Я приехала в Минск из города Дятлово Гродненской области, самоцели «покорить столицу» никогда не было и нет до сих пор. Я умею работать и зарабатывать себе на жизнь, и где это делать — в Минске, Гродно или Могилеве, — для меня нет никакой разницы. Моя мама с отцом уже очень давно не вместе, она не работает, так как ей необходимо воспитывать мою сестру — ребенка-инвалида. Живут они на пособие, и я четко понимаю, что рассчитывать на помощь семьи не могу, скорее сама должна помогать.

Признайтесь честно: окончательно и совершенно осознанно определиться с профессией в 17 лет, когда поступаешь в вуз, очень непросто. Лично мне всегда нравилась история, я окончила гимназию с золотой медалью и с удовольствием поступила в университет культуры и искусств. Конечно, я представляла себе музейное дело несколько иначе — раскопки, работа «в полях», экспедиции и прочая романтика должны были, по моему разумению, занимать добрую половину моего рабочего времени. Реальность несколько отличается от прежней картинки, нарисованной розовыми красками.

Я работала с первого курса университета. Первые два года — укладчиком-упаковщиком в магазине «Рублевский», после год  — в «Европейском», два года — администратором в игровом клубе. У меня даже были мысли оплатить свое обучение и отказаться от кабалы распределения. Я зарабатывала достаточно для того, чтобы выплатить всю сумму (около 170—200 млн) за пару лет, но мне поставили жесткие рамки: эти деньги должны поступить на счет родной alma mater в течение полугода. Понятно, что собрать такую сумму в столь короткий срок у меня бы не вышло.

По распределению меня отправили в музей истории Великой Отечественной войны, я работаю с коллекцией фотодокументов. Место своей работы я всегда оценивала по трем критериям — коллективу, условиям труда и заработной плате. С первыми двумя пунктами на моей нынешней работе все отлично, но третий перечеркивает все. Моя последняя заработная плата, полученная на руки, — 3 миллиона 105 тысяч рублей, это включая помощь молодому специалисту, которая составляет сейчас около 100 тысяч рублей. (К слову, на предыдущем своем месте работы, которое не требовало высшего образования, я получала в 4—5 раз больше). Сегодня я понимаю, что 3 миллиона — это мой приговор, потолок на ближайшие годы. Сумма эта не изменится, даже если я совершу любые трудовые подвиги. Если каким-либо чудом мне удастся выбить себе полторы ставки, зарплата увеличится всего до 3 миллионов 600 тысяч — так что это не выход.

На эти деньги мне надо питаться, одеваться и… снимать комнату, так как у музея нет собственного общежития (об этом меня предупредили еще во время распределения). Вопрос с жильем был моей постоянной головной болью на протяжении всего этого года. Достаточно долго удавалось жить у родственников, но обстоятельства изменились — и последний месяц я буквально кочую из одной квартиры знакомых в другую, порой не представляя, где мне случится ночевать завтра. Может, на вокзале? Такая вероятность существует. Ужас ситуации заключается в том, что мне приходится выбирать — или купить себе на зарплату еду, или снять комнату. Совместить то и другое невозможно.

Я не прошу у государства денег, я готова их зарабатывать самостоятельно, — дайте только возможность! Ведь сегодня, получая три миллиона, я вынуждена «отсиживать» с 9:00 до 18:00. Сама по себе идея системы распределения отнюдь не плоха. Ужасно лишь то, насколько она негибкая, и я знаю не один случай, когда молодой специалист вынужден несколько лет подряд жить практически на грани нищеты. А ведь это самые плодотворные, самые яркие годы! Вместо того чтобы строить свою жизнь, искать способы самореализации, мы с работодателем находимся как будто в состоянии «неравного брака». Достаточно прописать возможность трудиться по распределению на полставке или по принципу сдельной оплаты труда (выполнил то, что от тебя требуется, — свободен), а также позволить отдавать деньги, потраченные государством на наше обучение в течение нескольких лет, и вы автоматически дадите тысячам молодых специалистов шанс кардинально изменить свою жизнь, причем в лучшую сторону.

Я хочу отметить: никаких претензий к руководству музея, коллегам у меня нет. Они помогли мне в трудную минуту, поддержали, сделали все что могли. Я писала заявление начальству о том, что нахожусь в бедственной ситуации, попросила выделить мне комнату в общежитии — любом, где угодно. Увидев, что я на грани отчаяния, мне выписали материальную помощь (1 миллион рублей) и обнадежили, что получить жилье все же возможно. Вот уже три недели заявление кочует по инстанциям, вплоть до Министерства культуры. Есть надежда, что свой угол у меня появится. А пока… На Новый год я еду домой, помогу маме, проведем праздники вместе. А в первый рабочий день следующего года я обязана быть к 9 утра на работе. И признаться честно, пока не представляю, где мне ночевать, перед тем как выйти на работу на следующий день.

P.S. После опубликования материала редакции стало известно: руководству музея истории Великой Отечественной войны удалось добиться, чтобы Юле выделили комнату в общежитии.

Читайте также:

• • Бизнесмен Сергей Атрощенко: чем может закончиться очередной эксперимент с белорусской экономикой — пример компании Serge
• • Директор представительства Papa John’s в Беларуси Евгений Студент: почему в сетевых фастфудах толпы клиентов, а рестораны пустуют

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by