В родном Слониме Сергея Гусара помнят футболистом местной команды по прозвищу Гусарик. Он выводил команду на поле, забивал и многим казался «в доску своим». Но прошло время, и с футболом Сергей завязал. Сначала уехал в Москву продавать мебель, а потом и вовсе выдал финт похлеще, чем Криштиану Роналду: экс-футболист принял вечные обеты, стал монахом-капуцином и навсегда ушел в монастырь. Для Беларуси эта история — удивительная. Спортсменов, ставших артистами или бизнесменами, мы знаем, а вот с монахами еще не встречались. В разговоре с журналистом Onlíner брат Сергей рассказал, как работал со знаменитым белорусским тренером Эдуардом Малофеевым, почему решил уйти в монастырь и как его выбор восприняли близкие.
Читать на OnlínerНа просторном дворе рядом с молодечненским костелом Святого Казимира нас встречает улыбчивый парень в коричневой рясе, подпоясанной длинной белой веревкой. Поворачивая ключ в двери, он не скрывает удивления: дескать, что в нем такого, чем он заинтересовал Onlíner? Но, услышав про футбол, кажется, все понял. Пройдя тихий храм, мы сели на соседних лавках, и брат Сергей неспешно начал свой рассказ.
Он родился в Слониме весной 1988 года в семье местного футболиста и тренера Александра Гусара. Неудивительно, что Сергей по примеру отца тоже заинтересовался спортом и начал гонять мяч еще в детском саду.
— Я жил и рос в микрорайоне «Альбертин». У нас не было ни мобильных телефонов, ни интернета, и все мое детство проходило во дворе — с собаками и за игрой в футбол. Мы постоянно рубились двор на двор и улица на улицу до позднего вечера, а потом обычно выходила мама и кричала: «Сережа! Домой!» В «Альбертине» была спортивная секция, которую отец организовал вместе со своими друзьями, и к тренировкам они подтянули нас: сыновей, соседей, детей друзей и пацанов с района. Я начал заниматься там, еще когда в детский сад ходил. И было время, когда меня из сада забирал не отец, а старшие ребята из секции, поскольку папа в тот момент проводил тренировку. Футбол тогда заполнял всю мою жизнь. Наша команда показывала достаточно хорошие результаты на первенстве области, и в 15 лет меня вместе с другими ребятами пригласили на просмотр в минский «МТЗ-РИПО».
Сейчас команды с таким названием не существует, но в нулевых «МТЗ» наводило шороху в Высшей лиге. Клуб на деньги литовского бизнесмена Владимира Романова приглашал классных футболистов, участвовал в еврокубках, а еще развивал талантливых игроков, которых свозили в Минск со всей страны. Среди них оказался и Сергей Гусар.
— Всех нас поселили в общежитии по улице Ваупшасова и зачислили в колледж. Учился я на бухгалтера. Это был шок! Мне тогда только исполнилось 15 лет, и до этого я никуда из дома не выезжал, а тут еще какая-то учеба началась… Мне, наверное, стыдно в этом признаться, но за два с половиной года я на занятиях почти не появлялся. Практически все время мы проводили на тренировках на стадионе в Степянке, куда нас возили на стареньком автобусе. Ну а когда к нам пришел Эдуард Малофеев (в 2005-м он работал директором спортшколы. — Прим. Onlíner), так и вовсе по четыре тренировки стало.
— Он сам вас тренировал?
— Конечно! И я его очень уважаю. Он сам по себе сильный, энергетически заряженный человек. Эдуард Васильевич приходил в нашу раздевалку и мог на 10 минут такую речь сказать, что мы готовы были выходить на поле и разрывать всех — настолько он эмоционален, настолько сильная у него энергетика! Тренировки у него тоже были интересные — не связанные с футболом. Утром мы занимались с тренером по художественной гимнастике. Скакалка, шпагат — что с нами только не вытворяли! Это капец! Зимой на катке мы играли в футбол. На разминке тренер мог, к примеру, попросить нас сильно попрыгать. Причем сам все показывал. Эдуард Васильевич объяснял, что так кровь будет лучше циркулировать. Для нас это было что-то новое и необычное. Малофеев показал, что тренироваться можно совершенно иначе. И результат, конечно, пошел. На первенстве Минска мы шли на первом месте, на республиканском турнире «Хрустальном мяче» тоже. Все было круто.
— А как в Минске проводили время в общаге?
