Вика — 28 лет, четыре года живет с агрессивной формой рака — миеломой, хотя врачи давали ей не больше двух лет. Сейчас лежит в больнице, проходит курс химиотерапии. Мать двоих детей.
Все в нашей жизни познается в сравнении. Кто-то мечтает о новой машине, кто-то — о повышении на работе, а героиня сегодняшнего нашего сюжета — о том, чтобы увидеть свадьбу своих детей. В совсем молодом возрасте матери двоих детей Вике поставили очень тяжелый онкологический диагноз, признав, что шансы на продолжительную жизнь у нее очень невысоки.
Мы встретились возле больницы Могилева, интервью назначали торопясь, так как Вика понимала, что через пару дней у нее начнется тяжелый курс химиотерапии, во время которого не то что общаться, порой приподняться в постели — настоящий подвиг. Сейчас, когда вы читаете эти строки или смотрите видео, Вика отчаянно сражается за свою жизнь. Давайте в комментариях пожелаем ей удачи.
Вот некоторые цитаты из этого монолога:
Уже четыре года я живу с миеломой. Миеломная болезнь — это злокачественное заболевание кроветворной системы, связанное с бесконтрольным размножением в костном мозге плазматических клеток, которые мутируют, и в результате появляются опухоли. Болезнь неизлечима, процесс можно только немного приостановить. Выживаемость маленькая: за 5 лет в живых остается 35% заболевших. С этим я ничего не могу поделать, но улучшить качество жизни, продлить ее можно.
Эта болезнь начинается бессимптомно, ее сложно вовремя распознать, поэтому нередко уже поздно что-то делать. У меня начали болеть кости спины, коленей, головы. Болел сам череп, трудно объяснить эту боль, с чем-либо ее сравнить. Боль спины была похожа на острую невралгию, от которой меня, кстати, долгое время и лечили, пока развивалась миелома. Настоящую причину болей нашли случайно: муж предложил поехать обследоваться в Минск. Меня посмотрели на томографе и отправили к онкологу. Там сказали, что у меня очень редкая болезнь.
Когда узнала, что это рак, страха не было. Думаю: буду лечиться, за пару лет вылечусь. Стала искать информацию в интернете — а там о моей болезни почти ничего нет. Попыталась узнать подробности у онколога, а он огорошил: у тебя есть год-два, если будешь лечиться. Я оторопела: «Как так? Я мама двоих детей, сыну 4 года, дочке — год!» Врач ответил честно: «Я не знаю, что тебе сказать, ты у меня перваятакая, будем делать все, что в наших силах, шаг за шагом. Сейчас цель — пережить химиотерапию и войти в ремиссию».
Вышла на улицу, хотела заплакать, но мне что-то не заплакалось. Села в машину к мужу, ничего ему не сказала. Сразу были мысли о суициде — размышляла о том, что нет смысла тянуть, умирать долго от боли. Остановила мысль о детях, да и вообще призналась себе, что наложить на себя руки я не способна.
Приехала домой, собрала всех: маму, папу, свекровь, свекра, мужа — и сказала, что лечиться не буду, потому что нет смысла. Объяснила, что болезнь не лечится. Но свекровь нашла пример, что в Америке живет человек, у которого миелома уже 20 лет. Я не впечатлилась, сказала о разнице в уровне медицины там и у нас. Призналась, что не хочу, чтобы дочка запомнила маму вечно болеющей.
Мужу предложила: «Давай сейчас разводиться, ты молодой, красивый, зачем тебе умирающая больная жена?» Это звучит ужасно, но, к сожалению, такова реальность. Сегодня я знаю много девушек с онкологией, которых бросили мужья, забрав детей. Они остались бороться со своей болезнью один на один. Аргументы у меня были такие: результатов лечения хватит на пару лет моей жизни, за это время муж успеет жениться, может, даже родит себе еще детей. Зачем терять время? После этого муж со мной две недели не разговаривал. Плакал. Заговорил только после того, как я легла на лечение.
Он приехал в больницу, обнял меня и сказал: «Ну что, бороться будем?» Муж не теряет веры в меня ни на минуту. Даже тогда, когда у меня опускаются руки, он говорит: «У тебя все получится!» Он почему-то уверен, что я проживу еще лет 70. Дай Бог, конечно! Первый раз я пролежала в больнице полгода.
