Между ангелом и бесом. История человека, который взялся менять мир, но куда-то исчез

…А потом Саша пропал. Вот вроде был человек — имел свой клуб, играл в Лужниках, водил знакомство с серьезными людьми и неоднократно вызывался на прием к мэру — а потом исчез. Никто сильно не расстраивался, потому что Саша был человеком скользким и необязательным. По крайней мере, таким его знали. Но потом он вернулся из ниоткуда и сам все рассказал: про жизнь между ангелом и бесом, про невероятные истории, которых не бывает на самом деле, про настоящие чудеса, которые живут рядом с нами. Про Сашу стоило бы снимать фильм. Или даже сериал. Просто потому, что он жив.

Парень с темными волосами, побитыми сединой, не был в Барановичах четыре года. Раньше там его знал каждый, а во время больших праздников хлопчик в шортах и кедах по-хозяйски заходил в кабинет мэра и ставил свои условия. А потом что-то случилось. Саша расскажет обо всем с самого начала, но пока машина мчит из столицы, он просто травит байку за байкой.

— Недавно встретил директора «Ляписа Трубецкого». Думал, он мне в лицо даст. А мы хорошо поговорили — он вроде бы даже зла не держит.

Злиться есть за что. Однажды Саша решил организовать гастрольный тур «ляписов» по Беларуси. Но что-то пошло не так, и ни одного концерта не состоялось. Были времена и получше: клуб New Sound Land, в который временами попадали даже те коллективы, которые не добирались до Минска, наперебой расхваливали белорусские рок-музыканты. Потому что там их любили и готовы были поделиться последним. И это тоже про Сашу.

— Ко мне однажды подошли «отдыхающие». Сказали, что могут помочь. Я им не особо поверил, но на следующий день они привезли машину аппаратуры — отличные туровые колонки! Сказали, что дарят, — Саша взахлеб рассказывает про будни клуба в райцентре. — Отличный был аппарат! Мы все поставили, отыграли на нем пару концертов… А потом мне говорят: «Саша, к нам пришли. Хотят тебя видеть». Выхожу — стоят ребята, говорят, что недавно кто-то на левые документы взял у них в аренду эту аппаратуру в Витебске. Грозят милицией. Кое-как мы этот вопрос разрулили. Нам даже что-то подарили в итоге.

Мы едем в Барановичи, чтобы посмотреть, что осталось от культового клуба NSL, пережившего несколько инкарнаций, но в итоге все-таки растворившегося в суровой и прозаичной реальности белорусского райцентра. Когда-то здесь было очень жарко, и на концерты в небольшое помещение набивалась сотня человек.

* * *

На том месте, где когда-то угорала барановичская молодежь, сейчас находятся салон плитки и танцевальная школа, которые как-то соседствуют в большом помещении. Здесь нас ждет Дима Ску — давний Сашин знакомый.

— Я обычно ко всем людям хорошо отношусь, но про него думал так: с этим человеком лучше не иметь никаких дел. Трубку не возьмет, обещаний не выполнит, — говорит Дима.

Так думали про Сашу многие. Да, он давал для этого повод. Но и у самого повод так поступать был. Однако это все долгая история. А мы начнем по порядку — с тех пор, когда Саша и Дима работали вместе и делали самое странное и удивительное место в Барановичах — свой особенный микромир в рамках белорусского райцентра.

— Сейчас кажется, что концерты здесь проводить невозможно, — оглядывается Дима. — Но потолки были намного выше, да и сама площадка — немного шире. В общем, хорошо проводили время.

Саша оказался в Барановичах не просто так. Вместе с семьей он переехал сюда, чтобы играть в рок-группе «Деяния» — достаточно успешной по белорусским меркам. Коллектив репетировал в протестантской церкви, выступал на «Басовішчы» и «Рок-каранацыі», катался с концертами по стране. Все шло своим чередом, но группа частенько сталкивалась с несправедливостями разного характера: там не покормили, здесь не проанонсировали концерт или выставили дрянную аппаратуру. Всякого хватало.

— Приедешь в клуб — афиш нигде нет. А ты в городе за несколько сотен километров от дома. Договариваемся, переносим выступление на другой день, быстро печатаем флаеры и сами их раздаем. В итоге кое-как собираем полсотни человек, — рассказывает о нелегкой доле белорусского музыканта Саша.

Достало, в общем. Однажды у Саши возник серьезный разговор с коллегами по группе, который обернулся крупной авантюрой — собственным клубом. Денег у ребят не было, но были энтузиазм и скромная помощь тещи.