— Я из скромной семьи и за границы дозволенного не заходил. Но да, первое пиво было попробовано в общежитии, первые дискотеки посетил на «Реакторе». Ходил на них вместе со своими одногруппницами — они постоянно с собой звали. Когда тебе 16 лет, ты далеко от родителей, понятное дело, попробовать хочется многое. Но серьезным тусовщиком я не был. У нас была другая фишка: мы с пацанами могли на ночь пойти в компьютерный клуб, а потом утром отправиться на пары либо на тренировку.
В Минске все шло неплохо, однако через пару лет Сергею пришлось вернуться в Слоним: его не приняли в резервную команду «МТЗ-РИПО». Он вспоминает, что на тот момент это стало для него болезненным ударом.
— Это была первая встреча с суровой реальностью. По физическим тестам я был одним из лучших в команде. Потом нас разделили на две команды, и мы провели тренировочный матч. Моя победила 7:3, я забил два гола. Все складывалось здорово. Но через какое-то время ребята пошли получать экипировку для дублирующего состава, а меня не позвали. Тогда я попросил папу узнать о моих перспективах, и вскоре он сказал, что я не прошел. Почему так вышло, не знаю. Возможно, из-за того, что я не играл в юношеской сборной Беларуси. Всех сборников из моей команды в дубль зачислили. Честно говоря, для меня это было шоком. Я полностью отдал себя команде. При этом у меня оставался еще год учебы в колледже, и тренер Александр Бразевич разрешил мне тренироваться со своей командой на два года младше. Ну а потом я начал выступать за слонимский «Коммунальник».
С родной командой у Сергея Гусара связаны одни из самых ярких футбольных воспоминаний. Особенно хорошо он помнит свой первый гол, который забил в ворота несвижского «Вераса» — известному белорусскому вратарю Александру Мартешкину.
— Это был 2010 год. Завтра [17 апреля] открытие чемпионата, а я лежу и думаю: «Блин, а как себя ощущает человек, который забьет первый гол в сезоне?» И вот идет второй тайм с «Верасом», я получаю мяч, вижу, что меня никто не встречает, и решаюсь пальнуть с левой ноги. Мяч закрутился по земле, Мартешкин прыгнул — и не достал. Получилось, что материализовалось то, что я себе надумал. Ну а через пару дней вышел очередной номер газеты «Все о футболе», и я увидел себя в сборной тура. Это был, наверное, самый крутой момент в моей карьере.
В свои лучшие годы в «Коммунальнике» Сергей Гусар зарабатывал в районе $400. По меркам Слонима он чувствовал себя весьма уверенно: финансово не зависел от родителей и даже помог им купить автомобиль. Казалось, все идет по накатанной. Но в какой-то момент Сергей решил закончить.
— После того как меня не взяли в дубль «МТЗ», у меня осталась незаживающая рана и появились амбиции — доказать, что тренеры были не правы. Начали сказываться травмы, но я все равно, восстанавливаясь по четыре месяца, возвращался на поле. Потом снова ломался — и вновь возвращался. Мне хотелось показать всем, что я могу и достоин того, чтобы быть футболистом. В свой последний сезон [в 2012-м] я провел 41 матч в основном составе, был капитаном команды. И помню: закончилась последняя игра сезона, а внутри какое-то опустошение. Я сел в раздевалке и подумал: «Все, что мог на футбольном поле, я сделал. На этом нужно остановиться». К тому моменту зарплаты стали меньше, я встречался с девушкой, мы задумывались о семье, и хотелось, конечно же, зарабатывать. У меня появилась возможность переехать в Москву, и я согласился.
Первые полгода было сложно. В Слониме, бывало, идешь по улице — тебя узнают болельщики, аплодируют. А в Москве тебя никто не знает. Психологически перестроиться было непросто, но я устроился продавать мебель, и следующие три года стали самыми спокойными в моей жизни: я просто зарабатывал деньги. Именно деньги стали моей главной мотивацией. За месяц в Москве я получал столько, сколько в Слониме зарабатывал за полгода. Это, на самом деле, было хорошее время, хотя до работы приходилось добираться по два с половиной часа в одну сторону. Из-за пробок по пятницам домой возвращался ближе к часу ночи. Но, повторюсь, в целом мне там нравилось. Я прожил в Москве три года, а потом все-таки решил уехать домой.
Собеседник вспоминает: вернувшись, какое-то время он просто отдыхал, потом пытался найти работу, но нигде не чувствовал себя уверенно.
— Пытался продавать мебель и в Минске, но после Москвы это было уже не то. Не хочу никого обидеть, но это как из Onlíner перейти работать в маленькую газетку. И к тому моменту я реально задумался: может, у Бога есть другой план на меня? Да, я мог много зарабатывать, но внутри все равно была какая-то пустота. И сама жизнь подталкивала к тому, чтобы я наконец понял, чего хочу и куда иду.
