— Как ты пережил ковидную ситуацию?

— Мне еще немного повезло. Так получилось, что перед закрытием дверей я вскочил и успел съездить на концерты в Бельгию — было два концерта. В Бельгию я вез свои диски — новый альбом — которые были только напечатаны. И это позволило мне покрыть расходы на промокампанию альбома (альбом Niti. — Прим. Onliner), потому что у меня планировались концерты в России и Украине. Я сделал две промокампании и там и там. Они, кстати, неплохо сработали: до сих пор оттуда отклик какой-то идет. И мне пришлось за это платить. Я приехал, а у меня все закрылось, все концерты отменились.

— Кошмар. 

— Так что это было приятно, что удалось съездить в Бельгию. Честно говоря, было такое немного офигение, неверие в то, что это возможно. Ну нет, не может быть, блин, ну как такое возможно?! Я сидел — вот завтра, завтра, ЗАВТРА. И в какой-то момент пришлось огрести.

— Ну да.

— Ну да, я долгое время был в режиме ожидания, попробовал немножко альбом свой распространять, но это было скорее так, знаешь, for fun. Я даже успел сесть за новую программу (это было еще на фоне выпуска альбома): такая легкая эйфория от этого — и это было хорошо. Случился фестиваль Sprava летом, и если бы я вышел со старой программой, то это было бы неактуально ни для меня, ни для всех остальных. А дальше нужно было переключаться, что-то делать. То есть с музыкой — вообще никак.

— И тогда случилась наша с тобой историческая встреча: ты шел в поликлинику за санкнижкой, потому что собирался работать в кафе.

— Я понял, что узконаправлен в своей этой музыке. Как только отрубается основная жила, у меня нет ни звукорежиссерских навыков, ничего. Да, было такое. Но важнее то, что я пошел на композицию. И по сути это был первый опыт — я же в консерватории вообще мало чем интересовался. С самого детства я был немного пассивен. Мне сказали: «Бери баянчик, играй». Я играл. Я работал с инструментом, поступил в училище. Играл там тоже, занимался — но почему-то все остальное, как и вся музыкальная альтернатива, мимо меня прошло. Я был за своей ширмой: сидел и играл.

— То есть играл что скажут?

— Да, просто играл программу. Не знаю почему, но я был таким. Сейчас можно об этом жалеть, но это длилось довольно долго. Училище я тоже промучил. В консерватории весь замес начался с твоей любимой группы «НагУаль».

— Смешно. 

— Я там почерпнул то, что для меня было важно. Расширил свой уровень познания. Это был для меня очень важный момент.

И теперь я пошел учиться композиции и погрузился в это обучение с головой. Нам сразу обозначали моменты, завязанные на индустрии: работаем с референсом — нужно сделать в этом направлении, сделать похоже, приблизиться к качеству. И ты знаешь, во-первых, чтобы сделать качественный стандартный продукт, надо быть крутым чуваком. Если ты не разбираешься в технических вопросах и если художественно ты не на должном уровне — ты не сделаешь. У тебя будет и материал дерьмо, и качество дерьмо. Ну то есть я начал видеть в этом крутость. Я опустил всю гармоническую составляющую, некую «художественную» ценность и стал поднимать свой уровень до этого качества звучания, качества формы. Там все продумано, и мне было интересно начать понимать такие вещи и потом использовать.

Не забывай: это было на фоне работы в кафе по пять дней в неделю по семь с половиной часов. Серьезная нагрузка. Я приходил и садился за комп. Нужно было придумывать что-то, каждую неделю нужно что-то сочинять. Челлендж такой, который я принял, и с этим нужно было работать. В общем, получилось.

