«Наши Ил-14 поднимались на высоту 3—4 километра. Самая болтанка»

На Аэродромной, 4, раньше располагалось управление гражданской авиации БССР. В 1954 году начальники подумали и решили, что пора брать пример с западных коллег да привлечь к работе бортпроводников. До этого функции стюардесс выполнял второй пилот, которому, вообще-то, летать надо. На воздушных суднах тогдашних модификаций пассажирам зачастую становилось плохо, так что расчет делался на девушек с медицинским образованием. В столичном медучилище как раз проходил выпускной. Начальник отдела кадров поехал на распределение, сидел, слушал, присматривался.

В итоге сделал деловое предложение трем девушкам — одной из Минска и двум с периферии. Минчанке не разрешили родители. А хуторянки с радостью подписались. Это и были Олимпиада с Фелицианой.

— Могилевская область, Осиповичский район, деревня Красное, — вспоминает Олимпиада Леонардовна. — Хотя это не деревня, а, по сути, хуторочек. Три домика в очень красивом месте. С трех сторон — лес, с четвертой — река. Каждую птицу там знала. У нас через три метра от дома был лес, помню, даже волки голодные забегали и забор перепрыгивали, чтобы ухватить поросят.

Семья моя — мама, папа, старшие брат и сестра. Родители отправили детей в Могилев учиться. Брат стал фельдшером, сестра окончила фармацевтику. В день, когда им отдавали документы, началась война. Брата забрали в Польшу воевать. А сестра из Могилева пешком дошла домой.

Закончилась война, в тот же год сестра получила должность. Брат вернулся в Осиповичский район, работал по специальности, отвечал за шесть деревень в округе. Ситуация была тяжелой. Родители год работали, за что не получили ни рубля. Решили в какой-то момент заняться мной. Я окончила семь классов (каждый день ходила 8 километров туда и обратно), будучи на четыре года старше основного возраста, а потом переехала в Осиповичи, чтобы еще раз окончить школу и сдать экзамены в училище. Сдала. Приехала в Минск, увидела дома большие, много людей — неописуемая красота, потерять сознание можно. Два года училась на Немиге во дворах. Мы тогда занимали здание школы.

Если Минск не принимал. Можно было улететь в Адлер и остаться там на неделю

Получив диплом лаборанта, девушка отправилась на распределение.

— Какой-то мужчина, я его не знала, подошел ко мне: «Не хотите в „Аэрофлот“?» — «Ну хотелось бы…» Но разговор ничем не закончился. В тот день мне почему-то не отдали документы. Я ушла и отправилась забирать их только через неделю. Был вариант вернуться в Могилевскую область, но решила, что не стану. Из училища меня отправили в Дом правительства. На первом этаже получила свои документы и сразу пошла в управление гражданской авиации. А там товарищ, с которым мы виделись на распределении, говорит: «А я так и думал, что вы вернетесь. Наши на днях едут в колхоз, уборку делать, как вы на это смотрите?» Говорю: «Я ж деревенская, это моя родная стихия».

Месяц пробыли «на картошке». Дальше началась подготовка. Ну как подготовка — объяснили, что надо уметь с людьми общаться и любить их, попросили соблюдать культуру и улыбаться. Но учебы как таковой не было, просто инструктаж. Ввели в курс дела — иди работай.

Почин, конечно, не помню, наверное, Москва. Я до того никогда не летала. Стюардессы работали по одной в салоне. У нас было два самолета Ил-14, мелкие такие. Высота — 3—4 километра. Самая болтанка. Помню, что часто туман был. Тогда Минск не принимал. Можно было улететь в Адлер и остаться там на неделю. Поменял одежду — и на пляж. Ну разве не красиво? Красиво конечно.

За месяц у меня ушло волнение. Стала бороться с волнением пассажиров. В тот период летали мало и в основном по неотложному делу: на свадьбу или похороны. Люди были неискушенными, многие никогда не пользовались самолетом, переживали. Вот я и развеивала опасения бабушек. Рассказывала о себе, потом про их жизнь спрашивала. После такого общения они улыбались и расцветали.

Ил-14 мог перевезти 32 пассажира, Ли-2 в зависимости от модели — до 22.

«Раньше никогда не летала. Сижу, глохну, а что делать, понятия не имею»

Рядом с Олимпиадой сидит еще одна легенда — Александра Владимировна Сенькова. Она начинала учиться на швейного технолога, в итоге стала бухгалтером и учителем русского языка и литературы. Летать пришла 7 февраля 1961 года. Была 14-й стюардессой в отряде, которым к тому моменту уже заведовала Олимпиада.

— Я пришла после Лимы через шесть лет. Наша служба базировалась в подвале здания первого аэропорта. Шкаф зеркальный, круглый стол и несколько кресел дерматиновых. Лима принесла мне кипу бумаг и бухнула на стол: «На, учи!» А через день мне в полет. Я понятия не имела, что это за документы. Один посмотрела, второй, потом думаю: ай… Сейчас же девушек после набора долго обучают. Раньше этого не было. Мы пришли — и сразу на самолет.

