Когда мы приходим в гости к семье Шалимо, Оксана улыбается и начинает быстро ходить из комнаты в комнату. Волнуется, присматривается к новым людям и старается держаться на расстоянии.

— Ровно 20 лет назад она окончила 9-й класс и должна была сдавать экзамены, — Анна Францевна показывает фотографии дочки до трагедии. Улыбчивый подросток, вот она в школе с подружками, вот с мамой в детстве, вот в лагере. — Она хотела быть артисткой, любила танцы. Хорошая и послушная девочка была. Ее все учителя любили. Не верится, что уже 20 лет прошло… — вздыхает мама девушки.

«Она ответила: „Всё, еду“. Это был последний раз, когда мы с ней разговаривали…»

Это был первый в жизни концерт, куда 15-летняя Оксана собиралась пойти одна, с подругами. Анна Францевна вспоминает, что к Дворцу спорта дочку не очень хотела пускать.

— Как-то на душе было тяжеловато, — рассказывает она. — Я даже группы такой не знала. А она, как услышала про концерт, все уговаривала меня: «Мама, отпусти, мама, отпусти». Она занималась танцами, постановками, ей все это было интересно.

— У нас с Оксаной 9 лет разницы. На тот момент я уже была замужем, у меня был ребенок, мы жили отдельно от родителей. На концерт я не собиралась, — говорит старшая сестра девушки Наталья. — Помню, у меня была жилетка кожаная, модная. Она меня все просила: «Привези мне свою жилетку». Она хотела ее на концерт надеть. Помню, еще сказала: «Ну привези! Если не привезешь, то ты меня больше никогда не увидишь». Жилетку я ей привезла, и вечером она пошла на концерт в ней, юбочке и маечке.

В тот день Анна Францевна заметила, что дочь какая-то взволнованная, отказывалась от еды, но списала все на волнение перед концертом.

— Она мне позвонила из телефона-автомата возле магазина «Ромашка» (сейчас там «Коммунарка») где-то в восемь вечера. Говорит: «Ой, мама, тут такая гроза». Она боялась грозы с детства, всегда пряталась, чтобы раскаты грома не слышать, — вспоминает мама девушки. — Я сказала, чтобы быстрей ехала домой. Она ответила: «Все, еду». Это был последний раз, когда мы с ней разговаривали...

Оксана с двумя подружками пошла в метро. На ступеньки они попали вместе, а потом толпа разделила их в разные стороны. Одну подружку вытолкнули, а Оксана и вторая девочка оказались на ступеньках, когда люди начали падать. Оксана лежала на пятой ступеньке снизу. Ее вытащил какой-то парень Тимофей, он тогда вытащил шесть или семь человек.

— Где-то в 20:30 позвонила мама одной из Оксаниных подруг и спросила, пришла ли Оксана. Мы еще не успели разволноваться, ждали, что она к девяти часам будет дома, — говорит Анна Францевна. — Сначала она не хотела рассказывать, почему звонит. А потом сказала, что в переходе что-то случилось и девочки видели Оксану в толкучке. Мы тогда жили в Чижовке. Я побежала на остановку ее встречать, думала, что она испугалась и не хочет идти домой, потому что мы ее ругать будем, или еще что-то.

Уже позже Анна Францевна узнала, что одна из подружек видела Оксану, которая лежала на ступеньках вместе с остальными людьми. Оттуда ее вытянул молодой парень Тимофей Бородич.

«Сказали, что надежды мало, хорошо, если она протянет трое суток»

Но на тот момент ни о чем таком Анна Францевна не знала. Когда на остановке она не увидела Оксану, вернулась домой и набрала в скорую. Там ей сказали, что с Немиги привезли много пострадавших. Взволнованная, она набрала старшей дочке. Было уже начало десятого, к одиннадцати ей нужно было бежать в ночную смену, она на тот момент работала в пищеблоке «Криница», а муж ушел в ночную смену на МТЗ. Договорились, что искать сестру поедет старшая дочь с мужем и будет постоянно отзваниваться ей на работу.