Сергей рассказывает, что вырос в верующей семье. С самого детства он посещал католическую церковь, и костел стал важной частью его жизни. В Слониме служили монахи-капуцины — представители крупного ордена, который насчитывает более 10 тыс. братьев по всему миру. Наш собеседник часто общался с ними и в итоге пришел к мысли, что хочет сам оказаться среди них. К тому моменту он уже расстался с девушкой и настолько утвердился в своем желании, что в 2016 году официально вступил в орден.
— Я задавался вопросом: хочу ли я провести всю свою жизнь с этой девушкой? Прозвучит, возможно, жестко, но я сказал себе: нет. А потом спросил: а капуцином хотел бы быть? И понял: если не попробую, не прощу себе этого, — говорит брат Сергей.
Далее была долгая подготовка в Польше и Италии, и через шесть лет, когда Сергей уже был уверен в себе, он принял вечные обеты — обязательства на всю жизнь. До этого он мог спокойно покинуть орден и вернуться домой.
— Как родители восприняли ваше решение пойти в монастырь?
— Моя мама — очень верующий человек, она мое желание восприняла спокойно. А реакцию отца, сурового мужика, я никогда не забуду. Когда я рассказал ему о своем желании, то услышал: «Сын, я тобой горжусь!» Я думал, что он начнет о чем-то другом говорить, о том же футболе, но такую реакцию предугадать не мог. Мне было очень приятно.
— Родители ведь наверняка понимали, что ждать от сына-монаха детей из-за обета безбрачия не придется?
— Конечно, но с этой точки зрения они отнеслись нормально. У меня есть два родных брата, и родителям внуков уже подарили. Но, повторюсь, отец и мать — верующие люди, и они очень ценят мой выбор. Они действительно счастливы, что я выбрал такой путь.
Сергей вместе с четырьмя другими братьями живет небольшой общиной при костеле в Молодечно. Таких в Беларуси еще четыре: в Докшицах, Минске, Липнишках и Смолевичах. Вся жизнь монахов регламентируется конституцией, где прописаны основные правила. Например, монахи-картезианцы живут почти в полном молчании и лишь изредка выходят на прогулки. Сестры матери Терезы не пользуются мобильными телефонами и очень редко могут взять отпуск, чтобы навестить близких. У капуцинов, как может показаться со стороны, все чуть проще. Они, как и несколько веков назад, проповедуют бедность и аскетичность. Личных вещей мало, но братья могут пользоваться смартфонами, банковской карточкой (куда поступают пожертвования на мелкие расходы), смотреть футбол по телевизору (что, к слову, делают с удовольствием) и время от времени носят обычную одежду.
Правда, так было не всегда. Брат Сергей вспоминает, что на второй год в монастыре он не мог разговаривать по мобильнику, использовать интернет и отправлял родителям письма по почте.
Запретов, конечно, тоже достаточно. Например, келья — место уединения, и посторонним доступ туда запрещен. Поэтому брат Сергей показал нам только столовую, где монахи вместе завтракают, обедают и ужинают.
Униформа у капуцинов тоже заметная и отличается от представителей других орденов.
— Делаем «распаковку капуцина», — улыбается брат Сергей и начинает рассказывать о своем гардеробе. — Основателем ордена является святой Франциск. Он создал францисканцев. Капуцины появились через 300 лет в Италии как своеобразная реформа, желание вернуться к идеалам бедности и простоты. Слово «капуччио» с итальянского переводится как «капюшон». Позже каштановый цвет этой рясы подарил название кофейному напитку капучино. Капюшон нужен не столько для того, чтобы прятаться от дождя, сколько для молитвы: опускаешь его, отгораживаешься от мира и можешь сосредоточиться. На четках можно увидеть крест тау без верхней перекладины — символ святого Франциска. Наш габит (так называется монашеская ряса) — легкого покроя: один карман с крючком, простая ткань. На веревке три узла. Их форма может быть разной, главное — смысл. Узлы означают три обета: бедность, послушание и чистота.
Ну а сандалии — это наша фишка. Ношу их с апреля по октябрь, а потом перехожу на любимые «адики».
Как часто мы носим светскую одежду? В габите я хожу почти всегда — в городе нас знают и воспринимают нормально. Но иногда так задолбаешься за день, что, чтобы не привлекать лишних взглядов, выходишь вечером на прогулку в обычных джинсах и кроссовках.
— А пребывание в ордене требует отказа от определенных продуктов питания?
