Врачи живут в гимназии, а местные скидываются на оборудование для больницы. Репортаж из напуганных Бешенковичей

16 апреля 2020 в 11:00
Автор: Дарья Спевак. Фото: Александр Ружечка

Врачи живут в гимназии, а местные скидываются на оборудование для больницы. Репортаж из напуганных Бешенковичей

Автор: Дарья Спевак. Фото: Александр Ружечка
Напишите отзыв на товар и получите шанс выиграть робот — мойщик окон

Городской поселок в 50 километрах от Витебска уже месяц боится областного центра как огня. Жители Бешенковичей перестали ездить туда по бытовым, рабочим и забавным делам. В первые волны вирусных новостей люди считали, что зараза только в Витебске, и были беспечными. Беззаботность прошла неделю назад после первой смерти в поселке. 57-летняя дезинфектор санэпидемстанции скончалась в местной реанимации. Говорят, от пневмонии. Но люди смекнули, что сейчас может значить пневмония. Они стали массово закупориваться в домах, выходить только на работу и в магазин — обязательно в маске. Жителям Бешенковичей никто не сообщает об эпидемической обстановке, по поселку ходят слухи, что местная больница забита, а часть городских чиновников поместили в карантин. Так что же происходит в Бешенковичах на самом деле? Съездили и посмотрели.

«Мы знаем только то, что говорят по телевизору»

Обычный апрель. Солнечный, но еще холодный. Утром трактор привычно чистит дорогу, которая проходит вдоль набора главных достопримечательностей любого белорусского райцентра: памятника Ленину, здания исполкома и микропарка. Граждане неспешно ходят в магазин и обратно домой, на работу и в поликлинику. Реже — на прогулку. В небольшом парке с озерцом гуляет один дедушка и с десяток ворон. Тишина, пустота, спячка. В Бешенковичах не нужно напоминать о дистанцировании. У школьников третья неделя каникул, но в райцентре молодежи не видно.

Местные говорят, что раньше народу на улицах было больше. Сейчас это в основном старшее поколение с зелеными продуктовыми пакетами в руках. Большинство в масках, чаще в марлевых.

— Мы знаем только то, что говорят по телевизору. У меня сын лечится в больнице от пневмонии, проблем вот так хватает, — жестикулирует прохожая женщина в марлевой маске; о количестве зараженных коронавирусом она не подозревает.

У нее звонит телефон, она отвлекается.

— Да, Света. Врач приходил?.. Ну что сказали?.. Ага, и руки мыть. Ну ясно… Ну ясно. На сколько дней больничный дали?.. Это на три дня, получается?.. И что, туда приходить или врача вызывать?.. Это надо дитя тянуть через все Бешенковичи… Ну ясно. Ну понятно… Ну так это утром еще 38… Ладно, Света, я приду домой и перезвоню тебе, — она поворачивается к нам. — Внук заболел. Температура 38. Теперь такая инфекция ходит… Вот Пасха в воскресенье, я в этом году не пойду. Знаете, вот мы когда в грязи копаемся, руки грязные — мы понимаем, что это грязь, она видима. А то, чего не видно, порой бывает страшнее, чем видимое. Чернобыль мы увидели когда? Когда начались последствия. Я в то время еще молодая была, работала. Нас отправляли в колхоз полоть свеклу под палящим солнцем. А мы верили, что все хорошо.

Женщина идет дальше по своим делам. Мы тоже. По пути натыкаемся на Дом культуры, из-за дверей на нас смотрит девушка в маске. Она третий год руководит местным ансамблем.

— У нас кто в отпуск пошел, кто взял за свой счет. Сейчас ничего не делаем, репетиций не проводим. Приходим и отрабатываем свое время, — скучающе говорит она. — Милиция у нас тоже уходит на больничные, председатель райисполкома и его заместители — тоже. А так все спокойно. Как только начался этот пик, все стали уходить в отпуск. Я вот просидела две недели дома и ходила в магазин. Естественно, в перчатках и маске. Ну а что делать? На карантин не закрывают, 9 Мая, наверное, не будет… А как его проводить? Лично я петь не пойду, массовое мероприятие все же. В конце марта у нас организовали «засевки». Пришел новый председатель райисполкома, нас согнали на поле, мы попели… Был весь исполком — и тут узнаешь, что председатель уходит на больничный, за ним — заместители. 

