Наверняка они попадались вам в лентах — крошечные канализационные люки с разными рисунками, которые выглядят (и на самом деле ощущаются) как настоящие. Автор вирусного арт-проекта — Леша Лимонов — пожалуй, самый медийный дизайнер Беларуси. Его креативные решения в упаковках когда-то залетали в мировые СМИ и поднимали продажи и пиццы, и активированного угля, и альбомов «Касты». Сейчас Леша переключился на авторские продукты, с которыми уже тоже постепенно завоевывает внимание публики. Мы позвали дизайнера на большой разговор об идеях, перфекционизме, креативных «олимпиадах», плагиате от фонда Энди Уорхола и угрозе нейросетей.
Читать на OnlínerДля справки: Леша Лимонов впервые прославился в 2017 году с дизайнерским проектом «Шедевры никогда не спят» — это были маски для сна с глазами героев картин из главного художественного музея Нидерландов (Рейксмузеум). В следующие годы Лимонов постоянно был на слуху в мировой дизайнерской тусовке, его новые проекты обсуждались в сети и десятки раз брали награды на престижных конкурсах. В Беларуси его знают как автора дизайнов для Modum, Mark Formelle, «Белкоммунмаша», BioTerra, Национального художественного музея, «Фармлэнда» и других брендов.
Декоративные подставки в виде уменьшенных копий канализационных люков — самая долгоиграющая история из стрельнувших в TikTok и Instagram, именно с ней ассоциирует Лимонова новая аудитория. Идея необычной авторской сувенирки родилась после случайного фото на старом гродненском люке. Леша посчитал, что привычные всем металлические крышки на асфальте вполне могут стать рассказчиками городской истории, а их знакомая с еще с советских времен айдентика — частью дизайна чего угодно — от одежды до печенья.
— Расскажи, как придумывались дизайны подставок. Это же не реальные люки?
— Нет, это реальные люки. Если прогуляетесь около того же Оперного, найдете миллиард таких. Там просто люк на люке. Подозреваю, что не совсем правильно так делать систему водоснабжения, но зато все точно запомнят, что за здание рядом (смеется. — Прим. Onlíner).
В этом и фишка: когда мы гуляем по разным местам, нам нативно проводят экскурсию в том числе такие объекты, как канализационные люки. Во многих городах это точки притяжения людей, даже фотозоны, если люк особенно красивый. Поэтому мне и захотелось популяризировать самые интересные белорусские люки. Я походил по центральным улицам Минска, посмотрел под ноги — нашел и советский конструктивизм Лангбарда, и классику 1950-х с узором-волной. Последний, кстати, самый популярный люк в коллекции — возможно, потому, что самый узнаваемый.
А вот люк с первой электростанцией Минска я вывел из производства: почти никто его не покупал. Хотя, казалось бы, тоже прикольная историческая деталь. В парке Горького даже есть монумент, посвященный этой электростанции. Но не покатило.
— Как все это делается, сколько времени занимает?
— Изначально я вырезал их копии из дерева, сам клеил, красил под ржавчину, лакировал. Процесс был достаточно трудоемкий. Но народ все равно сказал, что это не трушно. Первое, что говорили люди, которые хотели купить, — это «Ой, а я думал, он из металла». Тогда я понял, что такими они и должны быть: тяжелыми, кайфовыми. Заказываю отдельно болванки, дома вырезаю узоры на лазерном станке, собираю, как конструктор, крашу. Это не сложно. За полгода где-то тысячу люков так сделал. Пока производство немного кустарное, но в ближайших планах — перебраться в какую-нибудь мини-мастерскую.
Когда люки были деревянными, они стоили дешево: можно было за 45 рублей купить просто люк, за 75 — полную комплектацию, со стеклом и упаковкой-фоторамкой. Я боялся, что если перейду на металл и они станут дороже, то никто не будет покупать. Но на самом деле вслед за ценой увеличились и продажи. Просто поменялась публика: приходят более взрослые люди, ценящие интересные дизайнерские вещи. Так что сейчас я расширяю сеть точек продаж, повышаю узнаваемость. Было бы идеально, конечно, попасть на те же заправки. Но продвигаться самому сложно: часто отшивают, нужны какие-то зацепки среди знакомых.
— Твоя медийность никак не помогает?
