— Ситуация стандартная, — говорит он. — Человек взял в долг денег, не возвращал. Я поехал забирать долг — совершил разбой. Первый год в розыске шарахаешься, оглядываешься по сторонам, тебе постоянно кажется, что за тобой следят. Потом привыкаешь. Думаешь, кто меня уже будет искать? Но нашли.

Каждый день в заключении для Олега проходил одинаково. Утром проснулся, зарядка, завтрак, работа на промзоне, обед, снова работа, ужин, проверка, отбой. Там ничего не меняется, кроме людей («кто-то ушел, кто-то пришел»). Наш герой работал в котельной, его график был не такой, как у многих: выходил то в ночные, то в дневные смены. Там он проводил больше времени, чем в жилой зоне.

В сентябре 2015 года Олег был настроен, что осталось отсидеть еще год. Но его амнистировали.

— До последнего ты не веришь в это. В девять утра меня вызвали в штаб, говорят: «Собирайся, сейчас прокурор все подпишет». Раздал вещи, все просят что-то оставить. Сдал матрасы и подушки, взял блокнотик, пачку сигарет и зажигалку. Жду. Отметился на одном КПП, потом на другом. Часа в три нас вывели за зону. Я сразу взял справку, что работал там. Вышел, дали смешные деньги — на билет на дизель. Пошел на станцию. Сижу и не верю: только что был там, а уже по другую сторону забора. Приехал, позвонил родным с таксофона на вокзале. Сказал: все, я в Могилеве. Забрал у них ключи от квартиры и пришел домой.

Там все думают выйти и заняться чем-то полезным, о чем-то мечтают. Я мечтал заниматься строительством. Но вышел — и все по-другому. Тяжело устроиться. Берешь направление от биржи на завод каким-нибудь помощником мастера или слесарем. Приходишь, а там видят, что у тебя стажа нет.

Спрашивают: «А где вы были?» Говоришь: «Ну как где? В тюрьме сидел!» И все на этом.

Тем не менее Олег недолго искал работу: помогли знакомые. Когда он «немножко встал на ноги», то окончил курсы от биржи труда по бизнес-планированию и открыл ИП. Занимается строительством, как и мечтал. «Реклама, объявления — работаю уже больше двух лет», — говорит он.

Сейчас, когда все уже позади, он легко рассказывает о прошлом. Но в первое время адаптация проходила не так гладко и быстро. Хотя инспектор, которая работала с ним по освобождении, говорила, что он очень общительный и настроен работать и учиться: «Мне бы всех таких подопечных, как Олег».

— Мое личное понятие: есть два типа заключенных. Одни, попадая туда, меняются, другие, кто отсидит 10 или 5 лет, без разницы, как был не совсем адекватным, таким и остается, — Олег относит себя к первому типу и продолжает: — Совершил преступление — ну да, совершил. Понимаешь, что после тюрьмы нужно зарабатывать на жизнь, что-то с собой делать. Ты строишь планы, стараешься уйти от старого и начинаешь жизнь с чистого листа. Не бывает так, что вышел — тебе сразу квартиру дали, работу, подъемные деньги. Выходишь, а перед тобой целый мир. А ты не понимаешь, что в нем происходит. Идешь в магазин и даже не в курсе, какие там цены.

— В колонии ведь один магазин и ассортимент небольшой. А вышел — глаза разбегаются, столько всего хочется, но денег не так много, чтобы сразу себе все позволить, — говорит Олег. Первым делом после освобождения он купил себе хорошую зажигалку на вокзале. В первое же лето съездил на море, в Одессу. Через два года купил машину.

Сначала, по словам героя, было тяжело бегать с бумажками по инстанциям. «Кажется, что ты отбыл свое. Освобождаешься — тебе говорят, ты должен, ты обязан по закону, — вспоминает он. — Нужно постоянно отмечаться, домой приходит участковый, смотрит, как живешь, опрашивает соседей, буянишь ли ты, выпиваешь».

Базовым навыкам Олег благодарен проекту Белорусского общества Красного Креста (БОКК) «Интеграция бывших осужденных в общество», который проводился в исправительных учреждениях Могилевской области с 2013 по 2015 год.