Девушка рассказывает про смерть сотрудницы эпидемстанции в городе. Говорит, женщина неделю пролежала с температурой. Когда ей стало совсем плохо, положили в больницу.

— Слышала, что она часто болела. После этого начали говорить, что все из санэпидемстанции пошли на карантины и на больничные… В здании гимназии — сразу за больницей — сидят врачи, — рассказывает девушка. — Ну, конечно, хаос в Бешенковичах творится, все боятся. Витебск у нас [недалеко], сначала боялись его. Катаются и студенты, и так все ездят туда и обратно. Но после смерти женщины начали скупать «Копеечку». Макароны, туалетная бумага — дня три уходило все. Думаю, что в Беларуси начали бояться, когда увидели меры других стран. А что у нас? У нас все хорошо. Мне кажется, достаточно было одной этой смерти, чтобы в Бешенковичах начали что-то предпринимать.

Работница ДК не в курсе, сколько зараженных коронавирусом в ее поселке. В местном магазине, где работает дочка умершей от пневмонии женщины, говорят: сейчас девушка на карантине, на связь с коллегами она пока не выходила. На вопрос о том, сколько в Бешенковичах зарегистрировано случаев COVID-19, продавщицы ответить не могут: информации нет.

Коронавирус для простых жителей Бешенковичей как кот Шредингера: он существует и не существует одновременно. Кажется, точку в истории его бытия (или небытия) могут поставить только медики. Вдоль парка, центральных зданий и лесного массива идем в районную больницу. Вдыхаем свежий, даже холодящий воздух, радуемся солнцу и зеленеющим полотнам деревьев — в общем, вкушаем весну. В такой атмосфере хочется раскрыть этот ящик с помощью медиков и узнать, что вирус мертв.

«Все взвалили на наших врачей, весь район»

Возле детского отделения Бешенковичской ЦРБ (его отдали под больных пневмонией) медработница в одноразовом защитном костюме задумчиво докуривает сигарету и собирается на обед. Окидывает нас недовольным взглядом: помешали. Тем не менее все рассказывает. Говорит, что больница забита пациентами с пневмонией.

— Препараты все есть, обмундирование — тоже. Сегодня гуманитарка пришла — правда, не знаю откуда. Детское отделение, хирургия, терапия — все полностью забито пациентами с пневмонией. Детей нет, все взрослые. В реанимации тоже люди лежат, на ИВЛ один человек. Всего у нас два аппарата, — говорит она. — Я сама сегодня мазок сдавала, в первый раз. Ждать нужно где-то неделю: тесты везут проверять в Могилев. Я не боюсь, мне не страшно. Это такая инфекция, которой бояться не надо. Природный естественный отбор.

Медработница говорит, что чувствует себя хорошо, температуры нет. Как бы то ни было, работать надо.

— Персонала не хватает вообще. Когда все началось, некоторые решили уволиться. Хотят уволиться, а потом прийти после всего этого. Но им сказали: назад не возьмем. Все взвалили на наших врачей, весь район. Девчата воюют — главврач и ее зам. Насколько я знаю, все сдали мазки — все здоровы. Из других районов медиков не присылают, ведь там то же самое. Реанимация работает с пациентами, но домой не ездит, все ночуют в гимназии. Потому что они ближе контактируют. Про женщину, которая умерла, ничего не знаю. Все, пора идти за обедом, — отрезает она и скрывается за дверью.

У главврача обед, ее нет на месте. Около приемной ходит туда-обратно возрастной мужчина в маске. У него красные глаза. Заходит в кабинет, долго обсуждает что-то с медиками. Сквозь двери доносятся фразы «Пневмония», «Закажете гроб и венки» и «Мы делаем все, что в наших силах». Мужчина выходит.