— Люди начинают больше доверять, но в целом процессы это не облегчает. У меня есть, например, проект с люками для «Коммунарки». Пытался дописаться до директора по маркетингу — меня сначала слушали, потом перестали отвечать. Думаю, скоро просто выложу его в соцсети. Еще связывался с «Лучом»: у них были часы с японскими люками, предложил точно так же продвинуть белорусскую историю. Сказали, что у них коллекции расписаны на два года вперед, влезть сложно. В итоге ролик об этом у меня собрал 200 тыс. просмотров. При этом я всем говорю, что готов придумывать идеи, делать концепты без каких-то баснословных гонораров — главное, чтобы это было реализовано. Надеюсь, скоро получится коллаборация с Mark Formelle.
— Одежда? Я видел, что у тебя был концепт платка с принтом люка.
— Платок пока есть только в виде проекта. У меня не получилось сделать качественные цвета — чтобы они были по фактуре как натуральная ржавчина. Двусторонняя печать тоже обходится слишком дорого. Но да, какие-то подобные вещи — это следующий этап. Например, розовый платок и принт люка с Оперным — идеальное попадание в аудиторию театра. Просто я сделал столько графического материала, что не хочется вот так просто закрывать проект на нынешнем этапе. Хотя мне народ периодически пишет: мол, задолбал со своими люками, давай что-то новое.
— Сами подставки еще будешь как-то допиливать, совершенствовать?
— Нет, все уже плюс-минус обтесано. С какими-то малозаметными недостатками я смирился. После первого дропа многие писали, что тут неправильно, это не так. Все скорректировал, все замечания услышал. До сих пор, правда, самый часто прилетающий комментарий — «У настоящих люков есть „уши“». В советских они действительно есть, хотя все европейские люки без ушей, так что мне они казались не таким уж обязательным элементом. В конце концов решил, что ладно, следующая серия люков — из Бреста — будет уже с «ушами». Потом выйдет основная коллекция в версии с «ушами» — и на этом все, дропы закончатся.
— Прикольно, получается, что у кого-то есть первые «косячные» люки — их ценность со временем может только повыситься.
— Да, видел ребят, у которых есть самые первые, еще деревянные. Говорят, что уже успели их «износить»: никакие мои лаки и акрилы не выдержали.
— О производстве «полноразмерок» не думал?
— Сейчас хочу провернуть что-то подобное с Национальным художественным музеем. Люк с изображением их здания — единственный в коллекции, которого не пока не существует в реальности. У них есть три люка перед входом, было бы здорово заменить их на крышки с моим дизайном. Отлить я их готов и сам. Правда, процессы тоже небыстрые: надо искать спонсора заранее, может, в лучшем случае через год что-то получится.
Большие люки — это следующий проект, но они будут резиновыми: коврики для прихожей. Я уже нашел в Беларуси производство, подобрал цвета. Вопрос только цены.
— Мне кажется, люк может стать универсальным паттерном, который в теории наносится на что угодно и продается — как логотип Supreme.
— Мечтаю об этом. Только есть один прикольный момент: буква «К» некоторых смущает. Потому что обозначает канализацию — а как, мол, ставить кружку с чаем на канализацию или носить ее на себе?
Люди видят в этом что-то неприличное, туалетное. Но я лично не понимаю, как можно всерьез об этом думать: это же просто игра, больше какая-то эмоциональная история.
— Как ты стал дизайнером?
— Рисовать я начал еще ребенком в «художке», потом пошел в Гомельское художественное училище — бросил, поступил в Академию искусств. В те годы она считалась чем-то божественным, туда якобы мало кто попадал.
Когда поступал в академию, даже не знал, что такое дизайн. Специальность выбирал по наименьшему проходному баллу. Промышленный дизайн? Ну, наверное, это классно. Там был транспортный профиль — где автомобили, трактора всякие придумывают — и предметный: лампы, мебель. Вот я туда пошел. Первые три курса база у всех плюс-минус одинаковая, а потом пошло вычисление, конструирование. Я решил, что все же больше про искусство, и перевелся на графический дизайн. Постеры, фирменные стили, упаковка — это мое.
Когда стал осознанно называть себя дизайнером, даже не скажу. Лет десять назад думал: «Все, теперь я могу говорить, что я дизайнер». Пять лет назад подумал: «Нет, вот только сейчас все начинается». Постоянно идет какая-то перепрошивка.
— Графический дизайнер, просто дизайнер, иллюстратор — как правильно представлять тебя и в чем разница?
