Архитектор Александра Боярина: откуда корни агрогламура?

16 684
28 января 2015 в 8:30
Автор: Дмитрий Корсак

Архитектор Александра Боярина: откуда корни агрогламура?

Автор: Дмитрий Корсак
Александра Боярина — архитектор-практик и теоретик с 2001 года. Александру также называют урбанистическим антропологом за резкие критические и аналитические статьи в области архитектуры. Член Белорусского союза дизайнеров и Белорусского союза архитекторов, преподаватель кафедры «Дизайн архитектурной среды» архитектурного факультета БНТУ.
Полагаю, не стоит описывать, что представляет собой агрогламур. Читатель «Онлайнера» распознает его лучше, чем продвинутый искусствовед. Откуда же он взялся на нашей земле? И вообще, ЗА ЧТО? За какие грехи нам этот агрогламур? Что мы совершили такого ужасного, чтобы жить и наблюдать, как он пожирает наше пространство? И по какой причине он своим рождением не осчастливил наших соседей?

Логично предположить, что причиной могло стать наличие в нашей среде чего-то визуально негармоничного, некрасивого, быть может, почти безобразного. Вероятно, это некрасивое должно было долго маячить перед глазами, чтобы обрести такую власть над умами и руками жителей Беларуси.

Поиски этого чего-то без вкуса и стиля неожиданно привели к интерьерам дворца Румянцевых-Паскевичей в Гомеле.

Согласитесь, колхоз колхозом, в том самом понимании слова колхоз, с которым мы вышли из Советского Союза! Некрасиво, безвкусно, провинциально! А между тем дворцово-парковый комплекс в Гомеле принято считать самым выдающимся образцом русского классицизма на территории Беларуси. Остальные, видимо, еще более агрогламурны. Логично озвучить гипотезу: корни агрогламура — в русском классицизме.

Второй пример — интерьеры усадьбы Гатовского в п. Красный Берег Гомельской области.

Первоначально имение принадлежало генерал-лейтенанту инженерии Михаилу Гатовскому. Затем в качестве приданого дочери оно перешло к Викентию Козелл-Поклевскому, наследнику огромной собственности на Урале и в Сибири. Именно при нем и сложился облик комплекса. Интерьер усадьбы представляет собой отчаянный винегрет из всех доступных на тот момент стилей: арабский, романский, готический, рококо, ренессанс, под Людовика XVI, с венецианским стеклом и Айвазовским на стенах — причем все распределено по комнатам, в точности как в наших интерьерах первого десятилетия XXI века, когда заказчики хотели видеть каждую комнату дома в своем неповторимом цвете и стиле. С той лишь разницей, что интерьеры наших современных заказчиков были сразу же названы безвкусицей, выросшей на голодной почве тотального советского дефицита.

Теперь немного истории. Русский классицизм появился у нас вследствие присоединения наших земель к Российской империи. Что представляли собой земли, которые так жаждала присоединить Россия? Это были земли с культурой, опережавшей Россию на несколько столетий. Земли с развитыми ремеслами и своим собственным барокко — виленским барокко. Богатейшие земли, на которых магнаты посыпали дороги солью и одевались в кружева.

На момент присоединения белорусских земель к Российской империи у нас была своя архитектурная школа — Виленская. Она отличалась строгостью, простотой — в принципе, тем, чего не хватает нашей архитектуре сегодня, чтобы перестать быть агрогламуром.

Итак, естественное развитие белорусских земель было прервано, и правила поведения стал диктовать сосед с образованием на два века младше. Нашим землям подарили русский классицизм без корней и прошлого. Может кому-то это покажется неважным, однако русский классицизм не вышел из белорусского барокко и это — проблема!

Надо понимать — для России мы всегда были провинцией. По той простой причине, что в России провинция все, что не Москва и Питер. Нам подарили своего рода сельский классицизм, лучший был построен в Питере.

Сам по себе русский классицизм был эклектичен, неразборчив и пренебрегал правилами классицизма. Белорусам же поневоле достались лишь объедки этого уже исковерканного стиля в виде еще более простого, провинциального направления.

Дальше — больше. Советской белорусской архитектуре от рождения было уготовано второсортное место по отношению к архитектуре Москвы и Ленинграда. Этажность проспекта была выбрана именно из этих соображений — для такого города, как Минск, достаточно, это же всего лишь какой-то провинциальный Минск, халупы да сараи. Отношение к нашей среде, как по определению и назначению провинциальной, можно проследить по многим доступным нам личным воспоминаниям. Например, при сносе исторической застройки Немиги убирали халупы и сараи, при расчистке куска под «ПромПроект» шла речь о халупах и сараях. И даже сегодня, когда можно было восстановить улицу Зыбицкую в достоверном виде, архитекторы запроектировали стеклянные сундуки, не имеющие никакого отношению к Минску, потому как не восстанавливать же эти страшные халупы и сараи.

В завершение хотелось бы опровергнуть версию возникновения агрогламура в результате переселения деревенских жителей в города. Действительно, распространено мнение, что жители деревни, переехав в город, одержимые желанием как можно скорее стать городскими и соответствовать культуре и традициям города, не могут совладать со своим культурным грузом и начинают «портить» пространство вокруг. И, дескать, именно они виноваты в нашем тотальном агрогламуривании. Однако жители соседних стран также потянулись в города, и это не спровоцировало возникновения нового «стиля». Предположить, что жители белорусской деревни отличались чем-то особенным от жителей деревень Польши, Литвы, России и Украины, не представляется возможным. Кроме того, версия «сельского захвата» не соответствует действительности. Согласно мнению культуролога Сергея Хоревского, в Беларуси после 1945 г. осело множество номенклатурных работников со всех уголков России.

Пожалуй, белорусы отличаются от соседей только тем, что приняли советскую культуру. Литовцы как могли старались не принять, поляки и украинцы также. Белорусы же приняли как свое, как определенный исторический этап своей жизни и не собирались его вычеркивать — и Ленин пусть стоит, потому что как-то неудобно и неловко его убирать, и да, жалко очень, что снесли барочный храм, но не разрушать же это убогое советское здание на его месте, оно же еще прослужить может, там детские кружки, ночной клуб, не выгонять же их на улицу.

Итак, что мы имеем после двух столетий подарков с барского плеча? Типовые проспекты в каждом городе вместо уникальной исторической среды, провинциальный классицизм, провинциальный сталинский ампир и даже провинциальный конструктивизм, типовые вокзалы и дорожные станции, дворцы культуры, деревенские магазины, школы… Самое лучшее из построенного у нас было изначально глубоко провинциально по отношению к архитектуре культурных столиц России.

Скажите, из всего этого двухсотлетнего хлама, навязанной нам провинциальности и комплекса сельской нации мы можем родить что-то пристойное?

Как говорится, тут без вариантов — возможен только агрогламур!