— Она продала квартиру в Нижнем Тагиле и поделила деньги на родственников. Часть досталась моей жене, еще одна — нашему вокалисту Олегу Гавриленко. Я оборудовал небольшую звукозаписывающую студию — мечтали сами делать там альбомы «Деяния». Но сидеть и копаться в компьютерах — это явно не моя тема. В итоге я продал студию, а Олег — машину, которую купил на тещины деньги. Вот и весь капитал.

Капитала катастрофически не хватало. Кое-как разобрались с арендой, взяли в лизинг аппаратуру, затеяли ремонт. К слову, ремонтные работы приходилось замораживать на пару месяцев, потому что нечем было платить строителям. Но зато были идея и концепция.

— Мы верили, что можно выйти на окупаемость, если цивилизованно дать дорогу молодым музыкантам. Чтобы впереди были не бабло и водка, а творчество. Когда открыли клуб, год у нас не было бара. Принципиально делали его без спиртного и сигарет, — говорит Саша. — Документов у нас не было, поэтому для аренды помещения пригласили гитариста «Деяния»: у него было оформлено индивидуальное предпринимательство. Мы брали разрешение в милиции, нам говорили: «Установите тревожную кнопку!» У нас, естественно, на это не было денег. Приходили в МЧС, нам говорят: «Обязательно установите сигнализацию!» А у нас уже концерты вовсю, дым коромыслом. Приходят спасатели, смотрят на нас: «Слушайте, мы вам два месяца назад сказали сигнализацию установить, у вас до сих пор ничего нет, а афиши по всему городу висят…» Обещаем им, что обязательно повесим сигнализацию. Нас поругают, погрозят, уйдут. Мы отказались от кучи охранников, потому что не могли им платить. Охранники нам были и не нужны, потому что в клубе все понимали правила. Даже куче пьяных панков можно было объяснить, что нельзя бросать здесь бычки и бутылки, — люди сами все собирали с территории.

А еще ведь нужно и гастрольные удостоверения получать. Мы приезжаем, а нам: что это вообще за заведение? Сколько у вас там народу? Приходит человек, замеряет помещение — оказалось, что по правилам здесь может находиться 25 человек. Хотя на самых жарких концертах набивалось и триста. Были непонятки, неразбериха…

New Sound Land стартовал мощно. На открытии играла группа «Без билета», а чуть позже здесь презентовал альбом «Залатыя яйцы» «Ляпис Трубецкой».

— Я был знаком с Сергеем Михалком, поэтому они согласились у нас выступить. Никакой бухгалтерии мы не вели, плату за вход собирали прямо у дверей, а потом принесли музыкантам пакет с деньгами — сумму, наверное, в тридцать раз меньшую, чем гонорар «ляписов». Те поступили благородно: отдали пакет обратно со словами «Вам нужнее».

За год в клубе выступил весь цвет белорусской рок-музыки. А потом New Sound Land впервые закрылся. Говорят, налоговики долго удивлялись, как он мог просуществовать столько времени, ведь никаких отчислений в казну все это время не поступало. «Ипэшник», на которого было оформлено помещение, сразу умыл руки: ничего про клуб не знаю, пришел, поставил подпись и ушел — вообще не в курсе, что там происходит.

— Человек подал иск на какую-то огромную сумму: мы не платили аренду, вроде бы кого-то кинули… Всех нюансов я не помню, но документы были оформлены на меня. Пошла пеня, человек выставил иск. Клуб закрыли, оборудование арестовали, — говорит Саша.

* * *

New Sound Land взял паузу, чтобы уладить все вопросы с документами. Настали сложные времена: с одной стороны, клуб уже был на слуху, а с другой — безденежье и суды. Но, как и бывает в таких случаях, произошло чудо.

— Появился второй партнер — Вася со своей женой Дианой — человек вообще далекий от музыки. Они видели нас в работе, пересекались на вечеринках, — говорит Саша. — Ребята погасили все мои долги, и клуб запустился снова. Мы сделали ремонт, докупили оборудование, сделали ребрендинг — New Sound Land сократился до аббревиатуры NSL. А еще поставили бар с пивом. Но без сигарет.

Все закрутилось с новой силой. Как говорят в таких случаях, пошла движуха. Телефонный справочник Саши пополнялся на 300 активных контактов в год.

— Я увидел, что у них началась такая движуха, и начал писать письма всем группам, которые мне нравились. Получал ответы: мол, круто, молодцы, но у нас гонорар. Сейчас я понимаю, что это было безумие, а тогда казалось: ну, раз едете в Минск, то приезжайте уже и к нам выступить — это вам в удовольствие, — смеется Дима. — А Саше все верили: у него какой-то особенный дар убеждения. Вроде посмотришь на него и думаешь, что все уладит и во всем разбирается, а на самом деле он такой же, как и ты.