Меня отправили в первый рейс с другой девочкой. Ну, чтобы она отстажировала молодую, неопытную. Ил-14. Между кабиной и салоном стоит багажник. Старшая бортпроводница (Надей звали) посадила меня возле пассажира. Сама как стала в хвосте салона, как начала говорить с каким-то мужчиной, так о стажировке вообще забыла. Мы в Киев направлялись. Я тоже до работы никогда не летала. Сижу, только глохну, а что делать, понятия не имею. Все поглядывала на ту Надю, а она все болтала. Но как-то отработали.

Больше всего мне запомнилась красота вечернего Киева. В иллюминаторе все в огнях, звезды на небе, реку видно, дома, площади. Мне так понравилось, это такая красота! Необыкновенная! У нас в профессии все романтики. Другие быстро уходят.

Стюардессам надо было летать семь с половиной лет. В 45 разрешалось идти на пенсию. Правда, когда заканчивались те семь с половиной лет, начиналось «еще год», «еще год». В итоге Олимпиада Леонардовна пролетала 26 лет. А Александра Владимировна застала даже Ту-154.

— Я в 1981-м оформила пенсию. Потом министерство прислало приказ — такие они важные. Ввели в службу бортпроводника должность типа замполита, только название другое. Отвечала за методическую и воспитательную работу. До 1983-го доработала, потом в аэропорту Минск-2 стала начальником службы бортпроводников — трудилась до 1998-го. В 60 лет перешла на службу в «Авиатехсервис», потом их закрыли, меня взяли в обратно в Минск-2. Там возглавила службу сервиса. Занималась, кроме прочего, общественным питанием — барами, магазинами. Ничего не знала, но как на амбразуру кинулась. Надо так надо. Доработала в кейтеринге до 2013-го. Мне уже 76-й год шел — 52 года стажа.

«В это время наш Ту-124 садится мимо полосы и переворачивается»

Бабушки обижаются, когда слышат, что стюардессы — это официантки в воздухе. Говорят, безопасность превыше всего. В случае чего главное — спасти пассажиров, если сам остаешься жив: эвакуировать всех за 90 секунд и отвести хотя бы метров на сто от воздушного судна.

Александра Владимировна начинает вспоминать внештатные ситуации. Если вы впечатлительный аэрофоб, дальше можете не читать.

— Летели в Калининград на Ту-134. У меня уже сын был. И на том рейсе бортинженером работал мой муж. А мы в разводе. Но нас поставили на рейс. Совершенно случайно. Смотрю, он что-то все бегает в салон из кабины и смотрит в иллюминатор. Думаю: что случилось? Но обращаться к нему не хочу. А экипаж сильно отвлекать нельзя. Но я в конце концов не выдержала и его спросила: «Что там?» — «Ничего там». И пошел такой. Оказалось, один двигатель уже отключили, потому что нерабочий, а второй показывает дефекты по приборам. А этот все бегает и смотрит. Долетались до того, что второй пилот вышел и сказал: «Надо отвлечь пассажиров».

Ну а как мы отвлекаем? Наливаем водичку, на подносики ставим, идем улыбаться: «Пожалуйста, кто желает? Кто желает?» У меня в голове тем временем: «А что там мой сын в городе делает? А что будет, если…» Но страха не было никакого. Почему-то ощущается какая-то уверенность, а во что я верю, непонятно.

Проходишь. «Девушка, а что там?» — «Там ничего. Надо вы́летать горючее, будет посадка». Много выдумывали, чтобы выходить из ситуации, и благополучно приземлялись. На земле все пассажиры: «А что там было, а что там было?» Ну разве ты скажешь пассажиру, что у нас двигатели отказали? Вот такая ситуация. Вроде бы и очень опасная, но благополучная.

Александра Владимировна продолжает рассказ. Тогда в Беларуси было много внутренних рейсов. И ладно областные центры — летали во все районные. Двадцать минут, тридцать. Сейчас у «Белавиа» таких рейсов почти нет. Ну разве что Вильнюс. Сорок минут — стюардессу не успеешь рассмотреть.

Штурман сидел впереди, у лобового стекла — его деревом убило.

— В 1970-х к нам пришла летать девочка Регина. Служба уже была большая — за 100 человек. Девочку на первый раз поставили в резерв. И вдруг не выходит стюардесса на Брест. Новенькая вылетает вместо нее. Первый раз. Никто ее не учил, не стажировал.

