Белорусский участник «Евровидения-2016» приехал в родную страну, чтобы снимать «визитку». Хотя в сети уже появились новые ролики с участием Ivan’а. Да, там он тоже голый, но уже без диких животных. Молодой парень из Гомеля под бдительным присмотром Виктора Дробыша за последние пару недель превратился в одну из самых обсуждаемых белорусских персон. Исполнитель поговорил с Onliner.by про «голый» номер и выступления под «минус», любовь к Валерии и Gods Tower, а также соперничество с Максом Коржом и высказывания Юрия Лозы.
Читать на Onlíner— Как настрой?
— Настроение отличное, хотя я почти не спал. Мы очень много репетировали перед прилетом сюда, записали еще одну песню — потом узнаете какую. Перед этой встречей заехали в школу Юзари, пообщались с детьми. Это куча положительных эмоций. Разговариваешь с девочкой, а она тебе: «А я балерина!» И ногу за голову — хоп!
— На каком этапе подготовка к выступлению на «Евровидении»? Что с номером?
— С номером все в порядке, сценография все еще ставится, концепция уже ясна — ключевые моменты понятны. Остается только репетировать. Подтягиваем английскую речь, чтобы все было правильно и грамотно, актерское мастерство. Работы просто уйма.
— Давай подробнее про концепцию. Все мы видели фотографии…
— Да, если вы об этом, то я появлюсь голый.
— Насколько голый?
— Голый, как на фото. Это, собственно, фотографии с репетиции. Что касается волчицы, то ее зовут Шакира. При первом нашем знакомстве я очень нервничал: непонятно было, как поведет себя дикое животное в следующую секунду. Мне повезло: мы сдружились. Шакира начала тереться об меня, и дрессировщики объяснили, что это хороший знак: ей понравился мой запах, она захотела пахнуть так же, как я. Правда, никого не волновало, что я потом был весь в шерсти.
Волк олицетворяет что-то дикое и злое, и мы хотим показать, как природа может подружиться с человеком, как эта неконтролируемая стихия может стать с ним чем-то единым.
— Ты вообще не боишься, что тебя не так поймут? Вот даже в сцене с ДиКаприо и медведицей люди разглядели скрытый сексуальный подтекст.
— Для меня это все очень странно, потому что ничего пошлого в номере нет. Мы отдаем себе отчет в том, что конкурс смотрят дети, что «Евровидение» — это семейное шоу. Наш номер не будет пошлым и вульгарным. Это будет красиво. Хотя это вполне нормально, что кто-то что-то додумывает. Видеть в этом пошлость — личное дело каждого.
— Зоозащитники не обращались?
— А там нет никакого издевательства и насилия над животными. Переговоры по поводу разрешения на участие в номере животных ведет Виктор Яковлевич [Дробыш — прим. Onliner.by], он общается непосредственно с «верхушкой» «Евровидения» в Швеции. Будет, конечно, обидно, если они скажут, что так нельзя.
— Есть запасной вариант?
— Мы его пока даже не обдумывали, если честно. Шоу будет очень зрелищное и яркое, и мы очень сильно рассчитываем на положительный ответ из Стокгольма.
— Вообще, «Евровидение» — это шоу провокаций. Тебе ближе Кончита Вурст с ярким эпатажем или, к примеру, Лорин с крепкой композицией?
— Они обе очень сильные артистки. Кончита для меня — это и эпатаж, и песня, и отличные вокальные данные, и то, как она ведет себя на сцене. Просто выйти на публику в каком-то эпатажном образе недостаточно. Ты ведь все-таки артист и должен нести послание на другую сторону континента. То, что ты выдашь в непонятном виде, который осудят другие люди, не дает тебе стопроцентную победу. Кончита такая, какая есть. Она не старалась эпатировать, она просто была собой. Это невероятная артистка, поет она здорово, держится на сцене прекрасно — с этим никто не поспорит.
— А ты в номере тоже такой, какой есть?
— Да. На все сто процентов [смеется]. Даже двести, наверное.
— Гомельская тусовка — это же суровые металисты. Ты их не разочаровал?
— Нет. В моем выступлении нет ничего плохого. Если кто-то замечает в этом нечто ужасное, то, наверное, с человеком что-то не так. Все хорошо отнеслись к номеру. Даже мама с папой поддержали эту идею: она показалась им интересной.
Мы, кстати, очень долго думали насчет одежды. Проводили фотосессии, изучали «луки». Это очень тонкая грань: если я, например, одеваюсь в кожу, то выгляжу как охотник. Я хочу сказать, что если ты одеваешь какую-то одежду, то сразу становишься кем-то. А ты должен быть просто человеком.
— Тебя самого не коробит резкая перемена? Гомельский андеграунд и — бац! — мир российской поп-музыки.
— Ни в коем случае. Тем более песня сохраняет какое-то роковое звучание. Наверное, посредством использования барабанов, гитар в куплетах и припеве или вокала. Рок остался роком, только немножко видоизменился. Это диктует время.
— Ты сам, играя в рок-группе, слушал артистов Дробыша? Тебе они нравились?
