Самый известный фотограф дикой природы Беларуси: «Тратить свою жизнь, чтобы зарабатывать деньги, — это неинтересно»
«Успешных фотографов в нашей стране нет», — категорично говорит обладатель одного из самых громких имен в белорусской фотожурналистике и, между прочим, последней модели объектива Canon за $14 000 Сергей Плыткевич. Спорное утверждение. Снимки самого́ Сергея хорошо известны практически каждому из нас, просто мы об этом не догадываемся. Изображения Мирского и Несвижского замков на магнитиках и календарях, разливы Припяти и витебские озера с высоты птичьего полета, открытки с зубрами в Беловежской пуще — все это результат кропотливой и зачастую экстремальной работы Плыткевича. Эдакая маленькая белорусская версия National Geographic в одном человеке. Причем фотоохота для Сергея — это отнюдь не способ заработать деньги. Это возможность увидеть реальную жизнь. И показать ее нам. О том, как провести несколько суток в засаде ради удачного кадра выдры, почему, несмотря на все природные красоты, туристы не едут в Беларусь и на что стоит тратить человеческую жизнь, директор издательства «Рифтур», председатель Клуба фотографов дикой природы, глава общественного объединения «Фотоискусство», живой классик фотоанималистики и просто душевный собеседник Сергей Плыткевич рассказал Onliner.by.
— Что значит быть успешным фотографом в Беларуси?
— Хм… По-моему, успешных фотографов в нашей стране нет. Потому что для этого нужно зарабатывать съемкой столько денег, чтобы ни о чем другом не думать и заниматься исключительно творчеством. Если человек получает доходы от стороннего бизнеса, а фотографирует ради удовольствия, то это успешный бизнесмен или менеджер. Понятия «успешный фотограф» и «Беларусь», наверное, почти никак не совместимы. Хотя могут быть исключения. Предполагаю, что найдутся 5—10 человек, которые занимаются свадебной фотографией, у них есть наработанная клиентура, а по выходным они могут позволить себе делать снимки для души. Наверняка есть 3—5 рекламных фотографов, которые занимаются дизайном. Но успешных я, к сожалению, не знаю. Хотя они должны быть. Среди белорусов всегда есть те, которые состоялись в этой жизни, добились желаемого, занимаются любимым делом и живут с комфортом. Но тихонечко.
— Говорят, в National Geographic фотограф может провести целый год, работая только над одной серией снимков. Возможно ли такое в Беларуси?
— Нет, конечно. Все, что касается Беларуси, делается по такой бедности и с такими трудностями, что добиться впечатляющих результатов очень сложно. Но я не хочу прибедняться. В той же Украине все гораздо хуже. В Литве и Латвии есть сопоставимые проблемы. Так что плакаться смысла нет. Не нужно складывать ручки и опускать голову.
— Сколько суток вы можете провести в засаде ради удачного кадра?
— Пару суток — это мелочь. Вот пять-семь — другое дело. На выходных я, например, съездил в Налибокскую пущу. Сделал один кадр выдры. Смешно, наверное, звучит. Не усидел мужик и два дня дома, поехал за сто километров ради одного-единственного снимка. Но я так настроен: надо работать, фотографировать. Организм, как у наркомана, требует постоянной фотосъемки. Мог бы провести выходные дома. Но нет, собрался и поехал в пущу. Решил, что надо снять выдру или бобра в крайнем случае. Вообще-то, это задача не из простых. Вот если вы́ захотите снять выдру, ничего у вас не получится. Вы хоть знаете, как она выглядит? [Смеется.]
Например, для моего друга, хирурга из Твери, просидеть, не шевелясь, четыре дня в «засидке» в лесной глуши, выложить за это $400, но сделать-таки один удачный кадр — это удовольствие. «Засидка» — это такая будка, которую установили на лесной поляне. А рядом с ней лежит туша лося или косули. И ты сидишь там несколько дней и выжидаешь, пока прилетят покормиться орланы-белохвосты или орел-беркут.