— Наверное, просто дизайнер. Раньше я говорил: графический дизайнер, иллюстратор. Мне просто когда-то нравилось рисовать иллюстрации, особенно в гравюрной стилистике. Сейчас тоже иногда рисую — помогает развиваться, хоть и отнимает много времени. В этом и разница, грубо говоря: иллюстратор рисует картинки, дизайнер создает конструкции, продумывает, как они будут работать, создает визуалы, логотипы, делает так, чтобы все это было функциональным.
— Как примерно у тебя происходит процесс работы от идеи до воплощения?
— Все начинается с простого «О, было бы прикольно». Мозг начинает настраиваться на эту мысль, замечать какие-то вещи, на которые раньше мог не обращать внимания. В случае с теми же люками это был поиск прототипов, создание их эскизов. От идеи до полки прошло восемь месяцев — это капец как много. Если убрать перфекционизм, можно и быстрее делать.
— Насколько?
— С учетом того, насколько быстро сейчас все работает, меняется, появляется много нового, на проект по-хорошему надо месяца три. Пришла в голову идея — сел и работаешь. Я бы и сделал быстрее, если бы не было основной работы.
— Какая у тебя сейчас основная работа?
— Графический дизайн: фирменные стили, логотипы. Обычный фриланс, который я делал уже миллиард раз. Поэтому и захотел развивать личный бренд, делать свои продукты. Хотелось бы создать хотя бы десять прикольных оригинальных проектов, чтобы вообще не думать про работу на кого-то.
— Дизайнеру лучше быть фрилансером или сидеть на зарплате в каком-нибудь агентстве?
— Зависит от амбиций. Лет пять назад я ушел во фриланс, и первые три месяца было очень тяжело: не было заказов. Пришлось влезать в долги, затягивать пояса, просто чтобы не выходить на работу. Потому что, если бы я вышел, личные проекты так и остались бы в столе. Когда постоянно крутятся свои идеи, сидеть на условной офисной работе тяжело. Вечная бойня в голове.
Фриланс — это тоже сложно, пока не наработаешь базу. У меня уже есть постоянные клиенты, которые, если станет совсем плохо, не дадут уйти в минус, поддержат хотя бы на уровне нуля.
— Сколько процентов собственных идей реализуется, а сколько так и «гниет» в голове?
— Не могу сказать прямо в процентах, но сейчас любое «О, прикольно» уже имеет гораздо больший вес, чем раньше. Берусь за все, что в силах реализовать. Понятно, что все сделать быстро невозможно. Если опять же говорить о люках, то первый именно металлический образец я отлил только через год. Как-то сел посчитал, что у меня в голове прямо сейчас есть двадцать, в общем-то, неплохих идей. Получается, если я так на каждую буду тратить год, то с последней и умру (смеется. — Прим. Onlíner).
— Тебе сколько сейчас?
— 41.
— Нормально еще.
— Ну да. Но это всего лишь двадцать идей. То есть надо либо ускоряться, либо, наоборот, тогда уже выбирать еще тщательнее, делать только самые-самые топовые. Или собирать команду. А я как командный игрок только сейчас начинаю учиться работать. Мне уже другие ребята отрисовывают люки. Хотя какой-нибудь чувак делает это по два дня, а я — за час, но стараюсь все равно делегировать рутину, чтобы освободить себе время для чего-то нового.
Раньше же рассуждал: кто, если не я, сделает лучше? Это не очень правильно.
— Как с этим бороться?
— Вот сам только разбираюсь. Наверное, надо больше фокусироваться на глобальных целях. Например, скоро хочу запустить проект с женскими сумками. Давно хотел попробовать, хотя я вообще не «сумочник». Уже накупил себе кожи, станков. Хочу показать, что с этим тоже можно залететь без опыта, если есть классная идея.
Вот так фокусируешься на чем-то глобальном и говоришь себе: «Все, хватит этот шрифт мусолить. Все равно никто не заметит, что тут расстояние между буквами шире, чем нужно».
— Как в принципе научиться вытаскивать идеи из головы в свет?
— Я поэтому завел блог, чтобы было где показывать идеи, не доводя их при этом до совершенства. Как было недавно с заводом «Белкоммунмаш». В голове была идея создать целую экосистему мерча вокруг бренда. Показал, как это может выглядеть, а там уже напишет кто-то, не напишет — не важно. Я понимаю, что на предприятиях процессы устроены крайне сложно: это финансирование, ответственность и так далее.
— Ты же делал им тот самый значок электробуса?
