Поскольку бывший муж Анны от комментариев отказался, мы публикуем его позицию на основании предоставленных в редакцию документов. По этой же причине все имена героев, кроме матери детей, изменены.

Семья

— На сегодня дети настолько настроены против меня, что просто ужас. Я только появляюсь перед их глазами — там сразу такой кипиш и бунт! У меня есть видео, где я подхожу к детям, и папа тут же орет, что я довела их, — рассказывает Анна о том, как сейчас выглядят ее встречи с сыновьями.

Но так было не всегда. Для начала давайте расскажем историю этой семьи.

Анна и Сергей съехались в 2013 году, почти сразу после знакомства. Через год у них родился первенец Максим, в 2015-м пара поженилась. «В первые годы совместной жизни между нами сложились очень теплые близкие отношения, мы испытывали глубокие чувства и сильную эмоциональную привязанность друг к другу», — описывал Сергей свои отношения с Анной в тот период жизни. Цитату мы взяли из его встречного искового заявления, поданного в ответ на иск бывшей жены об определении места жительства их младшего сына.

Героиня — хрупкая и эффектная брюнетка — говорит о своем браке сдержанно, но не отрицает: чувства между ними были. При этом отмечает, что были моменты, с которыми она не могла смириться.

— Уже во время второй беременности я подала на развод. Нас развели в 2020-м, когда младшему Егору был всего годик. Почему? Сергей мог не ночевать дома, возвращаться когда захочет (далее Анна называет причины, которые мы не можем подтвердить из-за отказа второй стороны от комментариев. — Прим. Onlíner). По сути, я всю беременность прожила с человеком, который до живота дотронулся только один раз, и то когда я его об этом попросила во время фотосессии. В роддом я поехала одна, сама села за руль и уже тогда окончательно решила, что Сергей не мой человек и я хочу снять с себя все обязанности жены.

У Сергея тоже были вопросы к супруге. «По своему характеру ответчик всегда была излишне эмоциональной, легко возбудимой (часто агрессивной), подозрительной и сконцентрированной на своих собственных интересах личностью», — описывал он бывшую жену во встречном иске и отмечал, что после рождения детей поведение Анны «стало еще более эмоциональным и нестабильным», особенно после появления на свет второго ребенка.

В итоге Анна и Сергей, как мы уже знаем, развелись. Тем не менее после развода пара осталась жить вместе ради детей, чтобы «каждый день на глазах у сыновей были мама и папа». Поначалу, говорит героиня, им с бывшим мужем удавалось находить компромиссы как в воспитании детей, так и в быту. Несмотря на фактический развод, Анна и Сергей смогли скопить денег и в 2022 году переехать из однокомнатной квартиры свекрови в евротрешку в престижном жилом комплексе.

— Мы вместе с Сергеем занимались ремонтом, вложили несколько десятков тысяч долларов. Можно сказать, что дизайн, покупка мебели — почти все было на мне, я даже помню, где провода проложены. Я понимала, что квартира, записанная на свекровь, не имеет ко мне отношения, но вкладывала свои средства, потому что хотела жить вместе с детьми и верила: бывший муж никогда не позволит себе выгнать меня, мать своих сыновей, куда-то из дома. И даже когда мы уже были в конфликте, он говорил, что оставит квартиру мне и детям, — говорит Анна.

«Я не готова была потерять 11-летнего ребенка»

По мнению героини, обстановка в семье никогда не была идеальной, случалось такое, что договориться о чем-то было крайне сложно.

— Весной 2024 года муж выгнал меня из нашей комнаты. Какое-то время мы жили так: я с младшим сыном ночевала в детской, а он со старшим — в спальне на одной кровати (и при этом запирал дверь на ключ). Мне неоднократно пришлось обращаться в милицию и администрацию школы, чтобы их рассоединить. И на это ушло полгода! Потом муж все переиграл: мальчики спали в детской, он — в спальне на диване, а я — в гостиной на двуспальной кровати, потому что я ее покупала, она была моей. К тому времени бывшим мужем уже было установлено видеонаблюдение в квартире, и я стала спать под камерой.

Когда пришло лето 2024-го, Сергей отвез Максима к маме в город N. (расстояние от Минска — 120 километров. — Прим. Onlíner) и ни разу за три месяца не привез, хотя я об этом просила. Младший сын одну половину лета пробыл со мной, вторую — в компании брата и отца.

Летом 2024 года Анна запланировала отвезти детей на море. Белоруска признается, что у этой поездки был глубинный мотив: ей хотелось наладить отношения со старшим сыном, вернуть его доверие. А для этого ей нужно было хоть немного побыть с детьми наедине.

