---

Что вообще происходит?

Привет, я Саша, и я никогда раньше не пел в хоре. А еще я никогда раньше не выступал на «Минск-Арене», но сегодня очень необычная суббота. Костюмы, кстати, я тоже не носил с выпускного. Рубашку стрельнул у нашего кинокритика, пиджак — у минского дизайнера Артема Топсера — чисто с миру по ниточке. Когда они узнавали, для чего мне нужны их вещи, их глаза, конечно, округлялись. «Ты? На „Минск-Арене“?» Да, технически с этой субботы я смогу выделываться, что встал в один ряд с условными Коржом, ЛСП и Солодухой. С большими-пребольшими оговорками, но если не уточнять, то звучит ой как пафосно, согласитесь.

Пустая арена перед концертом работает как завод. Больше сотни моих — кхе-кхе — коллег из оркестра прямо сейчас репетируют на огромной сцене. Помимо музыкантов и хора, тут еще целая труппа танцоров и даже гимнасты на обручах, пугающе внезапно взлетающие метров на десять в воздух. Хожу, впитываю, потираю холодные и потные ладошки, гоняю в голове навязчивую мысль «Что я тут вообще забыл?». Пожалуй, в ваших головах она тоже уже поселилась. Попробую объяснить по порядку.

Как и зачем нас вообще пустили на сцену

С Imperial Orchestra мы подружились ровно два года назад. Тогда сам факт того, что оркестр из 130 классических музыкантов может собрать две полные «Минск-Арены» подряд, казался чем-то из ряда вон: это ж не Сергей Жуков — откуда у народа такая тяга к академическому искусству?

Потом оказалось, что и изнанка этого искусства вам тоже интересна: сотни тысяч просмотров на нашем тексте про коллектив наверняка неслучайны. Спустя пару лет белорусы уже привыкли к регулярным концертам Imperial Orchestra, а некоторые даже стали подшучивать в белорусском народном Threads: «Слушайте, может, ребятам уже вернут наконец паспорта?» Тем не менее послушать саундтреки из любимого кино в исполнении большого симфонического оркестра стабильно приходят тысячи человек. Этот красноречивый факт доказывает: нет, вроде не надоели.

— Да, мы тоже эти шутки читали и смеялись. Нам очень нравится в Минске, у вас на самом деле классная и благодарная публика. И даже если есть хейтеры, они тоже скорее забавные и добрые, — поясняет вокалист Ваня. Человек скоро выйдет солировать перед ареной, но он «просто Ваня», понимаете? Эх, всем бы стадионным артистам такое скромное эго, как у оркестрантов.

Когда ребята снова позвали нас к себе, стало очевидно, что повторять прошлый текст будет скучно. Ни на что особо не рассчитывая, я закинул идею: «А можно мне выйти с вами на сцену и хотя бы на одну песню сделать вид, что я играю хотя бы на треугольнике?» Почувствовать себя музыкантом на сцене самой большой арены страны и передать эти ощущения в тексте — вот это уже интересно. Переживал, что пошлют подальше, сказав, что это неуважение к высокому искусству, — и будут правы.

«А давайте! Вы петь умеете? Мы вас в хор можем поставить. С вас костюм тотал блэк», — таким был ответ от арт-директора оркестра и пианиста Александра Дулина. Это был на удивление самый легкий кастинг в моей жизни. Следующую неделю я шутил о том, что у меня на носу «Минск-Арена», чаще, чем дышал. А теперь вот я реально стою в гримерке хора, и что-то становится волнительно.

Почему дирижер — это майонез и как петь после двух часов сна за сутки. Знакомимся с хором

— На одну песню — это не страшно, не переживайте. Вот всю программу отыграть, следить за сменами ритма, считать все в голове — это, конечно, напряженное занятие, — подбадривают меня девчонки из хора.

Все открытые, добрые, но уставшие: эту ночь они пережили в автобусе, поспав в среднем по пару часиков каждый. Такова доля гастролирующих артистов: это только в нарезках на MTV гастроли музыкантов выглядят как веселый карнавал — на деле это недосып, рутина, смена городов и тяжелая работа.