— Да. Мне немного стыдно за фирменный стиль (смеется. — Прим. Onlíner). А значок нравится. «Эмка» на желтых электробусах смотрится как логотип трансформеров — так и было задумано. Какой-то крутой футуристический стиль в ней есть. Вот я и подумал, что можно развить эту тему. Конечно, мой вариант мерча слишком уж модный и зумерский, наверное, для них такое не годится. Но пофантазировать было прикольно.
— Почему похожих фантазий в интернете полно и они всем нравятся, а в реальности их еще надо поискать?
— Потому что картинок можно нарисовать сколько угодно, а потом начинаешь прикидывать, как это может работать в реальности, и находишь тысячу препятствий. А мне лично важно, чтобы у человека, который купит вещь, возможно, за $300—500, вопросов к этой вещи вообще не возникло.
К тому же реализовать хороший концепт — это недешево. А клиенты чаще всего не любят переплачивать, особенно если дизайн предполагается простой и аккуратный. Например, я делаю много дизайнов упаковок лекарств, если зайти в любую аптеку, легко можно найти штук двадцать моих работ. Но там нет вау-эффекта, да и он редко кому-то нужен: все читается, упаковку приятно держать в руках — и хорошо. Что-то креативное получилось только однажды с производителем активированного угля. Компания начала выпускать его более премиальную версию белого цвета. Были конкуренты, хотелось выделиться. И я придумал вот такую необычную подачу в виде костяшки домино. У них после этого продажи подскочили на 20%, продукт пошел на экспорт.
— Что вообще подразумевается под классным дизайном?
— С точки зрения бизнеса — если он продает, конечно. Мне важно, чтобы дизайн упаковки — ей я сейчас занимаюсь чаще всего — вызывал эмоции, тогда это классный дизайн. Но понятия «хороший» и «плохой» тут относительные. С упаковкой вообще не очень все понятно сейчас, она может быть очень кринжовой, но снесет рынок. Часто даже работает правило «Чем хуже, тем лучше».
— Неужели условный шоколадный батончик будет лучше продаваться, если завернуть его в какую-нибудь вырвиглазную бумажку? При условии, что это не коллаб со звездой.
— Такое может быть, если он выделяется на полке среди сотен конкурентов. Как выделиться — это уже задача, которую решает скорее команда маркетинга, у них есть соцопросы и прочие инструменты. Часто клиент сразу приходит с пачкой документов, где все это уже учтено, тебе лишь дают направление, в котором надо двигаться. Ну и какой бы намеренно кринжовый дизайн ни был, дизайнеру все равно нужно по-серьезному сделать так, чтобы он был нормально расположен на упаковке, чтобы шрифты банально читались.
— У топового дизайнера должен быть свой узнаваемый стиль или надо каждый раз заново подстраиваться под нового заказчика?
— У меня есть друзья-иллюстраторы, которые отточили свой стиль и работают в нем годами. В принципе, у них все неплохо, к ним идут именно за их узнаваемыми фишками. Но так ты отрезаешь себе возможности развиваться. Мне все же кажется, что именно дизайнер должен быть гибким специалистом без своего яркого стиля. Хотя мне сейчас с собственными проектами приходится как-то упаковывать самого себя. Вот придумал недавно логотип немного в стиле бренда Chrome Hearts. Сделал паттерн из узоров. Постепенно что-то будет внедряться, но я не хочу над этим долго корпеть, иначе не выпущу сам продукт.
— Реально ли начать встраивать свои фирменные паттерны в дизайны клиентов? Чтобы все сразу понимали: это сделал Леша Лимонов.
— Не думаю. Разве что это будут какие-нибудь коллабы.
— Расскажи про все эти дизайнерские соревнования: почему ты раньше так часто в них участвовал?
— Это просто мое достигаторство, наверное. Часть самореализации. Все время старался участвовать в дизайнерских конкурсах. Первый раз победил еще в художественном училище в Гомеле — тогда сделал плакат на тему вреда алкоголя с надписью «Алкоболь». На выигранные деньги купил себе хороший свитер.
Потом пошли международные конкурсы: World Brand Design Awards, International Advertising Festival, Pentawards — самый крутой конкурс по дизайну упаковки. До самого престижного — «Каннских львов» — еще не добрался, конечно. Из белорусов в дизайнерской категории там пока выигрывала только Ангелина Писчикова с коробками для лампочек с изображениями жуков.
— Как это вообще работает, как попасть на эти конкурсы?