— Я давно собирала деньги на поездку, потому что Максим не был на море шесть лет, а Егор не видел его никогда. В итоге взяла путевку в Египет на 10 дней. Лететь должны были в сентябре. Серей знал об этом и всячески сопротивлялся, ссылаясь на то, что старший сын пропустит первые недели учебы. Я же не видела с этом ничего сверхъестественного: в сентябре дети только раскачиваются, в основном занимаются повторением, да и мне так было удобнее. Плюс в школе, когда писала заявление, мне сказали, чтобы поступала на свое усмотрение. В итоге мне пришлось спрятать паспорта детей, чтобы улететь с ними в отпуск.

— Получилось ли наладить отношения?

— До поездки наши с ним отношения не были настолько испорчены, он меня не ненавидел, как сейчас. На отдыхе мы общались, обнимались, я читала им сказки на ночь. Но до конца вернуть то, что было, не получилось: в последние дни отпуска Максиму позвонил отец и сказал, что его якобы избили. Ребенок изнервничался, все время искал Wi-Fi, чтобы ему позвонить.

По прилете из Египта Анна совершенно неожиданно для себя застала в квартире тетю и мать бывшего мужа.

— Они приехали его нянчить из-за той драки (и все на самом деле было не так, как он рассказал сыну), — уверяет Анна. — Отмечу, что до этого случая его мама никогда не жила в этой квартире, была собственником лишь по документам. И вот представьте: я прихожу в квартиру, где все сделано моими руками, а там все переставлено! Не знаю, что там искали, но даже елку переложили с одной антресоли на другую. Дальше возник конфликт из-за кошки, которую я еще котенком подарила обоим сыновьям (о ней три года мечтал старший сын!). На время поездки мы отдавали кошку моей маме, но по приезде бывший муж встал у двери и не пускал меня с ней в квартиру (он и раньше не хотел, чтобы животное в ней проживало). Егор очень сильно плакал, и я вызвала милицию. Это был первый раз, когда я это сделала.

Дальше все стало ухудшаться. Было такое чувство (и мне все об этом говорят), что Сергей как будто заранее ко всему готовился, как будто кто-то его наставлял, как действовать изо дня в день, чтобы окончательно меня довести, чтобы я ушла из этой квартиры. А я не уходила, потому что понимала, что старший сын хочет жить с отцом и я его больше не увижу, я просто его потеряю. Я не готова была потерять 11-летнего ребенка! И он уже тогда стал плохо ко мне относиться, это правда.

— Почему?

— Потому что так его настроил отец. У нас с Максимом были хорошие, теплые отношения, как у обычной мамы с ребенком. Это я только потом поняла, что чем ближе подходило его 10-летие (возраст, когда суд учитывает мнение ребенка при определении его места жительства), тем больше он начинал отдаляться. К этому времени муж, которого раньше и по две недели могло не быть дома, внезапно включил «режим отца» и стал проводить с Максимом много времени: возить на рыбалку, кататься на великах и даже делать с ним уроки, хотя всю начальную школу этим занималась только я. Если сын оставался со мной, Сергей говорил ему, например, что больше никуда не возьмет его с собой. Естественно, я видела это отдаление, пыталась сама наладить отношения и обращалась за помощью к школьному психологу Максима. Но, допустим, пообщавшись со старшим сыном, психолог сказала, что «ребенок недоступен к открытому контакту», что указывает на «его нахождение под влиянием второго родителя».

Сергей, в свою очередь, указывал в иске, что «никогда не настраивал Максима против матери» и что в настоящее время между матерью и старшим сыном «полностью нарушены детско-родительские отношения», потому что она сама «постепенно практически полностью устранилась от его воспитания». В качестве первопричины он указывал на «эмоциональную нестабильность» бывшей жены при общении с Максимом, из-за которой она не могла спокойно взаимодействовать с ним. Например, при подготовке с сыном уроков «быстро раздражалась, кричала».

«Поставили в СОП из-за психологического насилия в отношении детей»

Но вернемся к возвращению из Египта и вызову милиции. Возможно, не все знают, но внутрисемейные конфликты, которые заканчиваются привлечением милиции, влекут за собой социальное расследование, если в семье имеются дети.

— К нам домой стали приходить сотрудники школы, изучать условия проживания, и 13 февраля 2025 года наших сыновей признали находящимися в социально-опасном положении (СОП). Основанием стало психологическое насилие по отношению к детям, а также конфликтная обстановка. По решению комиссии по делам несовершеннолетних нам с бывшим мужем дали время на устранение причин, расписали план, а также рекомендовали обратиться к медиатору, чтобы тот помог наладить отношения в семье. Я видела в этом шанс, дала согласие, а Сергей отказался.