Я наметил себе три курса. Сначала композиция, дальше пошел саунд-дизайн, дизайн мелких звуков. Пространство всего, что мы видим, — звук убирается и ты должен это все задизайнить — из записанных сэмплов, просто путем синтеза. Все это мне было настолько незнакомо, что я сразу серьезно психовал. Тяжело давалось. Но была задача не соскочить и делать хотя бы что-то. За весь курс саунд-дизайна я не сдал полностью ни одной работы — просто не успевал. Но постепенно я добирал и курсовую сделал уже целиком, хотя порой не знал, что делать с самыми простыми вещами. Благо вторым преподавателем на курсе был Леша Ванчук из группы Port Mone. Он очень крут как саунд-дизайнер. Я ему звонил, и он говорил: эквалайзером убери верх, звук будет звучать вдали.

Сейчас я пошел на третий курс. Эти два курса я воспринимал так: игровая сфера мне не будет светить, я сейчас на начальном уровне. Чтобы попасть в какую-то контору, типа Wargaming или уровнем ниже, ты должен быть специалистом широкого профиля. Просто композитор никому не нужен. Никому.

— Я представляю... 

— Я получил, по сути, универсальные навыки, которые у меня проседали и которые были нужны, чтобы быть самодостаточным со своим проектом, записать самому и сделать альбом (продакшен — это же огромные деньги!). Это и усиливало мою мотивацию.

А третий курс — это уже узкая имплементация аудио к компьютерным играм. Это осваивание движков, где ты делаешь адаптивную музыку, это программирование, написание скриптов — это совершенно другой мир, но он оказался для меня интересен. Все равно он связан со звуком. Я долго запоминаю коды и настраиваю все программы, чтобы они работали, но меня это не отпускает. И меня радует, что я все-таки не сильно тупой.

Отработал я в кафе шесть месяцев. Последний месяц давался вообще сложно. Голова вся в обучении...

— Надо же еще кофе наливать...

— Проблема, что его еще нужно пить. И пить много. Ты должен постоянно пробовать, чтобы держать определенный уровень продукта. То есть ты приходишь и этот уровень настраиваешь. Если ты будешь варить кофе так, как он там есть, — получится абы что. Есть определенные стандарты. Я честно тебе скажу: остался небольшим специалистом, но стандартные моменты усвоил.

— Но кофе ведь ты не пьешь и так его и не полюбил?

— Сначала мне было интересно, я начал разбирать какие-то нюансы. Сразу пробуешь: ну, кофе, горький там, то, се. Потом разбиваешь его широкими мазками на кислотность, сладость, горечь. Потом включение цедры, шоколада, жареного ореха. То есть это не короткий путь. В какой-то момент мне стало очень плохо. Начинала кружиться голова, реально перепил.

Потом стали возвращаться концерты. Белорусские, кстати. Я в Беларуси до этого мало выступал. А тут в первый раз сыграл в Гродно, в первый раз сольник в Гомеле. В Витебске побывал в феврале. В апреле уже Россия открылась. Настало время с кофе завязывать, и я не преминул этим воспользоваться.

— На последнем твоем выступлении в «Корпусе» я обратил внимание, что ты много внимания уделяешь созданию атмосферы, а твой авторский момент выходит на микроуровень, проявляется в призвуках и отголосках. Насколько на это внимание к деталям повлиял опыт твоего обучения?

— Обучение скорее наложилось на посыл, который был до этого и возник в силу моего близкого знакомства с электронной музыкой. Это произошло пару лет назад, когда я пошел учиться в Ableton school. Это были азы электронной музыки.

Ну а моя нынешняя программа меньше построена на спонтанных находках в силу наигрывания, чем раньше. Сейчас это музыка уже изобретенная, заранее придуманная и отобранная. Мне кажется, это пошло из обучения, когда мне нужно было каждую неделю трек приносить и найти способ генерировать какие-то идеи. И я ходил по округе, искал, за что цеплялся глаз. Это привело меня к осознанию поиска идеи музыкального материала заранее. Раньше это могло происходить по-разному, и я не создавал музыку на производственном уровне.

Тогда начало возникать понимание процессов в электронной музыке. Мне очень нравится сейчас слушать техно. Сразу трудно заметить, что там что-то меняется. Собственноручное изменение нюансов, звуковая профильтровка… Ты начинаешь видеть, какими рычагами они там действуют, различать, почему это круто, а это — нет. Меня это просто поразило.

