Исторический рекорд доллара и нефтяные споры. Разбираемся с экономистами, что будет дальше

21 февраля 2020 в 18:31
Автор: Настасья Занько. Фото: Максим Малиновский, Алексей Матюшков, Максим Тарналицкий, Александр Ружечка, Анна Иванова

Исторический рекорд доллара и нефтяные споры. Разбираемся с экономистами, что будет дальше

Автор: Настасья Занько. Фото: Максим Малиновский, Алексей Матюшков, Максим Тарналицкий, Александр Ружечка, Анна Иванова

Этот момент настал. Доллар официально пересек рекордную отметку и стал стоить 2,212 белорусского рубля. Так дорого американскую валюту мы не покупали никогда. Этот рост доллара происходит на фоне почти двухмесячной минимальной загрузки НПЗ и падения ВВП. Сегодня стало известно, что российский президент поговорил с белорусским и вроде бы даже есть надежда на компенсацию налогового маневра от России. Чего ждать в ближайшем будущем? Поговорили с экспертами.

Катерина Борнукова: «Роль курса в нашей ежедневной жизни гораздо ниже, чем была пять лет назад»

— С долларом еще ничего такого суперэкстраординарного не произошло. Если даже посмотреть на прошлый год, то был курс 2,15—2,16, потом он вернулся обратно, — говорит академический директор Центра экономических исследований BEROC Катерина Борнукова. — Мы находимся в режиме плавающего валютного курса. Нацбанк не фиксирует его и позволяет колебаться.

Ситуация, которая сложилась с нефтью, влияет на курс. Потому что раньше мы покупали нефть у России, перерабатывали ее на наших нефтеперерабатывающих заводах и продавали нефтепродукты в том числе и на экспорт. Да, конечно, чтобы купить нефть, мы тратили валюту, но за экспорт нефтепродуктов мы получали валютную выручку, и у нас выходило положительное сальдо. Сейчас, когда поставки нефти минимальные и мы не экспортируем нефтепродукты (все идет на наш внутренний рынок), естественно, мы потеряли приток валюты в страну.

Будем надеяться, что это временно, но даже временно это вызывает определенную коррекцию на рынке. Даже если валюты хватает, предложение не упало, то все равно есть ожидания того, что коррекция курса должна произойти, чтобы отразить это новое равновесие. Эти ожидания толкают курс вперед.

Но ожидать какой-то трагедии, ежечасной и ежесекундной девальвации, которая была в 2011 году или же в конце 2014 — начале 2015 года, не приходится.

Почему? Потому что у нас гибкое курсообразование сейчас. И даже если будет какая-то коррекция курса, она не будет драматическая, по оценкам экспертов, это 10—15%.

Еще один немаловажный момент. У нас цены гораздо меньше зависят от колебания курса доллара. Раньше у нас курс подвинулся — и тут же цены все также прыгнули. Сегодня уже такой ситуации нет. Это вызвано тем, что у нас сменилась монетарная политика. Если раньше мы пытались держать всеми силами курс, то теперь политика направлена на ценовую стабильность. И передача от курса к ценам гораздо ниже. Поэтому роль курса в нашей ежедневной жизни гораздо ниже, чем была пять лет назад. Хотя мы по привычке смотрим, что там происходит. Поэтому какой-то большой драмы с точки зрения курса я не вижу.

Другое дело, что на нашу экономику нефтяная история влияет не очень позитивно. Нефть — это не только ВВП напрямую, сама нефтепереработка — это 1% ВВП, что не так много. Но проблема в том, что затрагивается валютная выручка, поступление в бюджет от экспортных пошлин на нефтепродукты (достаточно существенный процент — 5%).

Ну и, конечно, это занятость людей в Новополоцке и Мозыре на нефтеперерабатывающих заводах. Мы уже видим, что на фоне нефтяных споров ВВП в январе упал на 1,9%. Конечно, в этом нет ничего хорошего для экономики. Будем надеяться, что мы найдем какие-то альтернативные поставки и с ВВП выйдем на какой-то нулевой уровень.

Понятно, что сейчас мы будем жить в новой реальности.

Хотя мы покупаем нефть все еще не по мировым ценам (потому что если мы покупаем нефть у российских поставщиков, то все равно не платим экспортную пошлину), мы все равно сделали шаг в сторону мировых цен. И с каждым годом по мере продвижения налогового маневра в России мы будем все ближе к ним. И по газу, несмотря на то, что нам оставили прежние условия, поскольку цены в мире упали, мы стали ближе к ним.

Все это представляет для нас временные сложности, но, может быть, это заставит нас провести те самые необходимые реформы. Потому что наши госпредприятия могли работать только в условиях мощной господдержки, которая во многом финансировалась за счет энергетических бонусов. Сегодня их постепенное угасание заставит наши власти более критично посмотреть на госсектор, возможно, реформировать его. Это повысит эффективность всей экономики, освободит ресурсы для более эффективного использования. Нам важно не просто пережить это время, а использовать его как повод для реформ и изменений к лучшему.