Согласно материалам гражданского дела, в феврале 2025 года Сергей установил в квартире камеру видеонаблюдения и видеофиксации (не скрытую). Суду он объяснил, что таким образом хотел защитить себя от претензий жены, которая «неоднократно и необоснованно обращалась в милицию», обвиняя бывшего супруга «в психологическом насилии и аморальном поведении».

Героиня обращает наше внимание на то, что с того момента конфликтов стало меньше, но те, что случались, попадали на камеру.

— И потом он всем показывал — той же комиссии по делам несовершеннолетних — только концовку или вырванный фрагмент этих видео, где я уже была доведена до предела (истерила, кричала). Я понимала, что меня снимала камера, но была уверена, что смогу доказать, что человек доводит меня до такого состояния. Потому что если бы он показывал все видео целиком, то было бы понятно, что перед этим он меня оскорбил, что при детях назвал «дурой», «конченой», что я должна поскорее съехать, что я «больная» и «должна полечиться». У меня есть видео, где я пытаюсь поговорить с Сергеем, а он отворачивается ко мне спиной, при детях делает вид, что меня нет. Спустя время дети стали вести себя по отношению ко мне точно так же: перестали отвечать на мои вопросы, игнорировали, не замечали.

Попал на камеру и конфликт, произошедший 12 февраля 2025 года, за день до постановки детей в СОП. Бывшие супруги описывают его по-разному: Сергей указывает на то, что Анна на глазах у детей устроила скандал с его мамой (бывшей свекровью), во время которого «оскорбляла, кричала, выгоняла из квартиры, бросила на пол ее очки и мобильный телефон». Героиня же уверяет, что благодаря записи видеокамеры ей удалось доказать, что всего этого не было и что разговор со свекровью был хоть и неприятным, но «даже не на повышенных тонах».

Очередной инцидент произошел 2 апреля 2025 года из-за букета цветов. По версии Анны, бывший муж намеренно спровоцировал скандал, собираясь выбросить в мусорку букет, подаренный ей на день рождения младшим сыном. «Младший сын сильно плакал, что папа выбросит его цветы, и я встала на защиту сына, говорила на повышенных тонах», — рассказала нам героиня.

По версии Сергея из документов, он попросил бывшую жену убрать цветы, потому что у старшего Максима была аллергия на них. Дальше, как описывал Сергей, возник скандал, в ходе которого Анна «выражалась грубой нецензурной бранью, унижала достоинство, ударила его по лицу».

Вся эта история обернулась сначала защитным предписанием на 15 суток для героини, а затем и наказанием по административной статье за умышленное оскорбление. Впоследствии срок защитного предписания из-за «высокого риска домашнего насилия» был продлен еще на 15 дней. Это означало, что на время действия предписания Анне запрещено было заходить в квартиру матери бывшего мужа.

По словам Анны, в первый же день предписания, 8 апреля, она вместе с младшим сыном уехала жить к своей маме в трехкомнатную квартиру (у героини там есть доля в собственности). Лишь после окончания срока защитного предписания Анна смогла забрать свои вещи и вещи ребенка из квартиры бывшего супруга.

Позиция матери. «Я не хотела терять еще и младшего и подала в суд»

— После всего, что произошло за последние полгода, я поверила в то, что бывший муж действительно может забрать у меня и младшего сына. Он неоднократно говорил мне об этом в лицо, а также озвучивал свое намерение на комиссии, когда детей ставили в СОП. Я не верила, что он сможет пойти на такое. А он пошел, и еще как! Например, стал забирать Егора из садика, не предупреждая меня об этом, хотя все три года до этого отводила-забирала в основном я. Только представьте: утром вы отводите сына в детский сад, приходите за ним, а его там нет: папа забрал! То есть я никогда не знала, придя в сад, будет он на месте или нет. Это длилось до тех пор, пока воспитатели не попросили Сергея присылать мне хотя бы SMS, когда он вместо меня забирает сына. Но проблема становилась глубже: бывший муж мог забрать ребенка, прислать мне сообщение и отвезти его к своей маме в город N. на несколько дней. И вот тогда я решилась идти в суд.

В конце мая 2025 года Анна подала гражданский иск об определении места жительства младшего сына, где просила суд оставить ребенка жить с ней и определить порядок общения его с отцом.