Произошло отшелушивание знаешь чего? Ритмической составляющей. До этого в проектах с трио, с Gurzuf мне всегда было интересно замудрить с ритмом — обрезы, внезапные остановки. А сейчас мне интересен пульс, который можно вложить в шесть четвертей, четыре четверти. Меня этот поток просто захватил и не отпускает. Мне надо плыть. И здесь совместился minimal, который я достал из электронной музыки, и то, к чему я пришел в результате работы над сольным альбомом. Разброс материала был в 12 лет: седьмую композицию я еще в Gurzuf начинал играть, и она осталась для меня актуальна. Я ее, конечно, менял под альбом и очень сильно сюда вложился: после этого у меня был эмоциональный спад и легкое непонимание: о чем мне сейчас говорить? Я понял, что мне нужно максимально уйти в ничто. Я понял, что мне интересен первоначальный шорох, от которого я могу пойти дальше. Отсюда появился эмбиентный момент: мне стала интересна такая малоизменяемая каша. Можно назвать это дроновой музыкой.

— Думаю, нет. Это скорее не дрон в чистом виде, а дроновое звучание. Но на концерте меня заинтересовала твоя работа с эхом. Мне понравилось, что ему в твоей музыке тоже отводится роль. Эхо тоже работает.

— Что касается эффектов, я работаю с одним и тем же набором педалек. Но после обучения меня они перестали устраивать: они очень грубого помола. Чуть ли не к каждому концерту я открываю для себя новую настроечку. Эффекты всегда делали мою музыку объемней, но сейчас я лучше контролирую их, не отпускаю, как раньше. Всегда я эффектов немного стеснялся, думал: не перебор ли? Но сейчас я их, наоборот, заставляю звучать более отчетливо.

— Существует ли сейчас «Трио Егора Забелова»?

— Скорее нет.

— В силу экономических причин?

— Да. Кстати, ребята (перкуссионист Оганес Аванесян и басист Саша Ефимов) тоже сейчас увлекаются электронной музыкой и взяли треки из моего сольного альбома, сделали две композиции и выпустили их на турецком лейбле. Это было в августе прошлого года. Потом мы остались с Сашей Ефимовым, но далеко этот проект не зашел. Если говорить о проектах, то соло настолько сильно покрывает все мои потребности, что я сам не собираюсь делать каких-то телодвижений, чтобы с кем-то играть.

— Что-то складывается природным путем? 

— На следующий год планируется проект в Швеции. Неделя импровизации с разными музыкантами. Такие проекты требуют от меня психологической подготовки: я все-таки интроверт и мне удобно сесть со своим баянчиком, со своими мыслями. Меня это более чем устраивает.

— Помню, был на твоем выступлении пару лет назад в Доме дружбы и меня поразило твое умение держать зал исключительно с помощью естественного звука инструмента, благодаря взаимодействию с публикой. 

— Слушай, но я же вообще не взаимодействую никак. Ты знаешь, с практикой приобретаешь определенный опыт. За сценой, в разговоре я могу представлять из себя такого скромняжку. Но когда выхожу на сцену, включается даже некоторая жесткость. Я знаю, что я тут делаю, зачем я здесь. Наверное, это сказывается и на музыкальной части. Конечно, я знаю, что это зритель, что он здесь. Мне нравится, что он здесь. Что он смотрит. Мне важно после концертов получить хорошие слова, потому что, если их нет, я буду загоняться. Я и так сомневаюсь. Не могу сказать, что не контролирую процесс получения этого внимания. Где-то да, но где-то это идет свободным потоком.

— Ты хотел рассказать про шведский проект. 