— Когда человек выходит, он не понимает, куда себя применить. Он сталкивается с массой проблем — начиная с поиска работы, восстановления документов и заканчивая незнанием, куда обратиться за необходимой медпомощью. Ведь там за него все решалось какое-то время. Проект был направлен на то, чтобы бывшие осужденные были такими же, как и остальные, чтобы общество их нормально приняло. Во время проекта среди обычного населения выделялись целевые группы охватом от одной до двух тысяч человек, до них доносили информацию, что люди оступились, но их нужно принять. Что они никакие не ущербные и не больные, а нормальные граждане государства. Также мы работали с сотрудниками исправительных учреждений, — рассказывает Виталий Тарашкевич, начальник отдела по реагированию на чрезвычайные ситуации и розыску БОКК. — Старались дать осужденным специальность: каменщика, маляра и так далее. Обучали компьютерной и финансовой грамотности, чтобы человек мог открыть ИП, например. Также искали, где можно обучить людей и куда трудоустроить.

Наталья Савчинская, которая была социальным работником в проекте, рассказывает: люди боялись того, что их ждет на свободе. От одних отвернулись родственники, другим вообще некуда было идти. Красный Крест помогал налаживать или поддерживать связи с семьями, восстанавливаться в учебных заведениях.

— Один парень много лет не видел свою дочь. Не знал, что скажет ей при встрече. Мы вместе моделировали их диалог, он смотрел мультфильмы для ее возраста, чтобы найти с ребенком общий язык. В одной колонии мы даже организовали школу отцовства, куда приходили педагоги и педиатр. Они знакомили осужденных с особенностями развития ребенка и рассказывали о детских болезнях, — говорит специалист.

«Дают телефон, а ты не понимаешь, что с ним делать»

В 2015-м, когда Олег вышел, его поразило и то, что телефоны уже не кнопочные.

— Сейчас же все эти смартфоны сенсорные, Wi-Fi. Тебе дают телефон, а ты не понимаешь, куда нажимать, что с ним делать вообще! — смеется Олег. — Карточки, банкоматы — надо было привыкнуть, как пользоваться. Помню, подхожу к инфокиоску за интернет заплатить и не понимаю, куда там нажимать. ЕРИП этот, «Белтелеком»… Это сейчас уже все легко. А тогда приходилось людей просить. Они смотрят — вроде молодой, должен знать все, а стоишь — как дед старый!

С телефонами и банкоматами он кое-как разобрался. С людьми — не так быстро.

— Когда освободился, сначала работал слесарем. Люди понимают, что ты сидел. По разговору, поведению… В «слесарке» с мужиками сидим. Кто-то кого-то посылает на три буквы. Понятно, что в колонии такого нет. Для них это нормально, а мне неприятно. Молодой старого послал, я вмешался. Сказал: «Слушай, человек тебе в отцы годится, а ты его посылаешь! Он же тебе не ровня. Ребят, я этих слов не понимаю, при мне их не произносите». А вообще, люди не то чтобы шарахались. Ну сидел, и что? Да у нас полстраны пересидело! — смеется он.

Другие осужденные рассказывают, что при выходе на волю бывшего ЗК ждет немало соблазнов — алкоголь, наркотики. Немало и бытовых провокаций: «Идешь по улице — какой-нибудь пьянчуга обкладывает тебя трехэтажным матом просто потому, что так хочется. В тюремном мире такого не стерпят». Олег говорит, что это зависит от эмоциональности бывшего заключенного.

— Едешь в автобусе, кто-то плечом зацепит — можно спокойно к этому отнестись, а можно сказать: «Что, плечи широкие?» Там (в местах лишения свободы. — Прим. Onliner.by), конечно, каждый следит за своим словом, языком и поведением. Здесь ты стараешься не обращать внимания. Да и поначалу не было времени где-то ходить и видеть этих пьяных. Работа, работа, чтобы денег на жизнь добыть. Крутишься, подрабатываешь, чтобы хоть что-то прикупить. Хочется же и телефон хороший, каких-то вещей. Это в колонии тебе дали робу — в ней работаешь, родные привезли вещей — в них ходишь по колонии. Туфли год носишь — с ними ничего не происходит. А здесь же по-другому. Сегодня одни кроссовки обул, через неделю смотришь — о, другие хочется. Это сейчас, через три года (после освобождения. — Прим. Onliner.by), я что хочу, то и покупаю, куда хочу, туда и еду.