— Я рассуждала так: если старший сын будет жить с отцом, как он этого и хотел, а младший — со мной, то мы хотя бы в таком виде сохраним какую-то целостность, потому что детям нужно будет видеться. Но после подачи иска случилось то, чего я боялась больше всего: 6 июня я собственноручно отдала Егора бывшему мужу, чтобы он побыл вместе с папой, братом и бабушкой (муж увез его к свекрови в город N.), и с тех пор ребенка я больше не увидела! И сколько бы я ни просила привезти младшего сына мне обратно, он не привозил, говорил, что якобы тот не хочет. И видеться с ним не давал. В итоге мы с Егором пропустили запланированные посещения врачей, парикмахера и зачисление в первый класс. Я собрала и подготовила необходимые документы в школу, но ребенок туда так и не пошел.

Сергей же во встречном иске указал другую причину, почему он решил забрать Егора себе. «Третьего июня сын систематически стал звонить мне, старшему брату и бабушке и просить забрать его, но при этом „не говорить маме“. Я связался с бывшей женой и попросил передать мне ребенка, так как [было] совершенно очевидно, что он находится в психологически некомфортной обстановке. После пребывания у матери Егор выглядел подавленным и неухоженным. У него обострились имевшиеся ранее неврологические проявления».

— О каких неврологических проявлениях идет речь?

— Никаких неврологических проявлений и заболеваний у Егора нет. Но мой бывший муж сделал на это очень большой упор в суде: где-то через неделю после того, как он забрал Егора, отвел его к частному врачу и сделал справку, что якобы у ребенка недержание мочи (это было указано под вопросом). Я предоставляла суду выписку из медкарты сына за шесть лет, где не было этих диагнозов. Кроме того, воспитатель сына выступала в суде и сказала, что за три года работы с нашим сыном ничего подобного не было. Но бывший муж и его мама все подают так, что Егор при виде родной матери якобы писается. А то, что они забрали сына и через две недели сделали такую справку, не может, допустим, говорить о том, что у ребенка это могло возникнуть на фоне стресса из-за разлуки с матерью?

Шестого сентября было три месяца, как Егор живет с отцом. По словам героини, какое-то время ей удавалось поддерживать связь с сыном по телефону.

— Поначалу Егор отвечал мне на каждый звонок, но где-то через месяц он стал отвечать раз в два дня, потом раз в три дня, потом я приехала к ним в город N., а он не вышел. Еще раз приехала, сын постоял со мной десять минут и закрыл перед моим носом ворота — на территорию дома они меня не пускают. И все соседи думают, что я конченая мать, раз все лето дети находятся с папой.

В сентябре младший сын Анны вернулся в детский сад, и героиня вынуждена была забрать из школы его документы.

— Это было решение бывшего мужа, хотя весь прошлый год я водила Егора на платные занятия по подготовке к школе, сама же их оплачивала. Чтобы увидеться с ребенком, я стала приезжать в детский сад. Но бывший муж сводил его туда всего три дня и, когда узнал о моих попытках увидеться с сыном, перестал водить его в садик, увез к маме в город N.

По словам героини, 11 сентября она смогла попасть в квартиру с представителями садика, которые пришли на очередную проверку, так как дети все еще находятся в СОП.

— Я стояла в коридоре у входной двери, и бывший муж вызвал на меня милицию и написал заявление якобы за незаконное вторжение. То есть решение суда еще не вступило в законную силу, а он ограничивает меня в общении с детьми: на данный момент телефоны детей, его и его мамы заблокированы. Воспитателям бывший муж сказал, чтобы ребенка, если я за ним приду, мне не отдавали, что тоже незаконно. Даже когда решение вступит в силу, я все равно имею право забрать ребенка из садика.

Позиция отца. «Мать проявляла агрессию и психологическое насилие к детям»

По ходу истории, чтобы показать ее максимально объективно, мы неоднократно опирались на материалы гражданского дела и цитировали встречное исковое заявление бывшего супруга Анны. Напомним, редакция обращалась за комментарием ко второй стороне, но мужчина отказался. Тут считаем нужным пояснить, что изначально Сергей готов был изложить свою точку зрения и даже хотел показать какое-то видео, но с одним условием: материал не должен был выйти. И когда он узнал, что не сможет повлиять на ситуацию, отказался от комментариев.

В ответ на заявление Анны Сергей подал встречное исковое заявление об определении места жительства детей, а также об ограничении общения с детьми и о прекращении взыскания алиментов. Проще говоря, просил оставить обоих сыновей вместе с ним и ограничить их общение с матерью.

