Даша работает в кабинете, увешанном афишами, фотографиями и важными напоминаниями — для себя, чтобы не забыть про диабет. Постоянные звонки разрывают трубку, волонтеры ежеминутно прибегают проконсультироваться с начальством, а планы расписаны на месяцы вперед. Нужно постоянно искать новые цели, что-то придумывать, чтобы держаться: ежедневно приходить на работу и отбывать номер здесь не получится.

Девушка помогает воспитанникам психоневрологического интерната в Новинках 11 лет с перерывами: в 2005 году психолог-дефектолог пришла работать в интернат волонтером, спустя некоторое время стала терапевтом на вольных началах, а затем попала на освободившееся место на ставку.

— Я всю жизнь мечтала работать в сумасшедшем доме, — рассказывает девушка. — Читала Кена Кизи и Оливера Сакса, смотрела правильные фильмы… Вдобавок я росла с ребенком с серьезными ограничениями и постоянно защищала его — от кого-то огребала, кто-то от меня огребал. Звучит, конечно, так себе — «работать в сумасшедшем доме». Но это нормально. Это правильное место для того, чтобы прилагать какие-то усилия, делать что-то, причем самыми разными способами — не всегда классическими, потому что со временем они перестают работать: общество меняется, приходится искать другие пути.

Истории, с которыми работают в доме-интернате, — это даже не проза жизни, а самая настоящая трагедия. Вот парень. Его отец сильно пил и однажды закрыл сына в квартире без еды и воды на три дня — пришлось вскрывать дверь с милицией. Недееспособного молодого человека решением суда определили сюда. Вот еще одна история. Дочка сильно пила, а когда умерла, ее мать осталась взаперти. Два дня стучала в стену, пока соседи не поняли, что что-то случилось. Бригада медиков отвезла женщину в клинику, затем она попала сюда. Груз этих историй становится все тяжелее и со временем давит даже на здоровую психику.

— Поначалу было совсем легко, — говорит Даша. — Но чем дольше работаешь здесь, тем сложнее становится. Это профессиональное выгорание: если хочешь встретиться с чистой экзистенцией со всеми ее негативными моментами, то тебе нужно быть в этом месте. Здесь всегда рядом смерть, крах надежд и иллюзий. Здесь практически конец и очень много предательств.

Чудеса, конечно, бывают. Сестра, например, нашла брата: узнала, что у нее есть родной человек с синдромом Дауна. Приехала сюда, плакала… Теперь постоянно навещает брата — у человека появилась поддержка, и он ходит счастливый. Такие истории случаются, но их очень мало.

Попадают сюда по решению суда. Заявление написали либо родственники, которые больше не справляются с человеком с психическим заболеванием, либо органы опеки, когда за человеком некому ухаживать. По крайней мере, здесь человек получает квалифицированную помощь и находится в безопасности. Можно сказать, что этот микромир не такой жестокий по сравнению с внешним.

— Львиную долю судов инициируют обычные люди. Некоторые — от безвыходности положения, а часть — из корыстных побуждений: в основном это какие-то махинации с жилплощадью, — рассказывает Даша. — А иногда бывает, что помещение в такое учреждение за неимением лучшего варианта просто спасает человеку жизнь. Мы ведь не можем требовать от людей тратить больше ресурсов, чем они могут. Очень часто присмотр за человеком с психическими ограничениями — это невероятно тяжелый труд. Если его мама, например, стареет и физически не может справиться с этой нагрузкой, тогда интернат — это что-то вроде выхода.

В обратную сторону схема работает гораздо реже. То есть чудесные случаи восстановления дееспособности бывают, но процедура очень сложная.

— Недавно мы восстановили дееспособность двум людям, которые из статуса человека, лишенного всяких прав, перешли в статус совершенно обычного гражданина, просто с некоторыми ограничениями по состоянию здоровья, — объясняет Даша. — Сейчас они живут в домах престарелых и инвалидов с абсолютно минимальным присмотром и вправе поменять свою жизнь в другую сторону: к их словам прислушиваются. Их социальный статус поменялся в корне, и это очень круто, что существует такая возможность. Раньше это была большущая проблема, потому что процедуру сложно повернуть вспять.