Саше действительно верили. После группы «Деяния» появился кавер-коллектив «Воронин бэнд», чертовски востребованный в Барановичах: музыканты играли по пять концертов в неделю в родном городе и часто выезжали по заказу в столицу. Амбиции зашкаливали, и однажды они решили получить звание народного коллектива.

— Собралась комиссия — приехали наши седовласые мэтры слушать «Воронин бэнд», — вспоминает Саша. — Ну мы и сыграли — от классического джаза до веселухи вроде Zdob si Zdub. Одним из номеров в нашей программе были «ляписовские» «Яблони». Вышла девушка, объявила автора и композицию: «Сяргей Міхалок, „Яблыні“». Сыграли. После выступления ко мне подошел один из мэтров, с серьезным видом пожал руку и сказал: «Асабісты дзякуй вам, Сяргей, за „Яблыні“». Меня перепутали с Михалком и дали нам народных!

Можно было бы считать это карьерной вершиной Саши, если бы не еще один, казалось бы, курьез. Однажды в Барановичи приехал «влиятельный человек из Москвы» — полковник милиции. Приехал и решил записать песню.

— Как его сюда занесло? Товарищ у полковника в Барановичах жил — местный миллионер. Любил зайти в наш дом культуры и заказать аранжировку песни — вместо караоке так развлекался. Вот он и привел к нам друга, — смеется Саша. — Тот что-то криво наиграл на гитаре, мы за пару часов сделали фонограмму, полковник спел — кое-как вытянули вокал. Получилась песня. При нас полковник позвонил министру культуры РФ. Говорит: слушай, я тут песню записал, надо бы выступить… Через пару минут нас вписали в программу дня культуры России на «Славянском базаре». Потом были Лужники, концертный зал «Россия»… Отыграли, за кулисами к нашей звезде подходит Кобзон, смотрит на нас и говорит: «Хороших ребят ты себе набрал, Сережа…»

В этом круговороте Саша старался успеть все: постоянные заказы группы «Воронин бэнд», гастроли с полковником и, конечно же, клуб, который к тому времени требовал предельной концентрации и самоотдачи.

— Пошли концерты, начался движ. Но даже когда мы начали делать все грамотно, денег особых не появилось — мы выходили в ноль или были с небольшим плюсом, который вкладывался в клуб. Многие музыканты делали для нас поблажки. Например, «Тараканы!» играли в NSL за процент с билетов, представляете? Везде за гонорар, а у нас на проценте, — говорит Саша. — Здесь стирались барьеры и границы, на тебя никто не смотрел косо из-за татуировок или яркой прически и одежды — все говорили на одном языке. В клубе постоянно кто-то ночевал, я сам жил там неделями. Французы, шведы, англичане — все смешалось. Кто-то кричит, что Барановичи — серый город, а для нас это было лучшее место на земле.

Город обратил внимание на клуб. Ребят, которые делали NSL, подключили к организации Дня молодежи. На фестиваль пришло 15 тыс. человек — это был успех!

— Я просыпался с утра в клубе, надевал байку с капюшоном, кеды и шел к мэру города на прием — меня приглашали через отдел культуры. Мы вылезли из андеграунда. Все поняли, что это не кучка маргиналов, а люди с хорошими идеями, — рассказывает Саша. — Я прихожу к мэру, снимаю капюшон, выпиваю водички и говорю: «Значит, требования такие…» Встает главный электрик города и кричит: «Ну это же невозможно!» Я отвечаю: «Это условие. Это нужно сделать, если вы хотите концерт на новом уровне». Начальник милиции следом: «Надо бить на сектора, больше трех тысяч не придет». В итоге, по подсчетам милиции, на фестивале было 15 тыс. человек… Следом мобильный оператор делал свой фестиваль, вкладывал туда большие бабки — народу пришло меньше. Росла ответственность: нужно было поднимать трубку, ходить на совещания, выполнять какие-то действия. А я не мог… Все завернулось, когда я не пришел на очередной День молодежи. Заказали аппаратуру, мы должны были выступить, а я пропал…

Саша ушел из клуба в 2009 году. Просто исчез из поля зрения. Дима попытался сделать несколько концертов самостоятельно. Получалось так себе.

