми 300% и не снилось, — смеется мужчина. — На меня, помню, однажды наехали какие-то шестерки из комсомола. 1988 год. Дело было на базаре. Мне достались джинсы. Не подошли. Покупателя среди знакомых на тот момент не нашлось. Надо было пристроить. Пришел, повесил джинсы на руку и стал ждать. В итоге появились комсомольцы в пиджаках: «Что ты тут делаешь?» — «Не подошли, продаю». — «А чего не в комиссионку?» — «Там денег нормальных не дадут». Ну, они стали меня воспитывать и угрожать. После этого я перестал любить комсомол окончательно.

Павел показывает журнал 1990 года про кроссовки. Говорит, даже если за него предложат $200, не отдаст. Это уже позднее издание. Первым в Витебске появился каталог 1985 года, который все засматривали до дыр.

— Там были кроссовки Reebok The Pump. Цена — 400 марок (по курсу где-то $250). В 1990-м это было 2500 рублей. «Жигули» стоили 8000. Столько же стоила квартира. Цены были брутальные.

Фото: The Idle Man

Командирские часы, бычье, Ленинград

Еще до поступления Максим «утюжил» на гостинице «Витебск». Лето 1990 года. В СССР по программе People to People приехали американские туристы — в основном молодежь.

— Покупали флаги, шевроны, погоны, шапки, фуражки и набивали ими рюкзаки. Гостиница на углу, рядом универмаг. Шли туда, чтобы милиция не гоняла. И вот на стоянку подъезжал автобус. Мы выходили — типа помочь поднести сумки. Но милиция все равно гоняла. Мол, пристаете к иностранным гражданам, а это срок до трех лет.

У американцев были синие фирменные майки поло. «Утюги» старались надевать такие же, чтобы смешаться с ними и попасть в гостиницу.

— Появилось так называемое бычье. Люди увидели, что мы что-то делаем, но не делимся, — началось вымогательство. Одного нашего парнишку схватили, отвезли за город на какую-то дачу. Сказали, нужно отдать 500 рублей, иначе будет плохо. Все мы собрались и стали считать, на сколько каждый продаст. Правда, у одного из товарищей отец был спортсменом. Он узнал, что это за люди. Оказалось, какие-то его знакомые. Парня отпустили. Потом рассказывал, как ему завязывали глаза, пересаживали из машины в машину. Он реально был напуган. Но продолжил заниматься фарцовкой. Ездил «утюжить» в Ленинград.

«Выутюжить» кроссовки считалось высшим шиком. Но американцы тоже четко знали, чего хотят. Особо ценились командирские часы, чтобы кожаный ремешок, компас и Гагарин.

— Кроссовки — сложная задача. Разувались иностранцы неохотно. Тем более надо что-то носить на ногах. Мы сразу находились, предлагали им купить в универмаге кеды. Они смеялись и говорили: «Спасибо, нет». Кеды действительно были дикими. Сегодня смешно, но это особенность тогдашнего времени.

Клондайк, тунеядец, в коробке

Максим учил немецкий. В 1989-м Максим стал студентом иняза. Однажды по дороге на занятия подошел какой-то парень: «Послушай, ты джинсы продать не хочешь? 30 рублей».«Какие 30 рублей? Давай на твои кроссовки поменяемся».«Они ношеные. Есть новые, могу продать».

Новый знакомый не был студентом. Простой столичный тунеядец. С утра присаживался на трубу возле института и начинал рассматривать людей: «Ты не представляешь, здесь же Клондайк! Я прихожу, ходят какие-то черти, студенты твои, кто-то был на стажировке, кому-то подарили».

Он менял кроссовки на джинсы-пирамиды и турецкие свитеры.

«А что ты им чешешь вообще?»«Говорю, что был выпившим, с меня сняли шмотку. А она товарища, надо отдавать. Выручайте».

Предприимчивый житель столицы предложил своему другу из Витебска новые Reebok СXT.

«Откуда они у тебя?»«Познакомился с каким-то парнем, он ездил в Америку на стажировку. Подарили кроссовки. Но ему кажется, что высокие — это как-то смешно. Вот не знает, куда деть».

Белые с красным, абсолютно новые. Максиму впервые в жизни достались кроссовки в коробке.

— Позвонил другу в Витебск. Он: «Что? Новые? В коробке?» — «Да». — «Да такого быть не может!» — «Говорю тебе». — «Может, еще и шнурки запасные?» — «Ну, вот этого нет». Это была нереальная покупка.

Максим долго решался, чтобы отдать 600 рублей. Сложил их из стипендии, заработков за сопровождение немецких туристов и помощи родителей. Думал отказаться, но понял, что такого ощущения в его жизни больше не будет никогда.

— Когда приехал в Витебск, товарищ сказал: «Можем попробовать продать их за 700». Я отказался. Но как только они стали немножко умирать, скинул рублей за 350.

20 стипендий, сникер-бескультурье, литовское Чикаго

Витебск — город культурный. Не зря тут родился Марк Шагал. Кроссовки с местных никто не снимал. Зато по приезде к соседям можно было увидеть ребят в сникерах из разных пар: один — Adidas, второй — Diadora. Особенно в Паневежисе — литовском Чикаго. Перемешивая кроссовки, их хозяева оберегали себя от наезда быков.