Так вот, поехал я за выдрой. Я хорошо изучил ее повадки. Знаю, что, когда лед замерзает, остается полынья и рано или поздно выдра выберется из нее. Главное — знать, что там выдра живет, притаиться и ждать. Ветер был очень сильный. Такой, что повалил подгрызенные бобрами осины в лесу. Я быстро прорубил себе дорогу, нашел бобровую плотину с двумя проталинами, к которым вели следы. Поставил машину и четыре часа просидел в засаде. В результате — один кадр. Выдра вынырнула из проталины, но, поскольку был ветер, учуяла меня и сразу скрылась. Чтобы найти правильную точку съемки, пришлось стоять слишком близко к полынье — буквально в восьми метрах от животного. Шансов на успех было мало. Но профессионализм не пропьешь: поехал и снял выдру!
У меня в архиве есть снимок, который я считаю уникальным. Я назвал его «Узелок на память». Орел-змееяд принес ужа, завязанного в узелок, своему птенцу. Тогда я еще был юным натуралистом, думал: елки-палки, какая умная птица! Завязала змею узелком, чтобы птенцу было легче ее вытаскивать! На самом деле все гораздо проще и банальнее: когда змееяд поймал ужа, тот трепыхался и в предсмертных судорогах завязался сам. В чем же уникальность этого фото? Сейчас расскажу. Июль. Гнездо орла-змееяда находится на высокой сосне на острове среди болота, очень тихо и жарко. «Засидку» на соседней сосне повесил мой товарищ орнитолог Владимир Ивановский. Я забрался, смотрю, взрослые птицы улетели, остался птенец. Так прошел день. Я с утра до вечера просидел — ноль. На следующий день — тоже ноль. Уже начал думать, как бы птенцу не навредить. Ведь орлы, боясь человека, могли не возвращаться к гнезду. Это очень важный момент. Надо помнить о том, чтобы не навредить дикой природе. Поэтому я слез с сосны и поехал в другое место, к канюкам. Около того гнезда провел сутки и тоже ничего не снял: птица оказалась очень осторожная. На четвертые сутки я снова вернулся к первой «засидке». Только залез на сосну — прилетает орел и приносит птенцу ужа. Малыш слопал его так быстро, что я успел сделать всего несколько кадров. Через пару минут прилетает другая птица, тоже с добычей — как раз-таки с этим завязанным в узелок ужом. Поскольку птенец был сыт, он никак не хотел есть. Орлиха-мама и так, и эдак, а тот все равно кушать не стал. Тогда птица выкладывает ужа на гнездо, а дальше происходит самое интересное. Птенец подсовывает голову к маминому животу и так жалобно пищит «ко-ко», жалуется как будто. А там расстояние — метров восемь. Мне все слышно. Я думаю, наверное, уж был несвежий, и у птенца разболелся живот. На самом деле ему было жарко. Птица улетает и через две минуты возвращается с березовой веточкой. Птенец ложится на гнездо, орлиха накрывает его веточкой, потом раскрывает крылья, создает тень и начинает махать крыльями «вж-ж-ж» и делать ветер. Картинка — полный аут. Если тебя не увидели, ты можешь наблюдать реальную жизнь!
В последнее время в охотхозяйстве «Красный бор» я очень много снимаю оленей. Но чтобы поймать удачный кадр в естественной обстановке… Например, знаете ли вы, что олень во время секса ласкает самку за ухом? А после секса олениха целует оленя в щеку? Что, не верите? Чтобы это увидеть, мне надо было попасть в пик оленьего желания. И мне повезло! Я сделал кадры именно в такой момент! Минут сорок я стоял без движения и наблюдал эту картину, делая самые разные кадры. Хотя зачастую, конечно, одного лишь терпения мало. Чтобы снять того же орлана, нужна «засидка», падаль, чтобы птицы прилетели, и, конечно, хорошая техника. С мыльницей в фотоанималистике делать нечего.
— Ваше имя стало известным в девяностые годы благодаря политической журналистике и кадрам из горячих точек. Почему вы решили уйти в тему дикой природы?