— Тогда все думали, что виноват Саша: именно он был нужным винтиком в нашей системе. А я делал концерты, как умел. Мог, например, не покормить музыкантов. Или приедут они, а там шнуры не спаяны, мониторов нет, аппарат разваливается. А я улыбаюсь и пожимаю плечами: «Панк-рок, пацаны…»

* * *

Семь лет о Саше только вспоминали. Кто-то ругал за необязательность, кто-то рассказывал о золотых временах барановичского андеграунда. Но где этот парень с удивительным даром убеждения и невероятными амбициями, не представлял никто. Сейчас человек с темными волосами, побитыми сединой, вернулся, чтобы дополнить историю — рассказать, как все было на самом деле.

Жизнь Саши нельзя назвать легкой прогулкой. Вероятно, он вообще проживал две параллельные жизни: одна была на виду — с постоянными вечеринками, весельем и невероятными историями, вторая — тяжелая борьба с самим собой и со своими страстями.

— Опиаты… С 15 лет я плотно сидел на игле, — рассказывает Саша. — К 18 у меня начала развиваться дистрофия, было суицидальное состояние. В те времена мы хорошо общались с «ляписами» и должны были ехать покутить в мою родную Вилейку — тогда из каждого утюга гремели песни вроде «Ау». Михалок увидел, как я вмазываюсь, подошел ко мне и сказал: «Слушай, если ты хочешь, чтобы мы общались, не занимайся этой хренью». Тогда это не подействовало. Но урок я вынес, когда мы с Сергеем встретились перед отъездом в Вилейку. Ему было очень плохо. Михалок тогда сам был алкоголиком, и его жизнь разваливалась. Он плакал, говорил, что у него рушится семья. А для меня это был шок и ужас: в магазине играет «Ау», а мы рядом стоим и просим у людей денег на водку.

Мы напились и никуда не уехали. Сергей плакал, а я сидел на скамейке и молился. У меня не было никакого религиозного опыта, я никогда не ходил в церковь — просто молился, как умел, на том языке, на котором разговаривал: «Бог, если ты есть, сделай что-нибудь с моей жизнью… Але, слышите?» Потом была попытка суицида через передозировку. Но я не умер и каким-то образом оказался в протестантской церкви. Меня не кумарило, не ломало — я выпрыгнул из этой темы чудом.

Вскоре появилась группа «Деяния» околорелигиозной направленности с ярким антинаркотическим посылом. А трезвость Саши продлилась восемь лет. За это время он многое успел: обзавелся семьей, открыл клуб. И ни разу не притронулся к алкоголю, табаку и наркотикам. Но та самая движуха сыграла с парнем злую шутку.

— Я был поглощен энтузиазмом, мы жили клубом 24 часа в сутки — вся моя семья, — вспоминает Саша. — Мы ездили по клубам, нас везде узнавали. В одном месте предложили: «Сань, есть порошок. Может, нюхнешь?» А я ведь даже не воспринял это как наркотики. Тогда казалось, что вокруг успешные, красивые люди. Что может случиться?

Восемь лет трезвости… Движухи, клубы, музыканты, новые знакомые — все закрутилось, завертелось. У меня рвало башню. Естественно, я отошел от церкви, когда употребил амфетамин. Больше я не был трезв ни одного дня на протяжении десяти лет, но об этом никто не знал. Через три месяца я начал колоться амфетамином, а через два года снова был в «санях» на опиатах. Думал, наркотики — это временно…

Концерты в клубе отменялись с завидным постоянством. Вот в Барановичи едет «Нестандартный вариант» — как хедлайнер небольшого хип-хоп-фестиваля. По дороге музыканты получают звонок: концерта не будет, разворачивайтесь.

— В клубе должен быть концерт, а мне срочно нужно «вмазаться», — говорит Саша. — Я звоню музыкантам из «Нестандартного варианта» и говорю, что концерт отменяется. Остальным даже не сообщаю — сами разойдутся.

Когда темпы выросли и быть на связи нужно было 24 часа в сутки, Саша окончательно перестал справляться. Наркотики из временной забавы стали серьезной проблемой, избавиться от которой было очень непросто.

— Я продолжал поигрывать концерты, но с моей болезнью было накладно поддерживать всю эту тему. Большинство ребят из окружения — таких как Димка — про мою проблему даже не знали: это не афишировалось. Нужно было делать выбор: у меня была семья, весь этот движ с серьезной ответственностью — и были наркотики. Я верил, что смогу с этим справиться, но каждая попытка оборачивалась обломом. Люди начали терять веру, подумали, что я сдулся, потому что мне захотелось денег. Я переезжал в другие города, пробовал лечиться там, но все равно выбирал наркотики. Однажды я увидел, что люди вокруг страдают, а я приношу больше ущерба, чем пользы. И свалил, получается.