— По средам и пятницам у нас пост — обходимся без мяса. Но это все равно не так сложно, как может казаться. Мясо можно заменить рыбой, так что все нормально. Алкоголь? Все в меру. Иисус Христос ведь тоже был в Кане Галилейской, где во время свадебного пира превратил воду в вино. В Италии у монахов во время обеда на столе можно увидеть вино. У меня есть друг, падре Марио, которому в мае исполнится 100 лет. Так он, типичный итальянец, всегда говорит: «Я без вина обедать не буду!» Но выпивают немного — стаканчик. Может, и меньше.
— Нахождение в ордене требует послушания. А насколько сложно было к этому привыкнуть?
— Это было и остается сложным. К примеру, на интервью с вами я спрашивал разрешения не только у нашего настоятеля в Молодечно, но и у главного настоятеля-кусташа капуцинов по Беларуси. Так положено. Человек, который впервые об этом слышит, подумает, что это дичь: мол, парень должен спрашивать разрешения? Что это за ерунда? Однако с годами я понял, что в этом есть своя мудрость. У меня есть настоятель, который всегда поможет и подскажет, стоит ли мне браться за какое-то дело или нет. И если речь идет о чем-то хорошем, меня обязательно благословят. Если нет, то стоит самому задуматься, почему так произошло. Может, дело действительно не требует внимания. Но к такому восприятию я пришел практически через 10 лет пребывания в монастыре.
Поначалу внутри я воспринимал все эмоционально, бунтовал: дескать, почему я должен просить деньги даже на мелкие расходы?! Тем более когда сам прежде зарабатывал серьезные суммы.
Согласно конституции ордена, капуцины в первую очередь должны помогать бедным и обездоленным. Но, помимо этого, у каждого брата свои задачи: один пишет иконы, другой берется за столярку, а кто-то отправляется служить миссионером в далекую страну. Сергей же в общине отвечает за работу с детьми. Иногда выходит с ними на поле — мяч погонять. Футбол до сих пор любит, называет его своей отдушиной. Но признается: в какой-то момент понял, что никогда не хотел бы, чтобы спорт стал делом всей его жизни.
— Кстати, другие монахи футбол любят?
— Конечно! Один из наших просил передать, что «Манчестер Юнайтед» — лучшая команда в мире! Когда я проходил подготовку в Италии, монахи надевали майки любимых команд, набрасывали шарфики, смотрели футбол по телевизору, кричали и горячо поддерживали своих. За несколько лет, которые я провел там, я посмотрел вместе с ними просто невероятное количество матчей. Моя подготовка, к слову, проходила в городе Бари, где когда-то играл наш известный футболист Виталий Кутузов. Как-то я пошел на футбол и увидел болельщика в майке с фамилией белорусского игрока. Его там помнят и по-итальянски называют Кутудзоф.
К слову, Эдуард Васильевич Малофеев когда-то говорил нам: «Помните, ребята, великими футболистами вы, может, и не станете, но футбол вам всегда поможет». Он был прав. Как только в Италии узнавали, что я играл, я сразу слышал: «Респект!» Молодежь уважала.
Через час ради красивого фото мы решили прогуляться в центр Молодечно, который в народе прозвали Бродвеем. По пути задаю брату Сергею еще несколько вопросов.
— Обет — это все равно серьезное испытание. Как быть, если обычные человеческие желания и инстинкты захлестывают?
— Я обычный человек, поэтому внутренняя борьба [с этими желаниями] во мне тоже присутствует. Я живой здоровый мужчина. Вокруг хватает красивых и симпатичных девушек. И мне достаточно, чтобы моя сексуальность выражалась, к примеру, через глубокий разговор. А если говорить про телесные отношения… Есть сублимация, и я стараюсь канализировать эту энергию в какое-то другое занятие.
Просто, когда мы говорим про целибат с людьми, которые относятся ко всему скептически, с ними сложно говорить о вере. Сколько раз было, когда какая-нибудь бабушка заговорит: «Ой, такой молоденький, а зачем ты свою жизнь на это положил?» Часто слышу такие вопросы, и, если честно, на них даже отвечать не хочется. Но меня так благословляет бог, и это мой выбор.
— Как ощущаете перемены за последние девять лет? Полностью привыкли к такому образу жизни?
— Сложнее всего было принять, что себе я уже полностью не принадлежу. Но сейчас однозначно могу сказать: я нашел себя и нахожусь на своем месте. Я кайфую от этой жизни — от молитвы, от простой подготовки к проповеди, — и больше мне ничего не нужно. Я просто заполнил ту пустоту, которая раньше была в душе. Мне спокойно. Мне хорошо.
— Уверены, что это на всю жизнь?
— Я бы хотел, чтобы так было. И я был бы счастлив, если бы умер как монах-священник, в своем каштановом габите.
Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро
Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ga@onliner.by