Путь городского развития, выбранный Никитой Сергеевичем сразу после смерти вождя народов, был единственно верным, и каждый из нас сейчас должен быть ему за это благодарен. Вне зависимости от того, живет он сейчас в «сталинке» на проспекте Независимости, чижовской хрущевке, башне М111-90 в Каменной Горке или в собственном коттедже в Дроздах.

Современному любителю сталинского «освоения классического наследия» и ненавистнику хрущевской «борьбы с излишествами в архитектуре» сложно понять, какой чудовищной была ситуация с жилищным строительством в СССР в первое послевоенное десятилетие. Половина страны лежала в руинах, жилья не хватало, причем не хватало катастрофически. Люди были вынуждены годами ютиться в палатках, землянках, бараках. За счастье считалась своя комната в 12 «квадратов» в коммуналке: и пусть в ней жило три поколения семьи с 20 соседями за перегородкой, но все же в шаговой доступности там была и кухня, и санузел, и центральное отопление.

Именно на таком фоне строились парадные ансамбли главных проспектов. Строились медленно, годами, чтобы спустя десятилетия войти в учебники архитектуры и доставлять эстетическое удовольствие наследникам того «военного» поколения и приезжающим в город туристам. Проблема заключалась в том, что свой «квартирный вопрос» с их помощью решали единичные счастливчики, в основном партхозноменклатура, научная и культурная интеллигенция, военные, инженерно-технические работники. Освобожденный от оков пролетариат в массе своей в лучшем случае получал жилье в соцгородках, возводившихся при крупных предприятиях, но и там двух- и трехэтажки стиля «строили пленные немцы» соседствовали с десятками бараков, последние остатки которых в Минске пока еще можно застать на улицах Одесской или Кабушкина.

Там, в маленьких комнатках, среди развешанного белья под запахи капусты с общей кухни и семейные скандалы из соседней каморки, люди, победившие нацизм, растили детей, учились, отдыхали, готовясь уже завтра вновь выйти к станку и совершить очередной трудовой подвиг. И вот в таких, порой невыносимых условиях, им предстояло жить десятилетиями, пока не подойдет их очередь переехать в более комфортабельную квартиру в доме с трехметровыми потолками, капителями, пинаклями и балюстрадами.

К чести Хрущева, он прекрасно это понимал, будучи сам выходцем из рабочей среды. Никите Сергеевичу, в отличие от недоучившегося грузинского семинариста, вероятно, были близки и бытовые проблемы пролетариата. Прямо скажем, он не обладал каким бы то ни было художественным вкусом, но при этом в данном вопросе расставил акценты совершенно правильно. Важнее на данном этапе для страны и для новой исторической общности людей, советского народа, были вовсе не высота потолков, наличие и пышность капителей, выбор архитектурного ордера для колонны или степень изысканности фронтона жилого дома. Главным было дать каждой семье строителей коммунизма отдельную квартиру, и дать ее максимально быстро.

Это было абсолютно естественное, давно назревшее решение, к которому уже подспудно была готова и архитектурная среда, задавленная ранее волей и предпочтениями Сталина. За основу был взят проект французской пятиэтажки, увиденной советскими специалистами в журнале Architecture d’Aujourdui («Архитектура сегодня») и разработанной инженером Раймоном Камю еще в конце 1940-х. Подобные здания, обеспечивавшие новый, невиданный еще миллионами советских граждан, уровень комфорта, могли производиться на заводах индустриальными методами и собираться за считанные месяцы.

Именно благодаря этому, благодаря главному советскому любителю кукурузы, наши дедушки и бабушки, отцы и матери получили пусть малогабаритное, с совмещенным санузлом и микроскопической кухней, но свое отдельное жилье, которое можно было не делить с совершенно посторонними людьми. Это был единственно возможный выход экономного решения «квартирного вопроса» в условиях крупного города, при этом повсеместно применявшийся не только в Советском Союзе, но и во всем мире, за исключением разве что США.

Другой вопрос, что это решение, задумывавшееся как временное, приняло в СССР совершенно гипертрофированные формы. В Минске сталинское «баракко» сменила его противоположная крайность: бесконечные панельные «спальники», бывшие уместными, даже необходимыми, в 1960—70-е, но выглядящие абсолютным анахронизмом сейчас. Ни государство, ни застройщики, ни по большому счету мы с вами оказались не готовы к новым стандартам жилищного строительства, куда более соответствующим XXI веку. Мы продолжаем бережно чтить советские традиции (как нам и завещали), строя и покупая квартиры в «человейниках», но виноваты в этом мы сами, а не покойный Никита Сергеевич, без которого многие из нас, вполне возможно, до сих пор бы жарили картошку на общей кухне в деревянном бараке.