---

Распорядок дня в интернате достаточно четкий. Правда, степень свободы у жителей учреждения разная: за кем-то присмотр практически не нужен, а кто-то не может самостоятельно встать с кровати. Так или иначе каждый день становится похож на предыдущий, а картинка для тех, кто не может взять пропуск и выйти в город, практически не меняется. В таких случаях спасает арт-терапия. Даша говорит, что это самый демократичный способ достучаться до людей любого уровня развития.

— Мы работаем в группах, в которых может находиться человек с любым уровнем развития. Это смешно звучит, но наши пацаны привыкшие к искусству до безобразия — во всех его формах и проявлениях. Делаем выставки девиантного искусства, причем наши ребята не чувствуют себя конкурентами, а просто гордятся друг другом. Делаем театральные постановки.

Каждый день начинается и заканчивается одинаково. За забором своим ходом идет жизнь, здесь она тоже своя. Вальяжно прохаживается по зеленой травке норовистый аист Фома, на лавочке покуривают старожилы. Время застыло, человек ждет праздника.

Недавно во дворике психоневрологического дома-интерната прошел необычный концерт: приехали суровые бородатые дядьки с гитарами и устроили здесь настоящий отрыв. Публика не стояла на месте и сразу пустилась в пляс. А местная звездочка Лена даже вышла на сцену и взяла в руки микрофон. Ничего удивительного, если не брать в расчет то, что Лена и разговаривает-то с трудом. Теперь обитатели дома-интерната наперебой нахваливают концерт и ждут «добавки», а работники учреждения тихонько радуются: арт-терапия действует, у людей только что состоялся праздник.

В прошлом году Даше пришла в голову идея: сделать концерт прямо на территории дома-интерната. В качестве артистов в учреждение приехали широко известные в узких кругах сайкобилли-музыканты Bad Rules, фестиваль назвали «Открытый август» — результат всех впечатлил.

— У нас все выстраивается на доверии, поэтому замечательный человек директор интерната Анатолий Семенович Вареник идею одобрил, — рассказывает Даша. — Люди на концерте рыдали от счастья. «Фишка» в том, что интернат — это замечательная концертная площадка, потому что люди здесь танцуют даже во время саундчека. При звуках музыки наши ребята просто теряют голову, и начинается совершенно безумный праздник. Если хочешь получить от публики какую-то отдачу, то нужно играть здесь — это лучшие концерты во вселенной. Мы не ожидали такой реакции, это было что-то феерическое. Фанаты группы тусовались с нашими парнями, были безумные танцы — выглядело просто потрясающе.

Мы поняли, что вот это юнити — что-то очень настоящее. Не мероприятие из разряда «Ой, мы просто постоим и поволонтерим, потерпим все это». Нет, это была полноценная вечеринка, абсолютный праздник.

Попыток связаться с другими музыкантами было достаточно много, но на предложение сыграть для воспитанников психоневрологического интерната откликнулись единицы. Мол, давайте лучше в городе сделаем большой благотворительный концерт.

— Какой фестиваль в городе? Для кого? — разводит руками Даша. — Сыграть для людей, у которых гораздо меньше шансов попасть на концерт, в тысячу раз важнее, чем для своей обычной публики. Хотя это, конечно, значительное испытание для музыканта. Человеку стороннему и без подготовки к восприятию чужой инаковости здесь, конечно, будет сложно. Но важно увидеть человека таким, какой он есть, понять, что он может радоваться и переживать, испытывать массу эмоций, идентичных твоим. Я уверена, что тот народ, который приходил к нам на концерты, всегда с пониманием и без всяких задних мыслей будет относиться к человеку с психическими ограничениями, встретив такого в городе. Он не посмеется, а постарается узнать, как он сможет помочь. Миссия этих концертов — контакт, диалог. И он просто невероятный.

В этом году концертов решили сделать еще больше. Снова связались с музыкантами из Bad Rules, и те поддержали идею. Посоветовали еще одну группу, которая по каким-то причинам выступить не смогла. Тогда появился запасной вариант — грайндкорщики Exegutor. Музыка экстремальная и откровенно на любителя. Но Даша решила попробовать. Как показала практика, не прогадала.

— Я подумала: «А почему бы и нет? Одну, может, две песни пускай сыграют. Только тихо». Оказалось, что тихо не надо, — смеется Даша. — Да, кому-то может показаться, что грайндкор — это не самый лучший вариант. Но я, как специалист, сразу увижу, что человеку плохо на концерте и что ему здесь нельзя присутствовать. Но не пробовать дать людям шанс на новые впечатления — это большое зло. Как оказалось, все прошло отлично!