— Это как открытые спортивные соревнования. Берешь свою самую крутую работу, подаешь заявку. Правда, участие чаще всего платное, долларов $300—400 ты должен заплатить только за подачу. Это как минимум отсекает людей, которые на авось закидывают всякую ерунду. Есть конкурсы концептов, есть конкурсы продуктов, которые уже должны быть готовыми и лежать на полках. Но это требование можно обойти, если сделать хорошо под уже существующий бренд. Так у меня вышло с мочалками, которые я придумал для Рейксмузеума. Они получили серебро и два шорт-листа на конкурсе в Лондоне, хотя по идее даже не должны были пройти отбор, ведь они не продаются.
— В Рейксмузеуме ты потом все-таки оказался.
— У них был свой конкурс, в рамках которого в дизайне нужно использовать выставленные в музее произведения искусства. На волне успеха с мочалками я решил поучаствовать с масками для сна. Это был первый конкурс, на котором не я заплатил, а мне: дали приз €10 тыс. Было прикольно. Потому что у остальных, даже самых крутых соревнований нет призовых: максимум, что тебе дают, — это красивая статуэтка и какие-то медийные охваты в профильных изданиях. Это все, тем не менее, классный трамплин для дизайнера, встраивание в какую-то мировую матрицу.
Но после победы у меня все равно ушел год на переписки о том, чтобы эти маски у них по-настоящему появились на полках в музейном магазине. Хотя это был очень успешный проект, о нем писали во всем мире, даже какие-то региональные газеты из Сербии.
Я даже какое-то время боялся, что больше из него не вылезу, буду дизайнером одной вещи.
Потом уже случилась коробка для российской пиццы EazzyPizzy — три золота в Лондоне, включая Pentawards. Дизайнеры придают очень много значения именно этому конкурсу, он как «Оскар» в индустрии. Тоже есть все эти движухи со знаменитостями, гала-церемонии. Участвуют со своими лучшими работами все топовые мировые агентства, бренды уровня Nike. Быть победителем в компании таких ребят, конечно, круто. Жаль, что я не смог лично поехать забрать награду на сцене.
— Тебе она принесла что-то, кроме украшения полки?
— Да, это придает вес, когда упоминаешь в разговоре с клиентами, что где-то что-то выиграл. Хотя глобально почти любой человек, глядя на работу, вообще не поймет, почему она взяла приз, почему это круто. Но про сам конкурс услышали — уже хорошо.
— А кто там решает, что это круто?
— Профессиональное жюри: топ-дизайнеры мировых студий, маркетологи. Все это, конечно, всегда субъективно. Я сам считаю, что этой коробке для пиццы должны были давать максимум серебро. Видимо, сыграло то, что она получилась очень эмоциональной.
— Они совсем никак не комментируют выбор, хотя бы лично?
— Нет. Тут нет, как в спорте, задачи обогнать кого-то, прийти первым. Поэтому все на вкус и цвет. На сцене, когда вручают приз, могут как-нибудь абстрактно прокомментировать — в духе «Случилась магия». Целую рецензию никто не выписывает.
На Pentawards формально есть четыре критерия оценки: качество, выражение бренда, творчество и инновации, эмоциональная связь. По каждому аспекту выставляют баллы, потом они суммируются. Но это все еще делается на уровне «нравится — не нравится».
Я сам однажды был членом жюри конкурса в Москве, и, честно говоря, из меня судья, который как-то аргументированно может объяснить свой выбор, вышел так себе (смеется. — Прим. Onlíner). Просто подумал: «Прикольно, нравится».
— Можно ли как-то просчитать, что «зайдет»? Условно, сейчас в индустрии ценят синие треугольники —- сделаю их.
— С опытом начинаешь чуть больше понимать, что люди воспринимают лучше, а что нет. Но сейчас в мире настолько много всего, что «залететь» может и классика, и какие-то новые андеграундные подходы. На каждый принцип своя аудитория.
— «Иишная» история работает в дизайне?
— Для меня сейчас ИИ — оппонент-креативщик, но моя мысль в любом случае будет первичной. Какие-то вещи могу дорабатывать с помощью нейросетей. Задаю тон, направление — и мы вместе фигачим. Еще ИИ может помочь как-то грамотно презентовать концепт: анимировать, нанести на мокапы.
— Когда все это только появилось, то сразу сказали, что первыми в расход пойдут именно дизайнеры. Не переживаешь по этому поводу?