— Мы с мужем вызвали свекровь приглядывать за сыном, взяли брата мужа, его жену и вчетвером поехали искать Оксану по больницам. Сначала в «девятку». Ее в списках не было. Это означало, что она либо без сознания, либо среди погибших. В реанимации лежали практически одни девочки, бритые и без сознания. Оксаны опять же там не было. Нам предложили пройти в морг. Я решила сначала посмотреть всех живых, а потом уже по моргам ездить.

Дальше была «десятка», потом вторая больница, потом «тройка». Нигде в реанимации сестры не было. Последней оставалась больница скорой помощи. На часах было около четырех утра. Наталья понимала: если Оксаны нет в той реанимации, то, скорее всего, она уже мертва.

— Я уже не пошла в больницу, не было сил. Отправились муж и его брат с женой. Они пошли, их не было долго, минут 40. А когда вернулись в машину, то просто сидели и молчали, — вспоминает минчанка. — Я спросила: «Она тут?» Они кивнули. У меня отлегло. Говорю: «А чего молчите?» Выяснилось, врачи сказали, что все очень плохо, шансов нет никаких.

Когда Анна Францевна приехала в больницу, то дочь не узнала. Длинноволосую девочку постригли налысо: искали травмы головы.

— Но на голове была только царапина, никаких других травм. Может, действительно эта кожаная жилетка как-то спасла Оксану от травм. Она очень плотная, и каблуками ее не смогли проткнуть, — рассуждает Наталья.

— У дочки была гипоксическая энцефалопатия тяжелой степени. Это значит, гибель части мозга после кислородного голодания. Но при этом она не выглядела, как остальные девочки, синей. Кожа у нее была беленькая, — вспоминает Анна Францевна. — Врачи говорили, что Оксана пережила клиническую смерть, но сколько по времени она длилась, не сообщили. Ее подключили к аппаратам и сказали, что надежды мало, хорошо, если она протянет трое суток.

«Первое время мы-то думали: ну вот полежит, восстановится, в школу пойдет»

Трое суток для родных Оксаны показались вечностью. Оксана выдержала. Дальше врачи вели речь о 7 днях, мол, если проживет неделю, то тогда шансы возрастают. Когда на седьмой день родные Оксаны приехали в больницу, кровать, где она лежала, была пустая. Они так и застыли в шоке.

— Оказалось, ей стало лучше, ее перевели из палаты интенсивной терапии в обычную. Она просто стала сама дышать, — вспоминают они. Полностью из комы девушка вышла только через 19 дней.

— Не передать никому, как я это время прожила. Только и ходила опустив голову, ни на что и ни на кого не могла смотреть, — качает головой Анна Францевна. — Муж мой на этом фоне от волнения инфаркт получил. Он просто его на ногах проходил. А потом через четыре года умер от второго. Мужчины гораздо сложнее всё это воспринимают.

Правда, несмотря на то, что Оксана вышла из комы, она никого не узнавала, не фокусировала взгляд, не поворачивала голову и ни на что не реагировала. Ее перевели в нейрохирургию пятой больницы.

— Два месяца мы с ней там лежали, — вспоминает Анна Францевна. — Она была никакая, у нее целыми днями стояла капельница, по пять часов. Руки были синие. Кожа и кости — такая вот. Она просто лежала без движения, без признаков жизни. Тогда заведующая предложила выписать ее домой на какое-то время. Мне так страшно стало, там все-таки врачи, а как я дома с ней сама. Они сказали, мол, не волнуйтесь, чуть что, мы сразу вас назад возьмем.

Оксану принесли на носилках домой и положили в ее комнате. Через две недели она смогла самостоятельно сидеть. Потом потихоньку сестра и мама пробовали учить ее ходить. К новому году она пошла. Казалось, до полного восстановления остается совсем немного.

— С ней занимались врачи, приходили, делали массажи, восстанавливали ее. Нам исполком помогал, приезжал глава администрации Ленинского района. Исполком и консультации врачей организовывал, и медикаменты бесплатно давали, потом пенсию повышенную платили ей, тут ничего не скажем, — считает Анна Францевна. — Первое время мы-то думали: ну вот полежит, восстановится, в школу пойдет. Придет в себя. Но нет. Была надежда на лечение за границей, но в итоге вывод был такой, что «нецелесообразно». Нет лечения с ее травмой. Врачи говорили: вот насколько она сама восстановится, настолько и будет дальше.