У нас есть Лена, которая отлично разговаривает гроулингом. Она даже спела одну песню с парнями. Ребята сначала отнеслись к этой идее настороженно, но на предпоследней песне сами стали просить — настолько им все понравилось. Лена вышла и сделала все, что могла. Справилась великолепно!

Я знаю ее с детства, и в микрофон она орала всегда. У нее еще в детском интернате был опыт выступлений — в игровой форме. Не то чтобы это для Лены какая-то минута славы. «Надо спеть? Без проблем. Я пошла работать».

Редкий концерт в столичном клубе проходит с такой самоотдачей. Ребята научились показывать «козу» и с энтузиазмом танцевали под импровизированной сценой. Сами музыканты удивлялись: откуда они всему этому научились? Даша говорит, что веселье стояло, как на лучших концертах в Нью-Йорке восьмидесятых.

— Все было очень непосредственно — для некоторых людей, особенно для тех, кто когда-то слушал такую музыку, это был персональный подарок, — улыбается девушка. — У людей с психическими особенностями тоже есть свое прошлое, опыт, и некоторые из них когда-то слушали тяжелую музыку. У нас есть парень, у которого в плеере постоянно играет Napalm Death. Это их культурное прошлое, которое нужно поддерживать. Дело в эмоциях, которые они переживают совместно с другими людьми.

Мы все говорим про интеграцию, а для нее должно быть постоянное место встречи. Без контакта, без повода для диалога ничего не получится: нельзя просто принудить людей взять на работу человека с синдромом Дауна. Нет, сначала человек придет на концерт или на другое мероприятие, потусуется и уже после этого сформирует какое-то предложение в рамках рынка труда.

---

Старожила Василия называют здесь просто Васей. Он очень любит птиц и животных, а еще зачитывается детективами. Недавно ему подарили электронную книгу, и теперь Васю не оторвать от чтива.

— Я здесь уже двадцать лет живу, — спокойно говорит мужчина. — Ну и нормально. За аистом ухаживаю, за свинкой, раньше на улице прибирал. Заняться есть чем, и Даша что-то организовывает. В прошлый понедельник был в музее Бровки. На концерты ходим, дискотека была. Музыка хорошая, но танцевать я не люблю. Вот слушать — да. Из города людей поприходило больше, чем в отделении.

Так-то друзья у меня здесь есть. Человека три, с которыми можно пообщаться. Дружно живем? Кто как.

Рядышком ворчит Сергей, который еще минуту назад прогуливался с подругой по дорожке. История у него непростая: совершил преступление, был признан невменяемым, попал сюда. Поначалу было непросто, но сейчас вроде как пообвыкся.

— Здесь к любому новенькому сразу отношение не очень: боятся, сторонятся, какие-то конфликты случаются. А потом уже раззнакомятся, человек привыкает и нормально себя чувствует.

Даша пришла и частенько проводит мероприятия. Была дискотека, какой-то фестиваль проводился. Концерты за лето, наверное, раза четыре делали. Один мужик дискотеку проводит, так он ремиксы на старые песни делает. Вполне интересно, все знают, приплясывают, пританцовывают.

Дискотеки — еще одна яркая сторона жизни в интернате. У местных есть любимица — свинка Пеппа. За ее приключениями пристально наблюдают все воспитанники учреждения.

— Мы периодически проводим дискотеки, — говорит Даша. — Крутим музыку, приходят аниматоры — куча народа собирается просто потанцевать. В этом году делали, например, вечеринку «Свинка Пеппа и мертвые герои» — ставили песни Боуи, Motorhead и Принца. Было весело. Это опять же повод потусоваться и побыть вместе.

Город и городское пространство — это для наших ребят какая-то живая легенда. Психиатрические лечебницы в сознании людей — это места, где никто не бывает и не дай бог туда попасть. Всегда нужно напоминать, что здесь живут люди и что они тоже нуждаются во внимании.

Мы же неоднократно сталкивались со словами: «Боже, зачем показывать таких людей! У меня депрессия от этого!» Не показывать их? Спрятать куда-то? Мы и так прячем их на протяжении веков. Вдруг с тобой случится что-то похожее? Ты захочешь, чтобы тебя спрятали и никому не показывали? Это нечестно. У них есть лица, есть своя жизнь.

Микрофоны в каталоге Onliner.by

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by