Илья Михальченко — вдовец, отец двоих детей. Два года назад жена умерла от бокового амиотрофического склероза.
«Сын, гуляя на детской площадке, может сказать: „А моя мама умерла“, и у всех присутствующих взрослых случается ступор», — вспоминает Илья Михальченко. Рассказывая печальную историю последних лет, наш герой периодически замолкает, долго подбирает слова — видно, что он не хочет, чтобы монолог был наполнен трагическим пафосом. Делясь тем, как ему пришлось взять на себя традиционно материнские заботы, мужчина перечисляет бытовые мелочи. Но в итоге почти все темы сводятся к одному: было время «до», а впереди время «после».
Видно, что с «после» пока не все складывается. Илья до сих пор не может найти в себе силы и начать строить планы. Два года после смерти жены он выкарабкивается из черной ямы, где его семья оказалась из-за диагноза «боковой амиотрофический склероз», который врачи поставили Светлане. Одному сыну три года, второму — девять. Надо продолжать жить, многое переосмыслить и со многим смириться.
Мы так привыкли к понятию «мать-одиночка», сегодня послушайте монолог одинокого отца.
Вот некоторые цитаты из этого видеоинтервью:
Во время болезни жены была настолько напряженная жизнь, что у меня даже не было времени остаться наедине с собой и подумать о том, что происходит и что будет завтра.
Боковой амиотрофический склероз — это даже не рак, когда надо бороться, вам просто прямо говорят: «Вы умрете, с этим ничего не поделать, нужно жить сегодняшним днем».
Нас положили в паллиативное отделение. Это такое отделение, где уже никого не спасают. Света переживала, что ее не будет помнить сын Захар. Ее постоянно навещали подруги — им большое спасибо.
В какой-то момент все нахлынуло, сошлось — и я отчетливо понял, что уже не будет так, как прежде. Возможно, был некий страх, что ты не сможешь с этим справиться.
Света умерла два года назад, все произошло 22 сентября.
Психика детей достаточно гибкая, и их больше травмирует не событие, а реакция взрослых на это событие. Реакция взрослых может запасть в душу надолго, как штамп, как некая норма.
Женское воспитание — это гиперопека. Мужчина, если видит, что жизни и здоровью ребенка ничего не грозит, не вмешивается. Ты ждешь, чтобы ребенок все прощупал, набил шишки, пока маленький. Потом он подрастет и уже будет знать, что не во все места стоит лезть.
Для меня самое сложное в уходе за детьми — банальная стирка. У меня взрывается мозг, я не понимаю, для чего нужно столько одежды.
Да, я не могу все бросить и уехать в Африку волонтером, копать колодцы и менять мир. Эти штуки пока, по крайней мере, для меня недоступны.