— Мать умерла. У меня тут три человека в тяжелом состоянии. Пневмония, а что же еще? На вирус мазки не берут, потому что нет тестов. Маме уже много, 87 лет было. В больнице лежала пять дней. На ИВЛ пенсионеров не кладут. У меня здесь сестра лежит и швагер. У сестры был бронхит, а сейчас уже воспаление. Говорят, что делают все, что возможно. Чтобы подключить на аппарат, надо вводить в кому и в реанимацию класть. А она забита. Там муж ее лежит в коме на аппарате. Тоже пневмония, очень тяжелая пневмония. Сестра 1963 года, он на год младше.

— А как получилось, что они заболели? — спрашиваем мы.

— Так у нас весь район болеет. Зайдите в райисполком: даже начальство. Тесты на пневмониях не делают. Я звонил в Витебск на горячую линию в облздрав. Сказали, что все красиво говорят, но у нас нет чем делать. Тестов нет — и коронавируса нет. Трудные вопросы. Но швагеру и сестре сделали, только результатов мне не сообщили. Завтра у матери будет вскрытие. Но я думаю, что коронавируса нет. Если бы был, я бы тоже заразился. Две недели прошло, как я контактировал с сестрой и швагером — без маски, без ничего. 60 лет, старый, но слава богу. Хоть бы что-нибудь, но появилось. Но ни кашля, ни температуры. И жена моя на это не реагирует. А у них (у сестры и швагера) сын тоже набрался от них пневмонии, но он молодой, у него все прошло. Коронавирус этот… Есть он или нет… Откуда пневмония такая взялась в районе?

Мужчина считает, что местные врачи лечат по мере своих знаний и возможностей. Он говорит, пусть бы подключился кто из витебских медиков, но нет.

— Сам врач, завотделением терапии, лежит. С такими же симптомами, с пневмонией. Чтобы он был, так, может, трошки что-нибудь… А так сам лежит. А вообще никто же ничего не говорит. И вам ничего не скажут, — бросает мужчина и садится в машину: надо ехать готовиться к похоронам.

Официальную информацию не дают, чтобы не было слухов

Возвращаемся в больницу, застаем главврача. Начинаем с того, что аккаунт райисполкома репостнул на своей странице во «ВКонтакте» запись. В ней говорится, что Бешенковичская ЦРБ просит оказать помощь в срочном приобретении необходимого оборудования: трех увлажнителей кислорода для лечения пациентов с дыхательной недостаточностью. Главврач подтверждает, что все так.

Светлана Рощина спрашивает, почему мы ходим и собираем слухи, ведь все разговоры с медиками — через администрацию. Она говорит, что мнения людей очень мешают работать врачам.

— Поэтому мы пришли к вам. Можно узнать, что на самом деле у вас происходит? — говорим мы.

— Нет, потому что это запрещено законом о здравоохранении. Я могу только сказать, что средствами защиты нас обеспечивают вовремя. И у нас есть всегда на сутки-двое запас средств защиты. И все делается для того, чтобы запасы эти пополнялись. Делается нашим районным руководством, делается руководством нашего управления. И помощь мы оказываем согласно всем нормативным документам. Все, что я могу вам прокомментировать, — отвечает она.

— Кажется, что закон о здравоохранении не запрещает давать информацию по общей эпидемической ситуации…

— Все вопросы, которые вас интересуют, вы можете задать онлайн на сайте Минздрава нашего, пожалуйста. Это не запрещено. Всю информацию, которая стекается туда, которая обрабатывается оперативным центром, вы получите.

На вопрос о заболеваемости в районе главврач отвечать не согласилась, также ссылаясь на статью 46 закона о здравоохранении («Предоставление информации о состоянии здоровья пациента. Врачебная тайна»).

— Мы же не спрашиваем о конкретном пациенте.