— Иллюстраторам, может, и стоит переживать. Мне уже иллюстрации рисовать часто лень, генерирую что-то, что может отнять кучу времени. Когда все это только появилось, я долго противился, но все же решил, что если не буду применять ИИ в работе, то просто проиграю. У меня же более прикладной дизайн, тут в любом случае не вывезешь на одних цифровых технологиях.
Мне нравится создавать реальный продукт. ChatGPT люк не вырежет.
Сейчас уже часто даже от клиентов приходят готовые концепты, сгенерированные ИИ. Там, конечно, доработки специалиста все равно требуются, но я шучу, мол, зачем я вам тогда, все уже готово. А иногда и не шучу. Недавно снова обратились ребята из группы «Каста», просили сделать визуал для нового альбома. Прислали вполне нормально сгенерированные постеры. Я просто сказал, что я тут уже не нужен, лучше не сделаю. Рисовать еще раз то же самое — зачем, если идею проще и быстрее реализовать так? Само время продиктовало им сделать через ИИ, они грамотно с ним обошлись.
— Как у тебя вообще случилось сотрудничество с «Кастой»?
— У меня завирусился плакат для школы интерактивных коммуникаций Ikra — с рыбой в гравюрной стилистике. Они его как-то заметили. Написал менеджер, сказал, что хотели бы поработать в том же направлении. А я в училище только «Касту» и слушал, даже просто для себя рисовал альтернативные обложки к их альбомам. И тут все вот так сошлось. Меня аж колотило тогда. Потом примерно так же колотило, когда вместе с агентством работали с Тимати — хотя сейчас это, наверное, уже зашквар (смеется. — Прим. Onlíner).
За обложкой к альбому «Четырехглавый орет» они обращались и к другим дизайнерам, которые работали в похожей стилистике, но чуваки почему-то не справились. А у меня другого выхода не было, я просто обязан был использовать этот шанс. Работа заняла всего три дня.
Я потом приходил на их концерт в Re:Public. Влади позвал в гримерку и на камеру рассыпался в комплиментах. Потом делал им еще обложку альбома «Чернила осьминога» в виде пятен Роршаха. Ребята говорили, что это лучшая обложка, которая у них была, часто упоминали мое имя в интервью. С Шымом я до сих пор общаюсь, иногда голосовыми перекидываемся — в общем, какой-то коннект есть.
— Еще из культурных коллабов у тебя был Лувр Абу-Даби.
— Это было очень классное сотрудничество. Они увидели коллаб с Рейксмузеумом, захотели такие же маски со своими картинами. Самые четкие ребята были, заказывали что-то новое раз в три месяца. Это все было еще до пандемии, потом все рухнуло: люди перестали ходить в музеи. Мочалки тоже так и не пошли в продажу.
— Зато успели стать немного скандальными.
— Да, для конкурсов я их перепридумал с изображением Монро, сделанным Энди Уорхолом. Это был максимально поп-артовский проект: дешевые мочалки, яркая упаковка — бери да продавай. После пары конкурсов он немного завирусился, и фонд Уорхола прислал мне досудебную претензию. Хотя до этого я писал им письма с просьбой оформить все легально, но они просто проигнорировали. Мне уже надо было подаваться на конкурс, я решил рискнуть — и вот они объявились с запретом на использование картины. Потом я снова сам терроризировал их сообщениями с предложениями о коллаборации. В конце концов просто ответили, что им не интересно.
— Они посчитали это воровством?
— Да. Самое прикольное, что на их сайте я обнаружил маски для сна с глазами Мэрилин Монро. И это стопроцентный плагиат моего проекта, потому что он разлетелся по миру еще в 2017 году, а у них такие же появились в 2021-м.
— Как с таким бороться, если ты просто одиночка, за которым не стоят большие корпорации с юристами?
— Не знаю. Это просто эмоционально тяжело переживается. Я почему-то уверен, что люки тоже скоро кто-то начнет делать и продавать, если я не оформлю на них какой-нибудь патент.
Но саму идею зарегистрировать нельзя, можно только промышленный образец. Но даже так какой-нибудь чувак может поменять три буквы в надписи, и это уже будет его уникальный проект. Обращались ребята из России, хотели представлять у себя идею — месяцами переписывались, но не сошлись по цене. Ставлю на то, что они скоро просто плюнут и сами сделают, а я могу даже не узнать. Единственный выход — создавать инфоповоды, чаще светиться, чтобы запомниться как автор.
— В общем, фиксируем прямо здесь: Леша Лимонов — главный по миниатюрным канализационным люкам.
Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро
Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ga@onliner.by