— Если не заняться интеграцией в общество, то соблазны и провокации будут. Человек хочет хорошо одеваться и жить, а у него нет ни работы, ни поддержки. Тогда высоки риски, что он пойдет прежним путем, — говорит Виталий Тарашкевич. Главной проблемой интеграции бывших осужденных он все же считает неготовность общества принимать тех, кто вышел из мест лишения свободы.

«Кто-то рожает детей, меняет машины, а у тебя — ничего»

Олег рассказывает, что по выходе из колонии в БОКК учил его и сотоварищей писать резюме, искать работу. Сам осужденный прошел курсы массажа.

— Всем давали заполнить бланки: кто ты, что ты, какая помощь тебе нужна — к каждому был индивидуальный подход. При мне в проекте было человек сто, — вспоминает Олег. — С нами работали психологи. Кому-то оказывали юридическую поддержку: восстанавливали документы, жилье. Можно было пройти медобследование. Еще давали наборы гигиены, питания. Можно было взять на определенную сумму необходимых вещей — на зиму, к примеру.

Кроме того, Олег участвовал в тренингах по оказанию первой помощи, ездил с другими осужденными к больным детям, где для них организовали праздник с выступлениями и подарками.

— Конечно, побольше бы таких проектов. Они действительно многим помогли. Знакомый открыл шиномонтаж, другая купила швейный станок, делает на заказ рукавицы и фартуки. Если человек к чему-то стремится, ему сразу после освобождения нужна такая помощь, толчок. Тебе говорят, как сделать, как бумаги составить — только делай! Приходит юрист, нотариус, адвокат и дают тебе консультацию от и до. Пусть даже из 100% только половина встанет на ноги и пройдет адаптацию, все равно это нужно. Потому что многим тяжело, нередко они начинают пить или опять «попадаться». И возвращаются обратно. Если ты один раз прошел колонию, второй раз уже нестрашно. Ну поймают, отсижу, и что? Жив буду! Как говорят, чем там плохо? Покормят, оденут, спать положат, разбудят.

— Одна из главных проблем — это потеря социального опыта и связей с обществом, которые существовали до того, как они попали в закрытые учреждения. Люди теряют и социальную ориентацию в плане быта, работы и умения налаживать связи с детьми, — рассказывает психолог Ирина Батура, которая работает над диссертацией по этой теме. — Думаю, мы еще не толерантны относительно такой категории людей. Работодатель выберет того, кто не сидел в тюрьме. Еще у нас существуют стигмы как следствия неприятия общества: зэк — и все, поставили крест. Поскольку у человека отсутствует ориентир: нет семьи, общество не принимает — что ему остается делать? Возвращается обратно.

Сейчас специалист изучает зарубежный опыт по включению волонтеров в триаду «заключенный — начальник отряда — психолог». Ирина Батура говорит, что в Италии и Германии выстроена система, где добровольцев обучают работать с бывшими осужденными.

Редакция Onliner.by обращалась в Департамент исполнения наказаний МВД, чтобы, среди прочего, узнать, какие мероприятия наше государство сейчас проводит для помощи бывшим осужденным для их интеграции в общество. В Департаменте ответили, что «оказать содействие в подготовке материала о ресоциализации осужденных не представляется возможным».

Хотя Олег старается вспоминать хорошие моменты, нередко задумывается и о том, что потерял.

— Ты тупо теряешь время. Даже если год ты там находишься, за это время можно многого добиться. Кто-то за три года троих детей рожает, меняет пять машин, квартиры покупает, а у тебя — ничего. Хотя говорят, что бы ни делалось, все к лучшему, я не согласен. Все равно там сидишь, как в консервной банке. Ты закрыт. Нет связи с обществом. Можешь, конечно, телевизор посмотреть… Люди, которые заезжают, рассказывают, что нового на твоем районе, дома, еще что-то… Просто из жизни взяли и вырвали кусок. А заменить нечем. У меня знакомый отсидел 18 лет. Да, у него сейчас жена, сын родился… Но это должно было произойти 18 лет назад! Лучше об этом не думать, — отмахивается Олег.

Теперь он старается раскрутить бизнес, продавать мебель ручной работы за границей и завести семью.

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by