— Ни прилечь, ни поспать — приехали все с красными глазами. Пьем кофе, чтобы не уснуть на ходу, а кофе для связок вредно: ни у кого ничего не смыкается. Ой, короче, надеемся, что сейчас уже на прогоне придем в себя.

Я, в отличие от них, спал неплохо, но, думаю, даже будучи перееханными бульдозером, эти хористки споют лучше меня. В гримерке периодически кто-то внезапно начинает повторять свои партии, и каждый раз мне кажется, что это заиграла портативная колонка — настолько чисто и поставленно звучит голос. И это они еще жалуются, что не в форме.

Одна из девушек любезно взялась показать и объяснить мне партитуру, которую мне скоро предстоит с ними петь. Пришлось чуток напрячься и вспомнить опыт игры в детском оркестре.

— Смотри, вот в начале мы поем «О-о-о», потом пауза, потом «А-а-а», потом вот здесь нужно будет топнуть ногой.

Сорри, но я совершенно точно вместо «О-о-о» сделаю «А-а-а» и наверняка топну не там. Постараюсь сделать это как можно более «джентли», чтобы не испортить общей каши. Кстати, стало интересно: а можно ли как-то отмолчаться и поотлынивать в хоре?

— Наша руководитель все услышит. Да и дирижер наверняка тоже. Маэстро умудряется все держать в голове, у него сумасшедшая концентрация.

— А объясните, пожалуйста, как четверокласснику: зачем на отрепетированном десятки раз выступлении нужен дирижер?

— Кто-то однажды сказал на этот счет очень точную фразу: «Оркестр без дирижера — это как салат без майонеза». Без нашего Иосифа мы просто нарезанные ингредиенты. И только он делает нас одним блюдом.

— Красиво… А Иосиф знает, что он… майонез?

Смеемся. Надеюсь, прозвище к маэстро Нурдаеву не прилипнет. Хотя, даже если так, все музыканты уверяют, что у него отличное чувство юмора.

Особого обряда посвящения в коллектив мне не устраивали, но приятно удивило, как легко найти общий язык с хористками. Все живые, простые, милые — через 15 минут девушки, у каждой из которых есть свой сольный проект, уже присылали свои песни с просьбой «только не сейчас, а дома послушайте, а то неловко как-то». Есть инди, есть поп-рок — разве что в причастности к рэпу никто не признался. Скинуть вам послушать не смогу, извините. Но мне понравилось.

«Вообще, у нас хор состоит из студентов академии Ларисы Долиной. Каждый — отдельная творческая единица, эстрадный вокалист. А я их педагог», — так я понял, кто на следующие несколько часов будет моим непосредственным начальником. Мария сидит, не особо отсвечивая и не перетягивая внимание, но кажется самой сконцентрированной. Если дирижер — это генерал, то она как минимум командир хоровой дивизии. Это ответственно. Так что ее выражение лица в стиле «Мне этот мир абсолютно понятен» полностью оправданно.

Мария — боец опытный: в 4 года сама впервые встала в хор, в 23 стала им руководить. Работала и с детским коллективом, и со взрослым, выступала в огромном количестве разных залов. С удивлением узнал от нее, что, к примеру, с точки зрения звука самый плохой из них — это Кремлевский дворец.

— Да, к сожалению, там все рассчитано только на выступления под фанеру. Это только фантик красивый. Здесь, у вас в «Арене», работать гораздо приятнее, к примеру.

Ладно, погуляем еще немного по коридорам и гримеркам и попристаем к другим новоиспеченным коллегам.

Как устроить слэм под симфонический оркестр и другие истории оркестрантов

«Раз, два, раз! Со-си-соч-на-я! Сар-де-леч-на-я! Добрый вечер, М-М-Минск!» — теперь вы знаете, как некогда официальный голос Marvel в России, который объявляет номера Imperial Orchestra, разминает связки. Только что прошел финальный прогон программы. Наблюдать за всем этим в нескольких метрах от сцены (а иногда и имея возможность на нее залезать) — возможность уникальная. Даже самые дорогие сегодняшние билеты ценой в 335 рублей не дадут таких опций.