«Уже более года [бывшая жена] практически полностью самоустранилась от воспитания нашего старшего сына Максима, воспринимает его как своего семейного противника и оппонента, не учитывая возраст ребенка и не пытаясь наладить отношения с ним. Во взаимоотношениях с младшим сыном Егором, который в силу возраста является легко восприимчивым к психологическим манипуляциям, Анна злоупотребляет своими родительскими правами, проявляет психологическое насилие. Когда Егор находится с матерью, она ограничивает ребенка в возможности общения с отцом и старшим братом (блокирует телефонные номера, отбирает мобильный телефон), запугивает ребенка, сознательно манипулирует его страхами. При этом бывшая жена не заботится должным образом о его воспитании, развитии и здоровье, — говорится во встречном исковом заявлении Сергея. — Я никогда не препятствовал общению Егора с матерью, но вижу, что это является большим стрессом для ребенка, так как Анна манипулирует им. На мои вопросы, хочет ли он встретиться с мамой, отвечает: „Не знаю. Может быть, хочу, но только ненадолго. Обещай, что ты сразу меня заберешь“».

Также Сергей отмечал, что между братьями сложились «необычайно теплые, дружеские, действительно братские отношения» и что «дети очень остро переживают даже непродолжительную разлуку». Характеризуя собственные отношения с сыновьями, мужчина говорит об «очень близкой духовной связи, основанной на любви и сильной привязанности».

Рассказывая в целом о семейной обстановке, бывший муж Анны подробно описывает внутрисемейные конфликты, о которых мы уже писали выше, а также неоднократно ссылается на эмоциональную нестабильность героини по отношению к нему и детям.

Из всего вышеперечисленного Сергей в своем иске приходит к выводу, что не только проживание с матерью, но и общение с ней в настоящее время не соответствует интересам детей. «Так как ответчиком по встречному иску не удовлетворяются основные жизненные потребности детей, а также по причине аморального образа жизни, психологического насилия по отношению к детям и жестокого обращения с ними, оказания вредного воздействия на детей, злоупотребления родительскими правами, что представляет опасность для жизни и здоровья детей», — настаивает мужчина.

Что решил суд

В конце августа суд отказал героине в удовлетворении иска и встал на сторону ее бывшего мужа, передав обоих детей на воспитание ему. Правда, в общении с сыновьями женщина ограничена не была. Как мы уже знаем, видеться с детьми она не может.

— Пока нет мотивировочной части, можете ли на словах передать, чем руководствовался суд, принимая такое решение?

— Как я поняла, суд руководствовался психодиагностическим заключением, а также заключением органов опеки. Тесты, допустим, показали, что между детьми есть привязанность и якобы их по этой причине нельзя разлучать. Вот и все.

Отметим, что среди документов, предоставленных редакции героиней материала, есть и психодиагностическое заключение, проведенное по запросу суда. Его целью было проведение психологической диагностики Егора (анализировались его отношения с матерью и отцом, а также степень привязанности к обоим родителям).

Так, по результатам методики «Почта» можно было проследить, что в семейную систему мальчик «включает отца, мать, брата, бабку по отцовской и бабушку по материнской линии» и что «ко всем членам семьи отношение [у него] позитивное». При этом наибольшая эмоциональная близость у Егора отмечается к брату.

По результатам проективной методики «Рисунок семьи» можно проследить, что наиболее значимыми членами семьи Егор воспринимает тех, с кем живет на данный момент: отца и брата. Привязанность к отцу и брату показала и «Шкала привязанности ребенка к членам своей семьи».

Что касается привязанности к матери, то методика показала «средний уровень привязанности и эмоциональной близости», но с оговоркой о том, что сейчас он «проживает отдельно и несколько дистанцировался от нее». В целом же относится к матери положительно, рад проводить с ней время. В то же время тест показал, что к отцу мальчик испытывает «выраженную привязанность и эмоциональную близость».

Вывод был такой: «По результатам диагностики был выявлен значимый уровень эмоциональной близости и привязанности несовершеннолетнего к отцу, к матери уровень привязанности и эмоциональной близости средний. С обоими родителями несовершеннолетний хочет поддерживать отношения».

— Я тоже есть в этих рисунках, просто если сын брал папу, например, в большой кружочек, то меня — в маленький. Понятно же, что перед этим тестированием ребенок уже несколько недель прожил с папой, ходил с ним на рыбалку, вместе ехал в машине на этот тест. И я пыталась обратить внимание суда на это, но все тщетно. Теперь я, получается, осталась без возможности увидеть детей, хотя по документам не ограничена в общении с ними. Моя мама не может увидеть внуков, потому что их враждебно настроила та сторона. И, честно, я от этого всего в шоке и все еще не могу поверить, что все это произошло именно со мной.

Решение суда еще не вступило в силу. Если ситуация изменится или вторая сторона пожелает высказаться, мы обязательно расскажем об этом.

Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро

Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ga@onliner.by