Все закончилось печально. Жена не выдержала темпа и подала на развод, не стало родителей. Ребята забрали меня в Москву учиться, работать — были люди, готовые все это оплачивать. Но наркотики снова победили.

Я очутился в родительском доме в Вилейке — совершенно один. Все происходило словно в тумане. Я торчал и просто доживал — мне было уже неинтересно с наркотиками. Я просыпался, кололся, открывал глаза, и мне было плохо — плохо внутри. Сначала я еще мог как-то примарафетиться, и меня дергали на самые большие и важные концерты. Но прошло еще немного времени, и я оказался бессилен. Жизнь потеряла смысл: ни семьи, ни любимого дела. Четыре года в аду…

Я жил только идеей, что если у меня будет достаточное количество наркотиков, то все изменится. Мне нужен был какой-то рывок. Я думал, что в этом и есть энергия. В 2014 году наступил период, когда с наркотиками проблем не было. Я кололся до безумия: вмазывался — и сразу падал. Постоянные приемы в милицию, пожары дома… Я открываю глаза и ощущаю, что ком внутри никуда не уходит. Я пытаюсь его заколоть, падаю, открываю глаза — а он никуда не уходит.

Несколько лет Саша жил затворнической жизнью и ограничил свой круг общения до абсолютного минимума. Думал, что все делает продуманно, но вышло иначе. Его «приняли».

— Я пошел в магазин воровать себе еду и забыл там шприц с наркотиком. За мной ходили шесть человек и снимали на телефоны, смотрели, как я запихиваю в карманы сыры. Вызвали милицию… Меня «приняли», жестоко избили. Пришли люди и сказали: «Сейчас мы снимем побои, заплатим адвокату — и у тебя не будет судимости за наркотики». Но следом позвонила мама моего друга Вовки и сказала: «Сань, сколько ты от бога будешь бегать? Прими обстоятельства такими, какие они есть, и не живи в иллюзиях. Будь честным с собой и с другими людьми». Меня все это зацепило. Я пришел и сказал: «Не буду я, пацаны, никакие побои снимать. Да, этой мой шприц. Да, я наркоман».

Сашу осудили на три года домашней «химии» за хранение наркотиков и направили на принудительное лечение. В больнице он пролежал 53 дня и впервые за десять лет оказался трезвым.

— Взглянул на свою жизнь: жить не хотелось, наркоманом быть тоже не хотелось… Благодаря персоналу я захотел попробовать что-то изменить: понял, что люди, кажущиеся для наркоманов врагами, для которых я никто и взять с меня нечего, вдруг относятся ко мне по-человечески. Так во мне проросло первое зернышко человечности. Из больницы я попал в реабилитационный центр под Гомелем. Начался труд. Легко, как в первый раз, соскочить не получилось. Но неприятный, нудный, местами безнадежный процесс дал плоды. Я начал задумываться о людях. Из-за своей увлеченности, этого горящего энтузиазма я не замечал никого вокруг — я не видел Диму и других талантливых ребят.

* * *

Саша делает паузу и проводит рукой по поседевшим волосам.

— Ты подумай, нужно ли все это… — смотрит он уверенным взглядом. — Мне-то терять нечего, все уже потеряно. Рассказывать такие вещи непопулярно: репутацию этим я себе не поднимаю. Просто пойми, что все может поменяться очень круто. Когда я сидел на приеме у мэра города, то ни за что бы не подумал, что попаду в больницу. Я думал, что будет бомба! Что мы всех порвем!

Саша прошел программу реабилитации в «Центре здоровой молодежи» и остался там волонтером. В жизни снова появился смысл, снова заструился энтузиазм. Только теперь эта жизнь не одна большая вечеринка, а огромная работа над собой. Саша трезв уже полтора года. Теперь он может рассказать о том, что случилось на самом деле.

— Обстоятельства начали меняться с честности — это самое сложное. Я конченый, я бомж, в нашей стране таких, как я, презирают, а вокруг куча людей, которых я кинул, семья, которую я оставил… Я принял эти обстоятельства. И все начало меняться. В какой-то момент я потерял человека внутри себя. Теперь я снова хочу им быть.

Гантели, штанги, гири в каталоге Onliner.by

Читайте также:

• Война за инсулин. Почему пациенты с диабетом и белорусские врачи не слышат друг друга
• «Замужняя женщина с ребенком — и дерусь на дискотеке…» Как красавица из интеллигентной семьи стала алкоголичкой
• Наркоман Максим Алешин: сложно понять ужас дилеммы «употреблю — это конец, но и не употребить я не могу»

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by