Александр Куллинкович: «В жизни я никогда не чувствовал себя панком, но на сцене — да»
Группе «Нейро Дюбель» в 2014-м исполнится 25 лет. Отмечать юбилейный год музыканты начнут концертом 26 января в клубе «Салтайм», где исполнят свои новые хиты и нетленные шедевры. Это будет их первый концерт в этом году. В преддверии нового музыкального сезона группы Onliner.by встретился с бессменным лидером группы КуЛЛинковичем и узнал, чего стоит ждать поклонникам от новых концертов, почему «Нейро Дюбелю» так и не удалось выпрыгнуть из «белорусских штанов», о каких временах тоскует Александр, а также рассказы о какой стране заставляют его сделать звук в телевизоре погромче.
* * *
Когда мы ездили по концертам, то много обсуждали, что будем делать в этом году. В итоге все сошлись во мнении, что мы пишем слишком много песен и быстро забываем то, что записали. То есть ситуация такова: мы выпустили новый альбом, выбрали из него три песни, а остальные композиции забылись и пропали. И так идет постоянная гонка. После концертов люди пишут на сайте: сыграйте это и это, — а мы-то не можем сыграть программу больше 30 песен. Это и нереально, и мы не железные. Так что в этом году мы решили поднимать те песни, которые не играли 10—15 лет.
За 25 лет материала накопилось колоссальное количество — сотни песен! Кроме того, мы планируем восстановить песни, которые никто не слышал, даже нынешний состав группы. Они были записаны в студии, но по каким-то причинам не вошли в альбомы. Будут и те песни, которые мы записывали с Юрой дома на бобинный магнитофон 15—20 лет назад, причем эти песни так и остались лежать на этих носителях. Таких песен не много — несколько десятков, но и они будут сыграны. Надеюсь только перебороть лень и найти бобинный магнитофон.
Кстати, следующий концерт группы состоится 7 февраля в клубе Re:public.
В далеко идущих и нереальных планах — найти спонсора, который будет нас толкать в спину, чтобы восстановить альбом «Битва на мотоциклах». Ему в этом году будет 20 лет, и он был записан дома. Я считаю, что это просто шикарный альбом, поэтому мы хотим записать его в нормальном студийном виде.
Собираемся вернуться к чему-то старому, но это ни в коем случае не кризис жанра. Новые песни пишутся. Просто хотим вернуть публике то, что незаслуженно мы сами у нее отняли, когда перестали исполнять какие-то песни в угоду новым альбомам.
Я никогда не чувствовал себя панком. Мы играем панк-рок, но это не означает, что мы панки. На сцене — да, я чувствую себя панком. Выходишь абсолютно трезвым, а через 15 минут ощущаешь себя в умат пьяным и дуреешь от этого. Сцена, музыка — это наркотик, от которого у меня просто едет крыша. За последнее время в плане восприятия ничего не изменилось, но чисто физически концерты стали даваться сложнее. Немного постарел: все-таки 40 лет и 20 — есть разница [смеется].
Выпрыгнуть из «белорусских штанов» группе «Нейро Дюбель» не удалось из-за лени. Мы поленились, и, возможно, проблема была именно во мне. Нужно было быть более настойчивым, а я по натуре домосед. Для меня гастроли и туры — большая проблема. Я не люблю выездные концерты, да и в целом не люблю покидать город. Поэтому скажу так: «Нейро Дюбель» — это даже не белорусская группа, а минская. Поэтому ни я, ни музыканты не получаем большого удовольствия от концертов в Москве и Питере. Чтобы «крутануться», нужно быть московской группой, мне так кажется. А московские реалии мне совсем не нравятся, в этом городе мне неуютно. И я, мягко говоря, ненавижу этот город. Но шанс стать популярными у нас был, так как были предложения от российских продюсеров, но, опять же, мы поленились, да и в Беларуси были кому-то обязаны…
За тем, что сегодня происходит в мире белорусской музыки, практически не слежу. Мне это неинтересно, а эстраду я просто не люблю.
О каких-то новых поп-звездах типа Макса Коржа я слышал, но музыку его — нет. Да и в целом я не понимаю современную музыку. Мне говорят: вот появилась такая группа, послушай, — а я ее слушаю и ничего не вижу, для меня эта музыка пуста. Даже рок, который появляется! Я не угадываю в нем ни ритма, ни мелодии. А то, что я люблю, — всему этому 15—20 лет. Как любил, будучи подростком, The Beatles, так и сейчас их люблю. Сегодня мне очень интересна скандинавская музыка, там есть группы, которые меня цепляют. Например, меня до глубины души потрясла норвежская команда Kaizers Orchestra. Рекомендую зайти на наш сайт www.neurodubel.com и в разделе «Зацепило» (то, что зацепило лично меня) посмотреть их клип Begravelsespolka.