— Шведы в городе Мальмё придумали такой проект. Они пригласили четырех музыкантов из тех, кто выступал на их фестивалях. А концерт у меня в Швеции до этого был очень удачный. Соответственно, я оказался среди этих четырех. Каждый музыкант делает свое: саундтрек должен быть от 30 минут до полутора часов. И воспроизводиться он будет три часа в день на протяжении двух недель.

У каждого музыканта будет своя локация. Мальмё находится на море, и я выбрал берег на склоне. Акустическая система должна будет воспроизводить трек, который я должен написать. Не хочется писать обычный набор номеров. Мне хотелось бы какую-то историю рассказывать. Соответственно, там будет много полевых записей, и я придумал загонять баян в сэмплер, чтобы дать ему бесконечность и убрать звук движения меха. Теперь он звучит по-синтовому. Проект этот довольно спасительный, потому что концертов-то нету, а это интересная работа. Кстати, завтра дедлайн и придется его чуть сдвинуть (смеется. — Прим. Onliner). Я им просто отсылаю трек, они поставят четыре акустические системы по городу. Будет такая развлекуха: кто-то просто будет проходить мимо, кто-то будет приходить специально и слушать. Это интересная для меня работа, поскольку она наслаивается на те новые скилы, которые я сейчас получаю.

— Интересно, что на самом альбоме ты работал со «всхлипывающими» мехами, а на концерте сыграл материал практически как эмбиент, то есть очень «гладко». 

— С этими скрипами я продолжаю работать. Сейчас мне было интересно делать на баяне именно такие дроновые штуки. Скажу честно: не все там получилось и звучание иногда слишком синтетическое. Нужно фильтровать, потому что иногда можно загрузиться вообще в шлак. Но этот прием работает: он дает киношно-театральную атмосферу. И в этом шведском проекте хочется, чтобы не просто музыка из колонок звучала. Мне хочется рассказать историю, в которой многое опять же завязано на детских ощущениях. На этой интересной стереоскопии взгляда, когда я приезжаю домой и снова взрослыми глазами вижу то, что я видел в детстве. Были же вещи, которые меня пугали. Моя музыкальная школа находится в замке в Жиличах.

И каждое занятие (оно могло быть и вечером зимой; и этот парк страшный, замок…) накладывало определенный отпечаток на ребенка. Какие-то завязки я искал. У моей бабушки своя довольно сложная история, которая нами сегодня банально воспринимается: война, ее угнали немцы… Но когда ты просто послушаешь, начинаешь понимать, почему это поколение так держится за власть. У них такая травма, никто из нас этого не пережил и представить себе не может.

— Только бы не было войны...

— И это становится совершенно понятно. Человека, который рассказывает такие вещи… Да гори оно все огнем!

— Возвращаясь к детству… Ты рассказывал трогательную историю, как у вас на трех братьев был один баян. Что сейчас с братьями? Кто-нибудь, кроме тебя, музыкой занимается? 

— Я из троих старший. Средний — Константин Забелов. Он сейчас в Могилеве преподает в музыкальной школе. У него отцовский талант (отец преподавал у меня), и он, конечно, умеет учить. В отличие от меня. Я вообще не стремлюсь преподавать и далек от этого. По крайней мере сейчас. У Кости очень хорошо получается ладить с детьми, находить к ним подход — он «штампует» лауреатов.

Второй брат учится в Чехии. Вот он профессионально учился, поступил в докторантуру и разработал собственную систему подзвучки баяна. А это очень большая проблема на самом деле! Он профессиональный композитор: сотрудничает с оркестрами, у него есть свои проекты.

— Можем ли мы говорить не столько о влияниях, сколько о том, что тебя завораживает, возможно, в сфере электронной музыки.

— В этот год нет времени отслеживать какую-то музыку. Я могу назвать пару имен.

— Окей, ты, когда пишешь музыку, ждешь особого состояния?

— На самом деле это довольно редкая штука. (Звонит телефон. — Прим. Onliner.) Да. Скоро уже. Уже заканчиваю.

Покупайте кофе выгодно в Каталоге Onliner

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро

Перепечатка текста и фотографий Onliner запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by