«По рации отзывается доктор Шведиков и сообщает, что ехал с вызова по Немиге и его остановила толпа»

Виталий Елисеевич сидел в своем кабинете на улице Захарова. День и правда был хороший и солнечный. Ситуация с вызовами была спокойная, их практически не было.

— Точно не помню, во сколько потемнело, налетел вихрь. Я поднялся закрыть окно, — вспоминает врач. — Мобильных телефонов тогда не было, поэтому дежурный какого-то РУВД в 20:29 передал по рации сообщение. Как сейчас его слышу: «Там на станции метро „Немига“ что-то случилось. Или провалились какие-то решетки, или что-то еще, непонятно. Поэтому пришлите бригаду скорой». Моя диспетчер тут же уточнила, сколько нужно бригад. Он ответил: «Хотя бы две». Почему-то я сразу понял, что там могло случиться действительно что-то серьезное. Возле моего стола как раз стоял врач реанимационной бригады Козырев. Я говорю: «Вот тебе, Эдуард Витальевич, пять бригад, мчись туда и узнай, что там происходит».

Буквально в ту же минуту одна за другой поехали скорые с мигалками. Главврач стал ждать еще звонков. Обычно, если что-то происходит, а скорых нет, люди трезвонят, не затихая, ругаются, возмущаются. А тут тишина.

— Вдруг по рации отзывается мой доктор Шведиков, который сообщает, что ехал с вызова по Немиге и его остановила толпа. «Начинаю оказывать помощь, вышлите бригады», — сказал он. Но ни сколько человек там пострадало, ни какие травмы, он сказать не смог, — говорит Виталий Елисеевич. — Я тогда еще сразу 10 бригад послал туда.

Через пять минут с места мне уже позвонил Козырев. Он оценил обстановку и говорит: «Тут не только пострадавшие, тут много погибших».

В тот день минчане скорую практически не вызывали, поэтому на подстанциях находилось 50 машин скорой помощи. В итоге все их Титишин отправил на Немигу. Всего на месте работало 58 бригад медиков.

— Уже на месте Козырев организовал их так, что автомобили выстроились одна за другой в цепочку, — говорит Виталий Елисеевич. — Они подъезжали быстро, одна за другой, и как только кого-нибудь выносили из этого подземелья, они тут же забирали человека.

Я проработал на скорой помощи 50 лет. Было много разных случаев: и под поезд попадали, и под машину. Но никогда не было у людей такого желания помочь, как тогда. Все врачи, которые были на линии, услышали первое сообщение от милиции. Только они освобождались — сразу же звонили и просились на Немигу. Звонили все бригады: мы такая-то бригада, находимся там-то, освободились, пошлите нас, пошлите нас.

250 пострадавших развезли по больницам за полчаса

Как писала «Белорусская деловая газета» 2 июня, у погибших были практически одинаковые диагнозы: удушье, проникающее ранение легкого (это каблуки) и тому подобные. Пострадавших доставляли в больницы с механической асфиксией и постгипоксической энцефалопатией — проще говоря, удушение и нарушение питания головного мозга. Также у многих упавших в подземном переходе были различные переломы, черепно-мозговые травмы, а одному парню даже пришлось прооперировать брюшную полость.

— Помню, беру первую историю болезни и читаю: «Ко мне в машину принесли двух молодых людей. Я смотрю, оба синюшны, оба без дыхания, нет сердцебиения. Я ставлю диагноз „клиническая смерть“ и начинаю делать реанимацию. Я делаю реанимацию одной пострадавшей, а мои два фельдшера — другой». Потом оказалось, что таких пострадавших было около 250 человек. Но многих спасти не удалось. Получилось так, что у людей от сдавливания просто произошла остановка дыхания, минута-полторы, максимум две — и останавливалось сердце, — объясняет Титишин.

Позже врачи предполагали, что если бы спасавшие владели бы навыками реанимации, то могли сделать искусственное дыхание прямо на месте.

— Официально мы оказали помощь 75 пострадавшим, привезли к нам и 28 трупов, — рассказывал тогда газете «Советская Белоруссия» заведующий реанимационным отделением больницы №2 Евгений Прокосенко. — Из операционных принесли все аппараты для вентиляции легких.

Главное было — заставить людей дышать. Это можно и нужно было делать сразу на месте трагедии, но не многие, кто участвовал в спасении пострадавших, умел делать искусственное дыхание и знали технику реанимации.

По словам Виталия Елисеевича, в тот вечер пострадавших было не менее 250 человек. «Скорые» развезли их по больницам очень быстро.