Вообще, Норвегия — это страна, которая меня привлекает. Любое упоминание о ней по телевизору заставляет меня сделать звук погромче. У меня даже флаг на стене висит норвежский. Это сказочно красивая страна, хотя я там был всего пару раз. Мне на 40-летие один мой знакомый подарил поездку в Норвегию. Я почесал затылок: «А почему бы не съездить», — взял и поехал. Сейчас эта страна ассоциируется у меня с чистым воздухом и невероятной красотой. Дело в том, что бог меня немного обделил. Когда он раздавал людям чувство прекрасного, я стоял в очереди за портвейном. Я не воспринимаю красот архитектуры, когда мне говорят: «О! Посмотри, какой замок». Как по мне, что сарай, что собор — одно и то же. Когда я приезжаю в незнакомый город, меня больше интересует, какое пиво продается в баре [смеется], — и не потому, что я алкоголик. Интерьер баров мне интереснее, чем архитектура собора. И вот в этом плане Норвегия меня поразила, там действительно было «Вау, как красиво!». Я про природу.
Время «черных списков» прошло, но оно, безусловно, было. Сейчас группы играют где хотят и как хотят.
Если я буду кромсать свой репертуар из-за боязни наказания, я не буду свободным человеком, а если я его покромсаю, чтобы зрителям в зале было приятно, то я останусь свободным. Поэтому если госструктура предложит мне сыграть концерт, но играть «немножечко не то», и это самое «немножечко не то» оставит меня свободным человеком, то я, безусловно, соглашусь. Но если попросят петь песню не из моего репертуара или песню, которая им нужна, чтобы подвести какую базу, — откажусь.
Я считаю группу «Ляпис Трубецкой» одной из самых талантливых русскоязычных групп. И феномена в них я не вижу. Феномен, на мой взгляд, — это когда Джулию Робертс считают красавицей. Для меня она безумно некрасивая женщина. Ее так называют потому, что она снялась в фильме «Красотка». У нас вообще есть такая странная традиция: вот Пугачева спела песню «Примадонна» — поэтому она везде сейчас примадонна, Аллегрова спела «Императрицу» — и зовут ее исключительно императрицей. У Стаса Михайлова никакие песни, плохо исполнены, ужасные аранжировки и тексты ни о чем, но безумная популярность. Вот это феномен. А у «Ляписа Трубецкого» нет феномена. Это безумно талантливая группа с замечательной музыкой, текстами и подачей. Они абсолютно заслуженно пожинают свои лавры. Они группа номер один в СНГ, ничего лучше не было и, думаю, в ближайшее время не будет.
Жизнь — очень грустная штука, и я не понимаю, как можно петь грустные песни. Мы людям даем позитив, потому что грусти они и так нахватаются. Человека никто не будет спрашивать: «Ты хочешь грустить?» — его просто заставят это делать. Он погрустнеет, когда получит жировку, или когда сходит в магазин, или когда увидит на улице хромого воробушка… Так просто веселить человека никто не будет, но мы это делаем и неплохо, я считаю, с этой задачей справляемся.
Мы никогда не думали участвовать в отборе на «Евровидение», потому что, на мой взгляд, там заранее решено, кто поедет. Во-вторых, мы «неблагонадежные», хоть и «черных списков» уже нет. Это как в анекдоте:
Звонок по телефону:— Саша, ты вчера у нас в гостях был. После вашего ухода серебряные ложечки пропали.
— Серега, как ты мог такое подумать, чтобы я?!
— Да не, ложечки потом нашлись. Но осадок остался.
Поэтому и нас не пустят на «Евровидение» и много куда еще из-за «осадка».
В нашей стране много порядка, раньше было меньше. Когда здесь живешь, чувствуешь рамки, тиски, но когда уезжаешь за пределы СНГ, то понимаешь, что у нас очень много хорошего, в частности — упорядоченности. В Украине полный хаос, в России нет порядка. Так вот, я ностальгирую по тому самому хаосу, который был до 2000 года. Тогда на концертах люди прыгали, пили пиво, и им не запрещали это делать. Я хорошо помню времена, когда музыканты говорили: «О, почему государство не обращает на нас внимания?» Так вот оно обратило. Мне нравились те времена, когда на нас не обращали внимания. Сейчас уже никто не помнит, из-за чего это началось, а я это точно знаю. «Несвобода» на концертах появилась после трагедии на Немиге. После этого милиция стала всех усаживать и запрещать прыгать на концертах, и это продолжается до сих пор. Сейчас для музыкантов лучшие времена: хорошие инструменты стали доступнее, есть репетиционные помещения и хорошие концертные залы. Ведь тогда играли неизвестно на чем, репетировали неизвестно где. Сейчас все более глянцевое и профессиональное.
Рок-музыка не несет никакого негатива, не пропагандирует наркотики или какие-то нехорошие «сексуальности». Ничего такого в рок-музыке нет. Только вольный воздух. Почему такое пристальное и зачастую негативное внимание к ней было, есть и, может быть, будет, я не понимаю.
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. db@onliner.by