— Вместе с друзьями мы начали собственное дело — выпуск газеты «Туризм и отдых». Логично, что мне нужно было заниматься краеведческой журналистикой. Не знаю, плохо это или хорошо, но так получилось. Я об этом и жалею, и не жалею одновременно. Но уже ничего не изменишь. В свое время я побывал в горячих точках в Боснии и Герцеговине, в Нагорном Карабахе, в Тбилиси, в Баку и Вильнюсе, когда туда вошли советские войска. Делал снимки в чернобыльской зоне. Где горело в конце восьмидесятых и в девяностых — туда и ездил.
— Вы видели слишком много человеческой драмы, поэтому больше не хотите фотографировать людей?
— Все гораздо проще. Есть интересы, ради которых ты тратишь жизнь. Занимаясь политической журналистикой в «Народной газете» и на «Радио „Свобода“», я был многостаночником: и писал, и фотографировал. Когда возникли первые частные издания и появилась возможность делать что-то свое, решил создать «Туризм и отдых». Просто потому, что я турист и путешественник. Казалось, я был такой крутой, известный журналист. В какой город ни приеду, все меня знают. Круг общения у меня как у политического обозревателя: Зенон Позняк, Василь Быков, Станислав Шушкевич, Вячеслав Кебич… А потом отошел в сторонку от политической журналистики, в туристический бизнес, и оказалось, что основная масса народа ничегошеньки не знает о политике и не интересуется ею. Это для меня было такое открытие! Потом прошло время, я стал иначе ко всему относиться. Допустим, я сделал интервью с политиком для независимого радио. Получил гонорар, могу кормить семью. Но я поглядел: это интервью ведь никто не слушает. Получается, деньги ради денег. Возможно, некоторые из нынешних работников с этим не согласятся, скажут, что они выполняют свой долг. Это их право. Я же в свое время посчитал, что тратить свою жизнь просто так, чтобы зарабатывать деньги, — это неинтересно. Ты должен делать что-то более нужное и полезное. Я решил, что краеведческое издательство и выпуск путеводителей и альбомов о стране — это гораздо важнее. Потому что политики приходят и уходят, а страна остается.
— Почему, несмотря на все природные красоты Беларуси, к нам не едут туристы? Почему мы не можем монетизировать озера, пущи или зубров?
— Потому что нет рынка. Как могут к нам ехать туристы, если у всех в Европе сложилось мнение, что здесь сиро и убого? По всем евроканалам наш имидж опускают ниже плинтуса. Вот о столице Франции, например, что говорят? «Ах! Увидеть Париж и умереть!» Я приехал туда и думаю: «Боже мой, да где тут хоть одна красивая парижанка? Где красивая одежда? Чего в этом городе умирать?» Но образ создан. Имидж города и страны. А о нас сложился такой стереотип, что посмотреть в Беларуси нечего. Хотя на самом деле иностранцы приезжают сюда и рты открывают от нашей душевности. Особенно те, кто интересуется природой, этнографией. Сложившийся имидж переломать очень сложно. Но можно сделать это постепенно. Например, я издал книгу «Нечаканая Беларусь». И какой, вы думаете, эффект? Иностранец открыл, глаза разбежались, потом говорит: «Это не Беларусь! Это Финляндия!» 25—30 лет назад финны, когда выходили на международный туристический рынок, подумали, что теплого моря у них нет, горы тоже не очень, и решили сделать акцент на чистоте и дикости. Они выбросили на рынок свои озера и девственность природы. И все европейцы теперь знают, что Финляндия — это страна озер. А не Беларусь. Но ситуацию можно поменять!
Фотография для меня — это не результат. Это средство для достижения результата. Например, мои фотографии в книгах «Нечаканая Беларусь» и «Планета Беларусь» нужны для создания имиджа страны. Для того, чтобы люди и внутри государства, и за рубежом изменили свое отношение к Беларуси. Звучит пафосно, высоко. Но если не ставить себе такую задачу, тогда зачем работать и этим заниматься?.. Цель должна быть максимально высокой.
Общественное объединение «Фотоискусство» объявило конкурс «Фото Беларуси». Заявки в 28 номинациях принимаются до 28 февраля. Не упустите свой шанс!
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. db@onliner.by