— Помню, у меня работал доктор травмобригады Скобля. Он по рации сообщает: «Я стою в очереди четвертым, но уже никого не выносят». Я глянул на часы — прошло только полчаса, — говорит он.

Дальше уже в авральном режиме работали врачи в больницах. К примеру, в «двойке» работали медики всех отделений, а также врачи, которые по графику должны были быть дома: их срочно вызвали на работу.

По данным Минздрава, на 4 июня 1999 года за помощью в 11 больниц Минска обратились 406 человек, в стационаре находился 131 из них. На 15 часов 3 июня 8 человек оставались в тяжелом состоянии, сообщало БЕЛТА.

«Но если человек не дышит, то как он может дышать этим кислородом?»

Когда все немного улеглось, Виталий Титишин стал задумываться о том, можно ли было в тот день улучшить работу и спасти больше людей. Позже возникли вопросы и от корреспондентов, и от родственников погибших. В первой статье нашего цикла звучал вопрос о кислородных подушках, которых, по словам матерей погибших, не хватало.

— Мне один корреспондент тоже говорил: наверное у вас не хватало кислорода. В каждой бригаде были мешки Амбу — это такой ручной дыхательный аппарат. Кроме того, были и кислородные ингаляторы. Но если человек не дышит, то как он может дышать этим кислородом? — говорит он.

Также объясняет Виталий Елисеевич и тот момент, почему бригады развозили пациентов по таким далеким больницам, как «девятка», «десятка» или БСМП, а не везли в военный госпиталь или госпиталь МВД, которые были гораздо ближе.

— В госпитале МВД вообще хирургов не было, это не место для оказания экстренной помощи, — говорит Титишин. — Однажды было такое дело, что работника ГАИ сбила машина. Наша бригада доставила его туда. Там не знали, что с ним делать, и поэтому оттуда больного пришлось увозить. В военный госпиталь можно было везти, но там не был отработан прием экстренных пострадавших. У них больные поступают из какой-то части, но это из госпиталя или санчасти, то есть ему уже оказана первая помощь.

Когда я привозил пациентов в военный госпиталь, пока там открывали ворота на проходной, проходило минут десять. Привожу этого больного в приемный покой, а врача там нет, он где-то в отделении. Опять же возникали вопросы, почему штатского привезли к ним, и так далее. Это все драгоценное время. В больнице скорой помощи, например, врачи находятся на месте в приемном покое и оказывают помощь гораздо быстрее.

После трагедии на Немиге Виталий Титишин приехал к полковнику военного госпиталя Савицкому и спросил, какую помощь он может оказать городу в случае ЧП. Тот предложил в экстренных случаях выделять 30 коек: 15 травматологических и 15 хирургических. Станция скорой помощи и госпиталь заключили договор, а копию оставили в приемном покое.

«В то время и по тем обстоятельствам мы сработали хорошо»

— Знаете, я много раз обдумывал: а что было бы, если бы это вот сейчас случилось, через неделю, месяц и так далее? Смогли бы мы лучше сделать? Может, была какая-то ошибка, бригад где-то не хватало и все остальное. Я не мог ни в чем упрекнуть себя, что мы что-то где-то не сделали, — считает Виталий Елисеевич. — В тот день, конечно, у нас на станции было определенное стечение обстоятельств.

— Во-первых, первый разговор диспетчера с милицией я слышал сам, не нужно было мне ничего докладывать. Также если бы Козырев не стоял у моего стола, его нужно было бы вызывать и давать задание. Смотрите, сколько минут мы сэкономили. Во-вторых, к счастью, работала самая лучшая смена диспетчеров, — перечисляет Титишин. — Эти 12 человек, которые сидят на приеме и отправке, были лучшими из тех, которых подготовил кандидат наук Неслуховский. Он свою смену много тренировал. И я тогда еще все удивлялся: в этой смене понимали друг друга с полуслова и работали очень быстро.

В-третьих, 50 бригад были на месте, на центральной подстанции на Захарова, на второй подстанции и так далее. В-четвертых, что немаловажно, сейчас у нас на скорой помощи где-то 70—80% — это фельдшерские бригады. А 20 лет назад на скорых были на 100% врачебные бригады. То есть пострадавшим оказывалась не фельдшерская, а врачебная помощь.

Были хорошие реанимационные бригады. Говорили, что скорая помощь поздно приехала. Но скорая помощь приехала тогда, когда мы получили первый звонок, а уже буквально через минуту Шведиков сообщил мне по рации о том, что его остановили. Минуты прошли после этого происшествия. И мы тут же бросили все бригады. Я бы сказал, что в то время и по тем обстоятельствам мы сработали хорошо.