Вадим Иосуб: «Индекс самого доллара достиг максимума с марта 2017 года»

— Влияние истории с нефтью на доллар есть тут лишь отчасти, — говорит старший аналитик «Альпари» Вадим Иосуб. — Стоит напомнить, что идут два независимых процесса — это снижение белорусского рубля ко всем мировым валютам и рост доллара ко всем мировым валютам. Белорусский рубль мы можем оценить по стоимости корзины. Корзина с начала года выросла на два с лишним процента. Как раз таки на рост стоимости корзины влияют любые наши факторы, включая историю с нефтью, рост доходов, которые опережают рост производительности труда и так далее.

Отдельная история — это рост доллара. Причем не только к валютам развивающихся стран, но и к абсолютному большинству валют развитых стран. Понятно, что это никак вообще не связано ни с какими белорусскими историями. Можно сказать, что из всех развитых стран именно в США сейчас наиболее здоровая экономика. В Еврозоне, Великобритании и Японии сейчас все гораздо печальнее. Чтобы не быть голословным, приведу в пример индекс доллара. Он аналогичен белорусской корзине валют, этот индекс оценивает доллар по отношению к шести валютам основных торговых партнеров США.

Так вот, этот индекс доллара достиг максимума с марта 2017 года. К европейской валюте доллар достиг максимума с апреля 2017 года.

Некоторые мировые валюты чувствуют себя по отношению к доллару еще хуже. К примеру, австралийский доллар к доллару США обвалился до минимумов 2009 года. Получается, что у нас накладываются два процесса: сам по себе падает белорусский рубль плюс к этому активно растет доллар. И в результате доллар к белорусскому рублю растет быстрее, чем евро или российский рубль. Именно поэтому корзина валют с начала года выросла на два с небольшим процента, а доллар с начала года — на 5%.

Кстати, если говорить именно о сегодняшних торгах, то на фоне роста доллара упал российский рубль, стоимость валютной корзины снизилась.

Сейчас мы имеем такой парадокс, что вроде бы доллар обновил исторический максимум в день, когда белорусский рубль немного укрепляется.

То есть не всегда рост доллара и падение белорусского рубля — это одно и то же.

Экономист также прокомментировал мнение о девальвации как резком падении курса белорусского рубля:

— Если под девальвацией подразумевать именно резкое падание курса белорусского рубля, то никакой девальвации не будет. Тут можно дословно цитировать Петра Прокоповича. Никакой резкой одномоментной девальвации не будет. При этом, если затянутся проблемы с нефтью, то белорусский рубль продолжит снижение и будет делать это медленно и печально.

Резкие девальвации возможны в системе фиксированного курса, когда спрос на валюту растет, предложение валюты падает, а при этом курс на валюту искусственно удерживается. Его держат и держат, тратят на это золото-валютные резервы, возникает дефицит валюты, потом курс резко выстреливает. Это то, что у нас было в 2011 году и на рубеже 2014—2015 годов.

Сейчас у нас курс плавающий, никто его искусственно не удерживает, ЗВР на это не тратят. Как только меняется соотношение спроса и предложения, курс реагирует мгновенно. Поэтому, если есть причина меняться в ту или иную сторону, он меняется ежедневно. Не стоит ждать движений за один день на десятки процентов. Это невозможно технически в силу плавающего курса.

Между тем несколько лет назад в России, где тоже плавающий курс рубля, случился «черный понедельник» и «черный вторник». Экономист отметил, что тогда были более серьезные внешние причины, чем сейчас в Беларуси.

— Тогда начали действовать очень жесткие санкции, в том числе и по поводу возможностей занимать российским компаниям на западных рынках. Там упоминалась в том числе и «Роснефть», — объясняет экономист. — В тот момент пришло время как раз платить по валютным заимствованиям, а у таких компаний они высокие. Раньше российские компании без проблем занимали на западном рынке и возвращали старые долги, все было нормально. Тут наступил момент, когда нужно гасить долги, а перезанять на западном рынке нельзя. Поэтому единственной возможностью получить валюту была ее покупка на валютном рынке. Там речь шла о миллиардах долларов.

Когда компании выходили с такими покупками, наблюдались резкие скачки курса. Другой процесс в том, что из России в связи с санкциями уходили иностранные инвесторы, а точнее сказать, спекулянты, которые покупали государственные рублевые облигации. Что значит уйти из страны? Когда инвесторы уходят из страны, они продают ранее купленные рублевые облигации, а потом за рубли покупают доллары и их выводят. То есть тогда был реальный шок из-за санкций. Белорусская нынешняя ситуация не является шоком такого масштаба, поэтому такой динамики белорусского рубля, как у российского в отдельные моменты последних пяти лет, я бы не ждал.

Дмитрий Крук: «Об одномоментной девальвации речи быть не может»

Что будет, если ситуация с нефтью не изменится, Беларусь не будет проводить никаких реформ и макроэкономическая ситуация останется прежней?

— Сразу оговорюсь, что такой сценарий, что все останется неизменным, маловероятен, — говорит научный сотрудник исследовательского центра BEROC Дмитрий Крук. — Но если допустить такую ситуацию, если проблема нехватки нефтяной выручки будет усугубляться, то влияние этого фактора на валютный рынок усилится.