Уже через полтора года прогресс у Оксаны остановился. Родные говорят, что восстановление замерло на уровне годовалого ребенка. Она может ходить, улыбается, понимает, что нужно одеваться, мыться, причесываться, есть и так далее. Правда, сама этого делать не может. За ней ухаживает мама.

— Она понимает, когда я ее зову, но не говорит и не читает. Мы пробовали восстанавливать речь или чтение — не вышло: у Оксаны не получается сосредоточиться, — поправляет кофточку дочке Анна Францевна. — Но телевизор смотрит, особенно любит мультфильмы. Группу «Иванушки» тоже. Если где-то заиграет, то прислушивается, танцует.

— Проблема в том, что она не идет на контакт, она всего боится, ее сложно отвезти на осмотр, — добавляет Наталья.

— Да, она же 20 лет на улицу не выходит из-за страха, — говорит Анна Францевна. — Она же ни на балкон, ни за порог квартиры не может выйти. Жуткий страх какой-то после Немиги у нее остался. Несколько раз приходилось возить ее в больницу. Так приезжали двоюродные братья и просто ее несли на руках. Она вырывалась и никуда не хотела. А когда переезжали из Чижовки сюда, в Малиновку, так еле посадили в машину. Всю дорогу она сидела белая и ее трясло.

«Глупая, непонятная и нелепая трагедия»

13 мая Оксане исполнилось 35 лет. По этому поводу в зале стоит букет роз. Оксана то подходит к ним, то идет обратно. Робко трогает нас, новых людей, то за руки, то за волосы, улыбается и уходит.

— За это время она практически не изменилась, осталась такая же: светлая кожа, детский взгляд, как будто и не было этих 20 лет, — говорит Анна Францевна. — Совсем не верится, что столько времени прошло и что все это время я живу с маленьким ребенком. Но слава Богу, что живая она! Знаете, когда я встречалась с родителями погибших детей, они мне все говорили: пусть бы хоть так, но их дети были бы живы.

Сейчас Анна Францевна и Оксана живут вместе за две пенсии: одна по возрасту, а вторая по инвалидности. Они ни с кем не судились и никаких компенсаций не требовали, говорят, не до этого было.

— Дочка старшая очень помогает, если бы не она, было бы гораздо тяжелее. Внуку старшему 23 года, он тоже приходит, Оксана его любит, всегда радуется, — говорит Анна Францевна. Оксана подходит к маме и неумело пытается ее обнять и поцеловать.

— Помню, когда Оксана только-только в больницу попала, врачи все спрашивали, есть ли у меня кто-нибудь еще из детей. Думаю, чего они все спрашивают? Ответила: «Старшая дочка». Они уже тогда понимали, что будет тяжело. Но я привыкла, взяла себя в руки. Не помирать же.

— Наверное, после таких трагедий у человека открываются какие-то внутренние резервы, — замечает Наталья. — На маму посмотрят и удивляются: «Мы никогда бы не подумали, что у тебя такая вот дочь». Она всегда на позитиве. Да и после смерти папы Оксана для мамы утешение.

С самим фактом трагедии в их жизни семья Шалимо смирилась и никого не винит. Правда, ответов на вопросы, почему так случилось, почему именно Оксана пострадала в той давке, для чего это все, у них так и не появилось.

— Я никогда, никогда даже в страшных своих снах не могла представить, что такое может случиться, — вздыхает Анна Францевна. — Почему так произошло, я не знаю. Это как какое-то наказание. Была же Троица, а там праздник такой вот с пивом…

— Глупая, непонятная и нелепая трагедия. Я не думала, что в мирное время такое можно увидеть, горы этих мертвых детей… — говорит Наталья. — Кого-то винить? Толпа сама себя подавила. Такое случается, просто для Беларуси это было впервые.

Читайте также:

• «Бригады сами вызывались ехать на Немигу». Как медики спасали пострадавших в давке
• «Задние ряды напирали: „Давай! Давай! Мокнем“». Выжившие на Немиге о том, как получилась давка
• «Маша так и умерла стоя, ее просто задавили». Родственники погибших на Немиге о самой жуткой трагедии в истории страны

Подписывайтесь на наш канал в «Яндекс.Дзен»

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!

Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. ng@onliner.by