Репетировать мои «А-а-а», «О-о-о» и пару притопов ногой в открывающей песне мне долго не надо, поэтому мы потратили время, проинспектировав душевую хоккеистов, и даже полежали на массажных столах с дырками для лиц. Вот тут я выгляжу как Эйс Вентура при попытке вылезти из носорога, например. Представил, что дедушка Тиль Линдеманн из Rammstein баловался в бэкстейдже «Минск-Арены» подобным образом. Это показалось вполне вероятным.

Тем временем у оркестра наступает, вероятно, самая неприятная часть вечера — те самые полчаса до выхода. Обычно все проводят их в коридоре, жуя печеньки и волнуясь. Потому что ничего другого, кроме как томительно ждать, уже и не остается.

— Честно говоря, каждый раз до выхода волнуюсь, сколько бы лет ни прошло. Когда играешь, ты уже отдаешься зрителю, ты в музыке, а вот до выхода — сплошные нервы, — рассказывает Виталий Погосян.

Виталий — одна из самых ярких звезд оркестра. Как минимум из-за его редкого инструмента — дудука. Дудуки делают всего два мастера в Армении, и один из них — близкий друг Виталия. Подобных инструментов у него, как оказалось, 20 штук, и все совершенно разные по звучанию. Делаем комплимент его шикарному наряду в стиле Аладдина, а он смеется и рассказывает, что на самом деле он выходит на саундтреке к «Гладиатору». Ну хоть так отвлекли человека от предконцертного нервяка.

— Белый лист? Да, бывало… Раз — и ничего не помнишь. Чаще всего слова находятся в последний момент, но бывает, что приходится пропеть пару строчек и на воображаемом английском. Обычно то, что что-то пошло не так, можно заметить только по полным ужаса глазам — в остальном стараешься держать марку и не спалиться. Но вообще, с публикой нужно быть искренним. Я уж лучше скажу: «Друзья, представляете, слова забыл!» — и улыбнусь, чем попытаюсь соврать. Лажать тоже надо уверенно! — а это был туториал от уже знакомого нам солиста Вани.

— Самый запоминающийся концерт? Я все не могу забыть, как мы играли программу «Короля и шута» в Минске и на первой же песне в зале начался слэм. Под симфонический оркестр. Белорусы, конечно, легенды…

А вот и дирижер. Не будем спрашивать, знает ли он, что он майонез для салата. Но вот одна вещь интересует искренне.

— Вас в оркестре все любят и называют добрым и чутким. А как у вас получается быть котом Леопольдом и при этом управлять таким огромным коллективом? Разве дирижер не должен быть психопатом, как в «Одержимости»?

— Потому что надо жить дру-у-ужно. На самом деле, время авторитарных дирижеров давно прошло. Необязательно быть жестоким Тосканини и прочими всякими… Муссолини, чтобы тебя слушали. Но нужно держать баланс. Быть эмпатичным, понимающим, но не позволять лишнего и поддерживать дисциплину.

— Сегодня у вас оркестре точно кое-кто будет лажать и халтурить: это буду я. Если бы я был вашим музыкантом и у меня правда была своя партия, вы бы услышали, что что-то не так?

— Конечно, я же дирижирую наизусть и смотрю прямо в лица. От меня не скроешься. Но вам сегодня можно, так и быть. Удачи!

Надеюсь, что у меня не будет своего микрофона… Мария толкает воодушевляющую речь перед хором — я затесался обратно к коллегам и вдохновенно слушаю.

— Никто не должен знать, тяжело нам или нет, как комфортабельно мы ехали и сколько мы спали. Мы артисты и профессионалы. Хочу, чтобы вы показали, что вы лучшие. Я понимаю, что вы лучшие, даже когда на вас ору, поверьте. У вас у всех есть талант и мозги, раз вы оказались здесь. Давайте выйдем и отдадимся залу.

Ну все, вот теперь точно началось.

Как ощущается самая большая сцена страны

Последним поднимаюсь на огромную сцену посреди арены. В эту субботу она была не полная, и «проплешины» кое-где имелись, но тысяч десять, пожалуй, все-таки собралось. Страшно ли? Знаете, на удивление нет. И не только потому, что от моих вокализов сегодня ничего толком не зависит.