Павел доучился в витебском технологическом на инженера. С 1992-го в Москве, Питере и Минске стали открываться магазины спортивной одежды и обуви. Ажиотаж начал быстро спадать.

— Когда кроссовки были недоступны и их ни у кого не было — это одно. А когда вопрос стоит только в поиске денег на покупку всего, чего только хочется, — это другое. Заходишь в магазин. Стоя́т кроссовки. Сто́ят $100. Ну да, это 20 твоих стипендий. Все на месте, только деньги найди, — вспоминает Павел.

— Приключения закончились. Притягательность ушла, — дополняет Максим. — Тогда было выражение «косить под фирму». Мы выглядели немножко иначе, и нас это заводило. Мы не носили трико с кедами и белой школьной рубашкой. Мы походили на псевдоамериканцев. Тогда это было важно. Мы были маленькими. Это сейчас выделяются только деньги. Тогда имелись другие атрибуты.

Оба мужчины отмечают, что никогда не имели цели собрать коллекцию. У Павла единовременно было максимум 35 пар, сейчас — 25. Потолок у Максима — нынешние 20. На просьбу сделать фотографии оба реагируют разочарованным выдохом. Типа «не дури мне голову».

— Это не то, чем надо гордиться. Это просто наш гардероб. Обувь покупается под шмотки. Шмотки — под обувь. Все кроссовки в но́ске и имеют только функциональное назначение. Мы интересуемся новыми релизами, в курсе того, что происходит в культуре. Но не надо доводить все до фанатизма, до какого-то даже идиотизма. И не надо превращать сникер-культуру в сникер-бескультурье.

Бред, биткоины, ретейл

Расклад такой. В восьмидесятых деньги есть — вещей нет. В девяностых вещи есть — денег нет. В «нулевых» нашелся баланс — и закончился 10—15-летний цикл моды. Ветераны сникер-движения начали ностальгировать. Молодежь подтянулась. Маркетологи больших брендов прочухали «фишку».

— Когда арабский диджей фоткает своего ребенка с кроссовками… Бред. Когда фотографируются, облизывая подошву кроссовок… Тоже бред, — категоричен Павел. — Когда фотографируют домашних животных с кроссовками, я стебусь: «А давайте в кроссовки зальем водичку и пустим туда рыбку».

И Павел, и Максим считают: что такого в Reebok или Nike, которые можно купить в магазине?

— Можно понять коллекционеров определенной марки. Там целая комната Air Force. Очень понимаю покупку за несколько тысяч долларов кроссовок, в которых играл Майкл Джордан. Это вещь, существующая в одном экземпляре, а не масс-маркет.

Фото: Shelflife

Павел развивает мысль о гигантском пузыре.

— Он надувается профессионалами при помощи дилетантов. Но есть очень умная фраза: «Акции фабрики надо продавать тогда, когда все рабочие хотят их купить». Пузырь скоро лопнет, как и все в этом мире. Сдулся тюльпановый пузырь в XVII веке. Сдулся пузырь на рынке недвижимости в Японии в начале девяностых. Сдулся пузырь на рынке белорусской недвижимости несколько лет назад. Думаю, сдуются биткоины. Сдуются и кроссовки. Это заметно уже сейчас. Nike объявляет ретейл следующей модели Air Jordan Spizike ниже, чем у предыдущей. Вместо $175 будет уже $160.

Фото: Kicks On Fire

Перекупы, Nike Air Force, пушечное мясо

На просьбу выбрать лучшую модель кроссовок в истории человечества оба реагируют паузой. В итоге решают, что самая универсальная и удачная модель — первые Nike Air Force.

Фото: Kicks On Fire

— Стандартный крепкий дизайн, проверенная годами модель. Носить можно и осенью, и весной, и летом. Самое смешное, что у меня в шкафу их нет, — улыбается Павел. — А из того, что есть, выделю серию Reebok Black Top.

— По поводу лучшей модели соглашусь с Павлом, — говорит Максим. — Вся линейка очень сильная. Но я бы еще выделил Nike Air Force 180.

Павел распродал часть гардероба в 2012—2013 годах. Кажется, поймал хороший пик. Кроссовки, за которые тогда перекупы отдавали $450, сейчас стоят $350.

— Мы не самые старые сникерхеды Беларуси. Никто вам не скажет, кто самый старый. Мы ветераны движения. Кроссовки — это не смысл нашей жизни. Это не машины, яхты, виллы. Не какие-то супервложения. Мания по кроссовкам — это больше для ребят, которые курят за школой. Да, когда все культурно, красиво и адекватно, можно смотреть на это очень положительно. Мы за культуру. Но без фанатизма… К тому же ветераны по определению не обязаны находиться на передовой. Они могут сидеть в тылу и со смехом наблюдать, как гибнет пушечное мясо. Вот и все.

Ветка «Кроссовки. Обсуждаем все!» на форуме Onliner.by

Читайте также:

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by