Когда меня выписывали, сказали, что нужно принимать комплекс лекарств. Одни таблетки стоят 6 тысяч евро — всего три пилюли! Денег таких, конечно, не было. Первое, на что лег глаз, — машина. Муж сказал, что давно хотел от нее избавиться и пересесть на велосипед. Я сначала не поверила, предложила купить машину подешевле, но он был непреклонен. Мало того, он начал очень внимательно относиться к вопросам экологии, потому что считает: причина моего заболевания — загрязнение окружающей среды. Теперь мы ходим в магазин с авоськами, не используем пластиковые пакеты. В том, что причина болезни — генетический сбой, нелепое стечение обстоятельств, его никто не убедил.
Для второго курса лечения машину продал мой отец, потом пришлось брать кредиты: три взял муж, три — родители. Ежемесячно выплачиваем почти 900 рублей. Мой муж — обычный рабочий, моя пенсия — 250 рублей. Что говорить — нелегко приходится, помогает нам вся наша семья.
Работодатель после моего полугодового больничного попросил написать заявление по собственному желанию. Сказал, что не может меня содержать, и параллельно нанял другого специалиста: «Тебе лучше уволиться, ты можешь годами лечиться, мне тяжело за это все платить». Я работала архитектором, было очень жалко и обидно потерять работу, но я решила не конфликтовать и ушла.
После того как заболела, конечно, сильно изменилась. Я стала иначе относиться к людям. Уже два года помогаю детскому дому. Собираемся с подругами и покупаем детям игрушки, одежду, сладости. Муж меня поддерживает, говорит: «Дома еда есть, можно и детям помочь». Недавно ходила в приют бездомных, забрала бы их всех, но сейчас не могу.
Самое страшное для меня заключается в том, что все начали относиться с жалостью. Из-за этого я потеряла много друзей, многие из них не выдержали и сами как-то отпали в первые полгода, когда лежала в больнице. С теми знакомыми, что остались, договорились: либо перестаете меня жалеть, либо мы прекращаем общаться.
Когда я приняла свою болезнь и начала лечение, отношения в семье не изменились, наоборот, стали лучше. Муж сразу сказал детям: маму не жалейте, с ней ничего страшного не происходит. Сын пошел во второй класс, уже хорошо читал, как-то приходит ко мне и спрашивает: «Мама, твоя болезнь — это рак?» Отвечаю: «Да». Он не заплакал, сказал: «Молодец, что борешься, я знаю, что ты будешь жить». Дочка пока не понимает происходящего, она не знает, почему я, допустим, не могу взять ее на руки.
В разговорах с мужем мы обсуждали будущее, которое может быть без меня. Я прошу его: главное — вырасти детей. При этом я хочу, чтобы он был счастлив, нашел себе другую женщину, да и детям женская рука все равно нужна. Но муж говорит, что не сможет смириться и жить с другой женщиной. Однажды сказал мне, что уйдет следом. Я в ответ: «Ты больной? У нас двое маленьких детей, кто о них тогда позаботится?»
Дала наставления родителям. Как вести себя с дочкой, с сыном, на что обращать внимание при их воспитании. Я записываю видеопоздравления детям на каждый их день рождения. Были записаны ролики в предыдущем и этом году, их я стерла, потому что успела поздравить сама. В роликах я даю детям наставления, чтобы в случае моего ухода они могли почувствовать, что мама сверху и заботится о них. Отдельно — поздравления на свадьбу дочери и сына. У меня подписана каждая папка, например, «2030 год». Верю, что дети не будут открывать папки раньше.
Я завела свой блог в LiveJournal, и неожиданно для меня он быстро набрал популярность. Выбрала ник ogonekneugas, подчеркнув этим, что я еще многое могу. Мне пишут очень многие, поддерживают морально. Я видела достаточно людей, которые ушли из-за онкологии, каждый из них был талантлив по-своему. У меня дома висит картина девушки, которой уже нет с нами. В голове родилась идея создать аукцион, где можно было бы продавать результаты творчества людей, больных онкологией. Эти деньги могли бы пойти на лечение или на помощь семьям после ухода художников. К сожалению, у меня нет знакомых специалистов, которые помогли бы это сделать. Если вдруг вы хотите подключиться — пишите мне в ЖЖ.
Когда в феврале этого года мне сказали, что произошел рецидив, и прописали таблетки, я спросила: «Как думаешь, это последний наш раз или нет?» Муж твердо уверен, что все будет хорошо. Уже четыре года прошло, а ведь мне давали от силы два. Это мой третий рецидив. Сейчас врачи не дают никаких прогнозов. Они не говорят, сколько я проживу. Шутят: «Судя по твоему позитивному настрою, еще 4—5 лет отвоюешь». Я отвечаю: «Давайте лучше десять! Я мечтаю сходить на выпускной к сыну».