Дело в том, что оркестр так огромен, что сам по себе ощущается как маленький зал внутри большого зала. Вы как 300 спартанцев — и пусть вас окружили, пусть вы в меньшинстве, но дать бой вы готовы. Когда оркестранты в коридоре рассказывали про «чувство большой семьи», я думал, что это больше поза и красивые слова для прессы. Творческий коллектив на 170 постоянно гастролирующих друг с другом людей — да они наверняка готовы глаза друг другу выцарапать. Но в такие моменты понимаешь, откуда берется эта семейность, пусть ты и приемный и всего на одну песню.

Звучит саундтрек из фильма «Величайший шоумен» — в моем случае это иронично, конечно. Девушки из хора уверенно выдают свои вокализы. Как и предполагалось, свои «А-а-а» и «О-о-о» я выдал не идеально и не везде, но суть была не в них. Я старался запомнить ощущения.

И знаете что? Ринго как-то сказал: «Вот вы знаете The Beatles как приятных молодых людей, а я вижу только три задницы». Согласен полностью, только у меня задниц было 170. Вся красота шоу была направлена на зрителя. Но я все равно ощущал трепет: мне дали так близко посмотреть на его изнанку. Это был живой организм, где каждый был важен. Сердцем был дирижер, и я впервые вблизи увидел, с какой эмоциональной отдачей он работает и что это не просто «махать палочкой». Его «вживание» в музыку каждым резким и истеричным или мягким и плавным жестом передается другим «органам». Мы с хором, допустим, были почками. Тогда я — определенно камешком в них. Но все равно я был счастлив быть причастным.

Мне, в отличие от других музыкантов, не пришлось высчитывать цифры в голове, чтобы не сбиться и не запутаться в партитуре. Поэтому я мог разглядывать людей. Вот девочка лет семи с открытым ртом и запрокинутой головой смотрит на все происходящее, иногда восторженно пиная папу в коленку. Вот девушка увлеченно пытается объяснить что-то парню на ухо — возможно, сюжет фильма. Он решительно ничего не понимает, но с блаженной улыбкой обнимает ее, та успокаивается в объятиях, замолкает и растворяется в музыке. Красиво. Надеюсь, хотя бы какие-то из этих мелочей оркестранты успевают уловить, катаясь из города в город.

Даже аплодисменты и крики на арене доходят с небольшой задержкой. Ты видишь, что ладоши уже бьются, а звук еще не долетел, — это так странно. В целом происходящее воспринималось как мультик: это не может быть настоящим. Я стою в хоре на «Минск-Арене», передо мной танцоры в красных кителях, а над башкой сейчас взлетят гимнастки — слушайте, у меня точно горячечный бред. И только «А-а-а» от девушек из хора по левую руку возвращает в сознание. Кстати, от их усталости следа и вправду будто бы не осталось.

Под сценой сидел ряд сконцентрированных мужчин перед мониторами — режиссировали трансляцию, выкрикивая в микрофоны номера нужных камер, администраторы носились туда-сюда. Их работу, а также работу еще десятков людей вне сцены никто не увидит совсем, но там тоже свой мир. За секунду понимаешь, сколько усилий стоит то, чтобы прямо сейчас кто-то сидел и расслабленно смотрел шоу на трибуне. Это беспокойный муравейник, который буквально умрет, если перестанет быть беспокойным муравейником.

Четыре минуты первой песни, которые были выделены мне, подошли к концу. Главное, что я успел вынести за них, — это уважение. Я будто увидел кухню мишленовского ресторана изнутри, и это совсем не то же самое, что просто съесть их блюдо, оставить чаевые и уйти домой.

Я-то думал, что обману «Минск-Арену», побалуюсь и пойду домой. Мое участие в процессе было чисто номинальным, я был уверен, что моего присутствия даже никто не заметил. Каково же было мое удивление, когда, сойдя со сцены, я увидел в директе сразу несколько фото от моих подписчиков, находившихся на трибунах. Как они вообще умудрились что-то разглядеть? Неужели на сцене ты подобен препарату под микроскопом?

Сойдя со сцены, я молча сел в зал и смотрел на происходящее с витринной стороны — так проще и привычно красивее. Кажется, я никогда больше не буду иронизировать над высокими ценами на билеты на концерты. Одним глазком глянуть на изнанку артистов со сцены для этого хватило. Они все это заслуживают — спасибо за урок. Всем «А-а-а» и «О-о-о», друзья.

Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро

Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ga@onliner.by