— Да, мне очень нравился дуэт Лепса и Аллегровой, некоторые песни Стаса Пьехи. Но больше всего слушал Валерию: моя мама ее очень любит. Тут такое дело… Понимаете, когда человек слышит русскую поп-музыку, у него сразу штамп: он не хочет воспринимать ее. Поверьте мне, у Виктора Яковлевича замечательные мелодии и гармонии. Просто стоит послушать это, а не просто навешивать ярлыки. Нужно вообще всю музыку уметь слышать. Я это понял, наверное, лет в 15: чем больше ты черпаешь, чем больше ты в себя впитываешь, тем быстрее растешь. Не зря говорят, что у хорошего артиста два штампа, а у невероятно крутого — миллионы. Ты используешь эти штампы и строишь себя.
— Вот Юрий Лоза считает, что Led Zeppelin играть не умели, а Rolling Stones ни разу в жизни гитары хорошо не настроили…
— Здесь я не согласен. Умели они играть — на то они и Led Zeppelin и Rolling Stones. Другое дело — чувство рок-н-ролла, ритма и драйва… Знаете, я попал на концерт Whitesnake в Москве, и Ковердейл часто в принципе не попадал в ноты. Но это было совершенно не важно. Не имело значения, что кто-то забыл гитарную партию, где-то сыграл мимо или не попал в ритм. Ты все равно смотришь на исполнителя и веришь каждому его движению и слову. Дело не в точности попаданий, не в настроенных гитарах, а в чем-то внутреннем — в необъяснимой энергии, химии. Можно петь идеально точно, но ты не зацепишь. Потому что нет души.
— Тебе хватает рок-н-ролльного драйва, который ты раньше получал в составе группы?
— Выступлений стало меньше. Ощущения изменились. Одно дело выступать с живым составом, совсем другое — под «минус». Рок-группа — это запал, адреналин. А когда ты поешь под «минус», то отдуваешься за всех, кто уже прописан в партиях. Нужно очень сильно выкладываться самому.
— Во всем мире поп-артисты отказываются от выступлений под «минус» в пользу живого состава. Что мешает нам?
— Это материально тяжело: достать аппаратуру, собрать крутых исполнителей… Их много, но собрать всех вместе проблематично. В Беларуси групп, которые «колбасят» рок, полно. Но это действительно накладно.
— Кто из белорусов нравится конкретно тебе?
— Ян Женчак, Петр Елфимов, Дмитрий Колдун. Гомельчане «ТТ-34» и Gods Tower — для меня это просто вау! Гомель вообще считается рок-столицей Беларуси.
— Почему именно «Евровидение»? Это вроде очевидный путь раскрутки артиста, но в то же время не гарантированная путевка на большую сцену.
— Эта идея существовала давно. Даже не идея, а просто мысль. Когда она начала превращаться во что-то более весомое, оформленное, мы подумали: может, попробовать свои силы? Все подзабылось, а когда снова вернулись к вопросу, то до начала белорусского отбора оставалось две недели. А у нас ни песни, ни мыслей. Слава богу, нашлась Help You Fly, и мы попали на отбор. Ну а дальше вы знаете.
— Такое ощущение, что к белорусскому отбору ты особо не готовился. Вышел, спел абсолютно расслабленно… Конкуренция была серьезная?
— Достаточно серьезная. Тем более еще во время прослушивания было большое количество толковых ребят. И «Песняры», и Ян Женчак, и, собственно, десятка финалистов.
Вы не правы. Был сильный мандраж, потому что конкурс серьезный. Я думал, что петь будет немного легче, а все усугубилось тем, что я белорус: я вырос здесь, на меня смотрели друзья, родители…
— С другой стороны, очевидного белорусского позиционирования в твоем творческом псевдониме и композиции нет. Ivan вообще вызывает ассоциацию с Дольфом Лундгреном в фильме про Рокки. Эдакий «русский Иван».
— Среди авторов песни есть белорусы. Что касается моего выступления, то оно нацелено на всю планету — это глобалистский номер. Как поймут, что я белорус? Наверное, будут смотреть «Евровидение», а там объявят.
— Почему в Беларуси вообще так серьезно относятся к «Евровидению»? Вот Финляндия абсолютно по «фану» в прошлом году отправила на конкурс панк-коллектив, а у нас невероятные масштабы подготовки и соответствующая ответственность.
— Конечно, это не единственный шанс заявить о себе. Наверное, просто многие видят его таким. Для некоторых людей выступление на «Евровидении» становится сверхцелью, и, может, оно и правильно. Для меня это тоже большая ответственность на уровне ощущений.
— А что для тебя цель?
— Тяжелый вопрос. Если говорить о «Евровидении», то цель — выступить достойно и занять высокую позицию, насколько это возможно. А глобальная цель — стать действительно востребованным и нужным артистом, которого слушают и хотят видеть.
— То есть поборешься с Максом Коржом за звание самого востребованного белорусского артиста?
— Думаю, да. Мы еще поборемся.
Читайте также:
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by