Виталий Елисеевич также подчеркивает, что после трагедии к ним на станцию приехал следователь по особо важным делам, изъял всю документацию, поговорил с каждым врачом, который был на Немиге, и сделал свои выводы. Потом были проверка комиссии Комитета по здравоохранению при Мингорисполкоме, которая проверяла работу медиков на Немиге, и комиссии Минздрава. По словам Титишина, претензий к ним не было.

— Где-то через десять дней меня пригласили в кинотеатр «Октябрь» на встречу с родственниками погибших, — говорит он. — Вы знаете, я до сих пор не могу забыть эти лица, этих матерей и отцов, сидящих с портретами своих детей. Что им кто скажет? На встрече были я и два офицера милиции — майор и старший лейтенант, которые должны были наводить там порядок.

Конечно, работникам милиции задавали очень много вопросов: почему не остановили толпу, почему не стреляли, почему не навели там порядок и так далее. Они довели этих милиционеров до слез. Ко мне вопросов фактически не было.

«Сегодня скорая дежурит на всех массовых мероприятиях по всей стране»

Виталий Елисеевич говорит, что после Немиги очень многое обдумали, поняли и внедрили. Во-первых, на массовых мероприятиях стала дежурить скорая помощь.

— До того как это случилось, на всех этих мероприятиях была только милиция, а мы не работали. После Немиги президент издал декрет, что на всех массовых мероприятиях, где собирается 1000 человек или больше, обязательно должна присутствовать скорая медицинская помощь. Сегодня скорая медицинская помощь есть на всех таких мероприятиях по всей стране, если вы заметили, — говорит он.

Во-вторых, стали проводить больше тренингов и учений. Был создан центр экстренной медицинской помощи, который занимается подготовкой личного состава, а также тренажерами и учениями на случай массовых травм, поражений и отравлений.

— Мы посмотрели, что у нас и в клиниках не все благополучно. Мы доставляли больных в клиники, а пострадавшие, которые были в состоянии клинической смерти, погибали уже там, — говорит Титишин. — Мы потом с одним из работников Комитета здравоохранения Мингорисполкома, который как раз отвечал за экстренную службу, проехали все клиники и проверили. Начали давать им вводные: вот вам привезли больную, она без дыхания, у нее клиническая смерть — пожалуйста, ваши действия. Пока они соберут свои аппараты, пока добегут, пусть и стараются быстро, но все равно проходит какое-то время.

Тренировки, по словам Виталия Елисеевича, выявляли нестыковки, которые можно было устранить.

— Во второй больнице, куда многие люди пришли сами, — там же было не протолкнуться, была теснота: дворик маленький, узенький, машины начали заезжать, нужно было и вторые ворота открыть, покуда догадались. Все это потеря времени, — рассуждает он. — Возможно, нужно было организовать больше реанимационных бригад прямо там, в клинике.

Все эти вопросы мы потом отработали — и со станциями скорой помощи, и с клиниками. И договоры заключали с ведомственными организациями. Потому что, бывало, привезешь больного куда-то не туда, и могут быть вопросы. А когда случается вот такое ЧП и масса пострадавших, то тут уже не до того, какой район и так далее. Ты оказывай помощь, а потом будем разбираться. Мы уже давно добились того, что в экстренных случаях таких моментов нет.

В-третьих, когда Виталий Елисеевич стал работать заведующим центра экстренной медицинской помощи, они разработали специальные сортировочные маркеры и усовершенствовали механизм оказания экстренной медицинской помощи во всех клиниках.

— В случае массового ЧП в той же БСМП, к примеру, сразу дают сигнал, и все, кто нужен (сортировочные бригады и так далее), сразу бегут в приемный покой. Уже там они начинают сортировку по экстренности. К примеру, красный номер — это первая очередь, когда человек без дыхания, клиническая смерть, кровотечения и тому подобное. Вторая очередь — это те пациенты, которые могут быть отсрочены. Третья — это амбулаторные пациенты. И дальше уже в соответствии с этим оказывается медицинская помощь.

— Короче говоря, мы сделали многое, чтобы такого больше не повторилось. Но тогда… К сожалению, спасти удалось не всех, — заключает Титишин.

Читайте также:

• «Задние ряды напирали: „Давай! Давай! Мокнем“». Выжившие на Немиге о том, как получилась давка
• «Маша так и умерла стоя, ее просто задавили». Родственники погибших на Немиге о самой жуткой трагедии в истории страны

Подписывайтесь на наш канал в «Яндекс.Дзен»

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!

Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. ng@onliner.by