Самолет заходил на посадку. Девушка стояла в начале салона, когда услышала плач ребенка в хвосте. Пошла посмотреть, взяла того ребенка на руки, села рядом с мамой успокаивать. Все пристегнуты, она — нет. В это время наш Ту-124 садится мимо полосы и переворачивается. Стюардессу с ребенком выбросило к двери пилотов. Девушка так крепко держала малого, что он даже не пострадал. Сама очнулась в операционной. В результате переворота погибла одна девушка. Остальным пассажирам даже не потребовалось медицинской помощи. Наша Регина год лечилась, а потом вернулась летать и 11 лет отработала до пенсии.

В 1985 году произошла история много ужаснее.

— Это было 1 февраля. Они летели в Ленинград на Ту-134 из аэропорта Минск-2. Везли на экскурсию лучших студентов. Поднялись, сперва отказал один двигатель, потом второй. Экипаж начал делать разворот, чтобы вернуться или увести самолет от деревень. Не получилось, в итоге весь лес срезали.

Штурман сидел впереди, у лобового стекла — его деревом убило. Бортмеханик тоже погиб. На рейсе работали два бортпроводника: Наташа Бондаренко и Саша Гулюта. Он окончил иняз, уже много отлетал, хотел уходить — но исчез, даже косточки его потом не нашли, чтобы подтвердить личность.

Зимой у всех 100 пассажиров надо принять пальто в гардероб. Стоишь и развешиваешь — маразм

А Наташа Бондаренко выжила. Правда, у нее вся спина была сгоревшая. Один пассажир, вылезая через щель, которая образовалась между кабиной пилота и первым салоном, держал за руку свою жену, но та каким-то образом отстала. Мужчина кричал: «Наташа, Наташа!» А бортпроводница — тоже Наташа. Та не отзывается, а эта отзывается. Мужчина в итоге вытащил стюардессу. Когда она пришла в себя, то даже не заметила, что на ней все горит. Подошла к командиру (он ногу сломал), взяла пистолет, начала стрелять в воздух. Но в тот день был такой туман, что поисковые вертолетчики долго не могли их найти. Мы из службы все помчались туда, правда, оказалось, что двинули в обратную сторону. Когда прибежали, я увидела пристегнутую девушку в горящем самолете. Ее никак нельзя было достать. Вертолетчики еще не приземлились, пассажиры, которые выбрались, не могли вернуться из-за огня.

Погибли 58 человек, выжили 22. Наташа четыре месяца лежала, лечилась. За это время научилась плести из соломки — теперь считается большим мастером. Внук ее сейчас отрабатывает тренировочные полеты на военных самолетах.

«После рейса нужно было избавляться от запаха сигаретного дыма»

Ветераны говорят, что нельзя сравнивать их условия работы с нынешними.

— Работать было очень сложно, особенно на рейсах с питанием на Ан-10. Вы, наверное, и не знаете, что такое Ан-10, и никогда на таком не летали. Ан-10 состоит из трех салонов. Между ними стоят короба для обогрева или охлаждения. Он в Адлере пока постоит час, температура в салоне уже 40. Потому включали короба. Мы под ними простужались.

Микрофонов у бортпроводников не было. Гул ужасный — как будто космический корабль стартует. А нужно озвучить пассажирам информацию. Так три ряда пройдешь — повторяешь. Потому что все тебе говорят: «Не слы-ы-ышно-о-о».

Зимой у всех 100 пассажиров надо принять пальто в гардероб. Стоишь и развешиваешь — маразм. Потом — всех накормить. Сперва требовалось установить столики — они металлические, вставлялись в пазы подлокотников. Каждому пассажиру нужно было разнести такие.

Потом питание. Сейчас же все готовое, а мы огурцы нарезали и сами раскладывали боксы на поднос, консервы открывали на закуску. Одна на кухне все оформляла, вторая носилась по салону и раздавала. Это ужас был!

Кроме того, пассажиры курили! «Белювелирторг» договорился с авиакомпанией, и мы торговали на борту самолета маленькими бутылочками с алкоголем. Некоторые пассажиры брали по пять и выпивали их. После рейса костюм нужно было сразу снимать и окунать куда-нибудь, чтобы убрать запах дыма. Молодые девушки об этом понятия не имеют. Я им завидую белой завистью. Они у нас все красивые, как на подбор, элегантные, умные, образованные. Приятно смотреть.

---

Мы оставляем бабушек заниматься своими ветеранскими делами. Обе они очень приятные. Их музей — в основном фотографии и несколько моделей самолетов. Будет время — зайдите уважить ветеранов. Был слух, что начальники думают сделать новый музей в Академии гражданской авиации, которая подпирает МКАД. При всем уважении к жителям Чижовки, это очень дальний свет. Вот тут ссылка — можно посмотреть на тамошние грустные самолеты. А историческим зданием первого аэропорта владеет Dana Holdings. Фасад новые владельцы обязаны сохранить, но начинка вряд ли будет связана с авиацией.

Наш канал в «Яндекс.Дзен»

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!

Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. sk@onliner.by