— Неважно. Понимаете, это маленький район, и, живя здесь годами и поколениями, мы все друг друга знаем. И обострять ситуацию по меньшей мере некорректно, — после этого нас вежливо попросили из кабинета.

Получается, чтобы не было слухов, официальной информации вы не получите? Такой вот белорусский парадокс. Согласно данным советского психолога, доктора медицинских наук Константина Платонова, чаще всего слухи и возникают при отсутствии полной и достоверной информации по какому-либо интересующему людей вопросу. О необходимости предоставлять общественности информацию говорили недавно и эксперты миссии ВОЗ. Впрочем, они уже давно уехали по домам.

После разговора с главврачом Бешенковичской ЦРБ мы обратились в пресс-службу Минздрава, чтобы узнать о количестве зарегистрированных случаев и смертей с COVID-19 и от пневмонии в районе. Ответа пока не получили. Дозвониться в Витебский облздрав нам не удалось.

«Россияне отлично информируют: послушаешь их специалистов — первый курс мединститута окончишь!»

Гимназия, в которой сейчас живут реаниматологи, находится за больницей. Между ними — лесной массив. Обходя его, наталкиваемся на кладбище. Встречаем мужчину с тележкой. Это Геннадий Федорович. Он пришел, чтобы готовить себе место рядом с покойным отцом.

— Про коронавирус в поселке информацией не владею. Сижу на самоизоляции, с людьми не общаюсь, — улыбается он. — Точных данных сказать не могу, это в больнице спрашивайте. С нашей информацией… У нас товарищи боятся паники и прочего. Но люди же спокойно относятся: продукты закуплены, проблем с питанием нет. Да и мы слушаем, что делается в мире. Россияне отлично информируют: послушаешь их специалистов — первый курс мединститута окончишь! Все в достойной форме, а у нас почему-то скрывают. Наоборот, нужна информация: люди будут осмотрительнее. А так у нас вроде все хорошо, но медицина не готова. Я понимаю, если попаду к нашим врачам, они мне не помогут.

70-летний житель Бешенковичей считает, что «перезимует это дело»: иммунитет подготовлен правильным питанием и физической активностью. Да и руки стал мыть чаще, купил антисептик.

— Мне жалко врачей. Слышал, что 300 медиков заболели. Ладно население, но эта категория должна быть защищена от и до. Мы ведь не боимся этих скафандров, потому что понимаем, для чего это нужно. И опять же мы видим, что в мире делается, — говорит он. После беседы о медицине и быте мы оставляем Геннадия Федоровича на кладбище и двигаемся дальше.

Здание гимназии выглядит пустым. Серый кирпич, много больших и пустых окон, строение окаймлено лесом, будто прячется от чужих глаз. На двери школы записка, что посторонним входить нельзя. Если что, звонить по номеру с бумажки. Но в окне показываются озадаченные мужчина и женщина. Жестами просим: мол, откройте. Мужчина отмыкает дверь и, не выходя, говорит: «К нам нельзя». Улыбается, но на уговоры не соглашается. Успевает подтвердить, что он реаниматолог, и прячется внутри.

— Никого не пускаем, не велено. Карантин. До свидания.

Вот и поговорили.

Еще с одной попыткой получить официальную информацию идем в местный райисполком. Там говорят, что председатель сегодня вышла с больничного, но поговорить с ней случая не представилось. В холле нас встретил управделами. Говорит, что достоверной информацией и статистикой он не владеет — лучше обратиться в учреждение здравоохранения.

— Могу только сказать, что люди у нас болеют больше, чем обычно. Чем болеют, информации нам никто официально не дает. Больница отчитывается напрямую в управление по здравоохранению, а не в райисполком, — сказал он.

Бешенковичи показались поселком пустоты. Мало людей, почти нет информации. Может, никакого вируса и не существует?

трактор, вращение колес: свободное; серый, 3+

Читайте также:

Хроника коронавируса в Беларуси и мире. Все главные новости и статьи здесь

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!

Самые оперативные новости о пандемии и не только в новом сообществе Onliner в Viber. Подключайтесь

Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by