В каких масштабах? При таком сценарии нужно будет за счет повышения ценовой конкурентоспособности прочего экспорта компенсировать «нефтяные потери». По «грубым» оценкам, для этого достаточно будет относительно небольшого обесценивания белорусского рубля. Это 10—15% к текущему уровню. Но что важно, такой процесс происходил бы постепенно, будучи «размазанным» в течение года. Об одномоментной девальвации речи быть не может: по сравнению, например, с 2011 и 2014 годами механизм функционирования валютного рынка другой и у Нацбанка есть возможность сглаживать колебания и давление на текущий курс.

Но повторюсь, этот сценарий не самый вероятный. Поскольку его последствия достаточно прозрачны и понятны, маловероятно, что власти не будут ничего делать, то есть ограничатся минимальными объемами нефтепереработки на этот год и не будут в том или ином виде пытаться сгладить последствия. Даже если допустить радикальное снижение объемов нефтепереработки в течение всего года, то тогда на внутреннем рынке будут приниматься компенсационные меры.

Но что более вероятно, с Россией будет найдена какая-либо относительно приемлемая схема на этот год. Я думаю, что максимум в течение месяца-двух какая-то ясность будет. Более важно, какие будут долгосрочные последствия «нефтяного шока». Сделают ли власти вывод, что стремление обеспечить конкурентоспособность низкими ценами на энергоресурсы — это зыбкая и ненадежная почва для развития экономики.

По словам Дмитрия, сегодня весь спор Беларуси и России технически сводится к нефтяной премии, которую берут российские поставщики. Но в конечном итоге для белорусских властей его значение намного шире — это попытка сохранить и обезопасить «удобную» экономическую модель.

— Для Беларуси новые цены в 2020 году вследствие российского налогового маневра — это снижение рентабельности НПЗ. Поскольку переиграть сценарий российского налогового маневра прямо сегодня сложно и власти с этим, возможно, смирились, то они абсолютно обоснованно уцепились за премию. Потому что для нее рационального обоснования немного, — говорит эксперт. — Снижение этой спецпремии хотя бы на пару долларов могло бы как минимум смягчить влияние налогового маневра: хотя бы на четверть, а то и на половину.

В любом случае тогда вся схема функционирования нефтепереработки на этот год становится более работоспособной. Более того, даже без снижения спецпремии этот год с какими-то дотациями нефтеперерабатывающим заводам и за счет постепенного повышения цен на топливо на внутреннем рынке выжить как-то можно.

Но, если принять российские условия в этом году, то в 2021-м и позднее такими частичными и косметическими мерами обеспечить сохранение объемов нефтепереработки не получится. И в этом плане именно 2020 год (поскольку с этого момента Россия начинает субсидировать свои НПЗ и отклоняется от логики равных условий в рамках договора ЕАЭС) ключевой. Власти осознают, что принятие российских условий сегодня будет впоследствии интерпретироваться как согласие с российской логикой и трактовкой соглашений в рамках ЕАЭС.

Поэтому сейчас это фактически вопрос не столько про 2020 год, сколько про то, смогут ли белорусские власти сохранить объем нефтепереработки в среднесрочной перспективе, а значит, и сохранить его в качестве «ядра» для функционирования всей национальной экономики.

Если у Беларуси будут мировые цены на нефть, это разве коллапс и ужас? По словам Дмитрия Крука, мировые цены на нефть не приведут Беларусь к новым 90-м.

— Здесь весь вопрос в том, что при мировых ценах традиционный объем нефтепереработки (18—20 млн тонн) становится нецелесообразным. В этих условиях экспорт в лучшем случае будет либо с нулевой рентабельностью, а то и с отрицательной. А значит, от экспорта нужно будет отказываться, что напрямую влияет на ВВП, а также нивелирует роль сектора как «поставщика валютной выручки». Второй вопрос — внутренний рынок. Для того, чтобы поставки на внутренний рынок топлива были рентабельны в таких условиях, нужно будет значительно повышать цены на топливо. Повышение станет существенным ударом по издержкам большого количества отраслей: сельское хозяйство, производство продовольственных товаров, транспорт, строительство, химия и нефтехимия, торговля. Это ударит по их конкурентоспособности.

Это задаст тренд на снижение ВВП, так как для ряда предприятий и даже отраслей мировые цены на нефть приведут к краху их бизнес-модели. Кроме того, возникли бы негативные так называемые мультипликативные эффекты со стороны спроса. Но такое снижение выпуска не станет радикальным, ведь какие-то предприятия и отрасли смогут постепенно адаптироваться к новым условиям, — заключил Дмитрий Крук.

электрический, 2100 Вт, удар 48 Дж, частота 1500 об/мин, 23.5 кг
электрический, 1700 Вт, удар 49 Дж, частота 1900 об/мин, 14.5 кг
электрический, 1500 Вт, удар 16.8 Дж, частота 1890 об/мин, 10.1 кг

Читайте также:

Библиотека Onliner: лучшие материалы и циклы статей

Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!